Дай бог каждому - Каганов Леонид Александрович (полная версия книги txt, fb2) 📗
Я тоже выключил воду, расчесал усики, надел халат, повязал галстук и посмотрел в зеркало. Да, это я, Мигель-пастух, сын Марии, потомок наших Предков. Две ноги, четыре руки, еще по-детски остренькие ротовые жвалы, голубые фасетки, короткие рудиментарные окрылки над плечами, не очень мощная головогрудь, а на ней – нательный серебряный крестик на цепочке: шесток с двумя поперечными перекладинками.
– А что мы оставим потомкам? – пробормотал я и пошел в оружейную. – Что мы оставим?
Октябрь, 2004
Горшки и боги
Дверь ангара я нашел на ощупь и приоткрыл. Здесь было тихо, и лишь гуляли невразумительные сквозняки. И абсолютная темнота. Как включить свет, я не знал. Я немного постоял на пороге, а затем быстро шагнул в сторону и тихо присел у стены, ощущая спиной прохладный металл обшивки. Привыкну к темноте, подумал я, а там будет видно. Главное, чтоб никому не было видно меня. Почему-то я был уверен, что в ангаре брат. Он говорил, что у него есть одно серьезное дело, но с собой взять отказался. Но я видел, как утром он шел в ангар с ножницами. И сейчас пришел посмотреть, что же он тут делает. Но если брат не рассказывал мне о своих делах в ангаре, скорее всего он не хочет меня здесь видеть.
Сколько я себя помню, для меня не было человека авторитетнее, чем брат. Ян был старше меня на девять лет и, казалось, знал все на свете. Когда мне нужен был совет, я всегда обращался к Яну. Естественно, я уважал и мать, и отца, и деда, но… Но брат – это брат. Когда я узнал, что он погиб, мне на миг показалось, что теперь обязательно погибнет и корабль… Но это случилось через много лет, поэтому я буду рассказывать по порядку.
В темноте ангар казался еще больше, чем мне запомнилось когда-то. Естественно, чертеж корабля я знал наизусть и помнил, что ангар кубической формы – сто на сто на сто метров – и совершенно пустой, потому что достраивать или заполнять его будут после Скончания Пути. Когда-то здесь собирались разбить теннисный корт, но потом его сделали на третьей палубе. Я зажмурился и вновь распахнул глаза. Никакой разницы. Светлее не стало. Ангар казался бескрайним. Я снова зажмурился, и тут по моей щеке пробежал далекий ветерок. Даже не пробежал, а словно бы хлопнул. В темноте ангара явно что-то двигалось. Что-то большое, массивное и абсолютно бесшумное. И – я был в этом уверен – абсолютно нечеловеческое. Я вжался в стенку и мог поклясться, что туша подошла совсем близко, замерла передо мной, словно разглядывая, и поползла в дальний угол.
– Ян! – крикнул я.
Голос унесся в темноту, и его трижды повторило эхо над головой – с каждым разом все ближе к потолку. Никто мне не ответил, и я понял, что брата тут нет.
В этот момент мне надо было убежать. Позвать кого-нибудь из старших. Или хотя бы вернуться с фонариком. Наверное, любой землянин так бы и поступил. Но только я не землянин, я родился и вырос на этом корабле. Это был мой дом, мой мир, и здесь я не боялся ничего, кроме гнева старейшины Цы. Я не видел зверя страшнее, чем свинья, – на корабле вообще не было других зверей. Я даже не встречал роботов, которые были бы выше моего плеча. Хотя где-то здесь, в дальнем углу ангара, хранился большой транспортный робот-погрузчик.
Я не помню, наверное, все-таки испугался. А может, решил, что это транспортный робот. В общем, сделал то, что делать было совсем уж глупо, – разозлился, что кто-то чужой бродит по нашему ангару, встал во весь рост, сделал шагов десять в темноту, выставил руку и твердо приказал, как приказывают роботам: «Остановись!»
Глупо, правда? Я почувствовал, что туша замерла на том конце ангара, а затем рванулась ко мне. Больше я ничего не помню.
Закрой один глаз и посмотри вокруг. Почти ничего не изменилось, верно? Теперь представь, что у тебя нет правого глаза с десяти лет, а сейчас тебе семнадцать. За это время вполне можно привыкнуть и не замечать, уж поверь мне. Ты ходишь с неизменной черной повязкой – как пират из старых фильмов. На тебя заглядываются девушки, и многие парни тебе просто завидуют. Порой кажется, что они дорого бы дали, чтобы потерять глаз и ходить с такой же повязкой. Но ты совсем не ощущаешь себя калекой. Ты прекрасно играешь в теннис – в прошлом году получил титул второй ракетки корабля. И даже злые языки не посмели сказать, что тебе подыгрывали, – все знают, что ты действительно хорошо играешь. Но на корабле восемь сотен здоровых человек, не считая парализованную старую Лунь, поэтому почетное звание главного инвалида корабля тебе обеспечено. И поэтому тебя берегут. О тебе заботятся. На церемониях ты стоишь в первом ряду. В столовой обедаешь в первую смену. Но зато у тебя есть небольшие ограничения…
В принципе все понимают, что ты здоров как кабан, ограничения твои – пустяковы, но как же это бесит! Во-первых, тебе нельзя заниматься электроникой. Ты же можешь перепутать провода и вызвать возгорание, верно? Нет? Попробуй докажи, если в Инструкции черным по белому: «не допускать к электронным работам лиц с ослабленным зрением». Во-вторых, тебе нельзя работать у мониторов. Почему? Ты можешь испортить зрение на уцелевшем глазу. Ну а теперь подумай, где ты сможешь работать на корабле, если не у мониторов и не с электроникой, которой набиты и цеха, и лаборатории? Только на гидропонике или в свинарнике. Конечно, все это будет обставлено почетно, чтобы не обидеть инвалида. В свои семнадцать ты уже заместитель управляющего. То есть второй на корабле по свиньям, поэтому входишь в Совет. И хотя в Совете и без тебя сотня человек, но все равно это почетно. А на деле твоя работа – ухаживать за свиньями. Тебя это бесит. Но ты терпишь. И выражаешь свой протест лишь изредка. Как, например, в этой истории с Ливэем.
Честно говоря, я многого не понимаю в Инструкции. Я не понимаю, почему на корабль взяли разводить только свиней, рис и соевые бобы, а все остальное у нас синтезируется. Например, я много читал о таких замечательных зверях, как куры. Очень может быть, что с точки зрения белковой энергетики или проблем с вентиляцией куры сильно проигрывают свиньям. Об этом не мне судить, я знаю, что над созданием корабля работали лучшие ученые Великой Китайской Империи. Или, например, я видел фотографии фруктов. Возможно, ароматические добавки действительно идентичны натуральным, но хотя бы ради разнообразия генофонда можно было взять с собой немного семян? Которые, как я слышал, не портятся от времени? Но дело даже не в этом. Если раз в десять лет среди свиней вдруг рождается черный карликовый поросенок – что это? Мутация от плазменного двигателя? Вот только не рассказывайте мне сказок, все-таки я хоть и молодой, но биолог. Весь обитаемый блок так надежно защищен и от двигателя, и от космоса, что о его работе мы знаем только из показаний приборов. За бортом излучения, мягко говоря, хватает. Борт окутан волнами плазмы, долетающими из реактора, они в момент испепелят любой материальный предмет. Никакой скафандр не спасет человека, попробовавшего высунуться через шлюз. Плазму сдерживает только силовое поле оболочки. А поле – это поле, оно не может быть слабым или сильным. Если корабль жив, значит, оно не пропускает ни единого кварка. Поэтому у нас, внутри жилого блока, приборы показывают полный норматив по излучениям и токсичным элементам в атмосфере. На самой Земле природного излучения было на порядок больше, я специально поднимал данные. Так о какой мутации может идти речь? Посмотрим правде в глаза: на корабль взяли породу свиней вовсе не такой чистой линии, как утверждает Инструкция. Поэтому затесался гибридный ген и время от времени дает о себе знать. А черных поросят традиционно уничтожают. Но когда при мне родился черный карлик, я его спрятал и растил в своей каюте. А через неделю кто-то выследил, как я ношу в каюту соевое молоко, и написал анонимку старейшине Цы.
Был грандиозный скандал, даже семья меня не поддержала, даже Ян говорил, чтобы я прекратил выпендриваться. Но я уперся и стоял как танк: наши предки на Земле держали домашних животных не только для еды. Если в Инструкции ничего не говорится о черных карликах, то там нет и указаний их уничтожать. Поэтому либо поросенок будет жить, либо я выброшусь в космос. И пусть в журнале нашего корабля останется позорная запись о том, как вы издевались над молодым инвалидом-биологом и его четвероногим другом. Это сработало: старейшина Цы не стал выносить решение сразу, Совет призадумался. Вопрос решался неделю, а меня все это время держали в изоляторе госпиталя вместе с поросенком. Тогда я первый раз сидел в изоляторе. До меня за всю историю корабля там сидел только пресловутый господин Су, легендарный хулиган и пропойца. Знаешь, когда ты сидишь взаперти и не знаешь, что происходит снаружи, то все начинает казаться безнадежным. Я уже не рассчитывал, что на старейшину Цы подействуют мои аргументы. И, честно говоря, не был уверен, что действительно выброшусь, если поросенка уничтожат. Но помог мне все-таки Ян – он раскопал информацию о том, что на Земле людям с плохим зрением полагалась собака-поводырь, которая ходила с хозяином неразлучно на поводке. Информация подтвердилась, и поросенка мне разрешили оставить.
