Диктатор - Снегов Сергей Александрович (книги без регистрации .TXT) 📗
— Помните его слова, что Аментола перегружает свою тележку швалью, которую выбрасывает Гамов? Он пошел дальше. Он внес в сенат резолюцию, запрещающую всякие поставки бывшим союзникам. Ни денег, ни товаров этим болтунам и лежебокам! — возгласил он. И потребовал, чтобы все средства страны направлялись Вакселю, не разбрызгиваясь. На заболоченных полях Патины совершается мировая история, и глупцы те, кто этого не понимает. Вот так он закончил свою речь в сенате.
— Много у Бернулли союзников?
— Немного, но становится больше. Если Бернулли продолжит свою агитацию, Аментола может потерять прочное большинство в сенате.
— А способен ли Бернулли стать президентом Кортезии? Если он возглавит страну, это ухудшит наши позиции.
В разговор вступил Вудворт, хорошо знавший Бернулли.
— Ни при каком падении популярности Аментолы Бернулли президентом не будет. Путь к президентскому креслу ему заказан из-за его внешности. Бернулли урод. Короткие ноги, огромная голова… Невероятная грудь при маленьком росте… Кортезия мирится с президентами красавцами, хотя предпочитает людей среднего облика. Пример — тот же Аментола, ведь красивый мужчина. Они скорее предпочтут президента глупого, но не уродливого. И Бернулли это знает. Он не выставлял своей кандидатуры ни на одних президентских выборах.
— Но навредить нам он может сильно и в сенате, — сказал Гамов.
Голосование по всей стране началось на рассвете и закончилось в полночь. На востоке уже шло к новому рассвету, когда на западе оно еще продолжалось.
На Ядре Исиро огласил средние цифры по стране:
Первый вопрос. Согласны ли вы признать Латанию виновницей агрессивной войны? «Да» ответили 7% голосовавших, «нет» — 93%.
Второй вопрос. Одобряете ли вы отставку правительства, возглавляемого Гамовым? «Да» — 13%, «нет» — 87%.
Третий вопрос. Согласны ли вы после заключения мира выплачивать денежные и товарные репарации странам, с которыми мы ныне воюем? «Да» — 1%, «нет» — 99%.
Четвертый вопрос. Согласны ли вы удовлетворить территориальные претензии соседних с нами государств? «Да» — 4%, «нет» — 96%.
Исиро сказал, что голосовали по разным регионам примерно одинаково. Единственное исключение — Флория, западный автономный край, примыкающий к Патине. Флоры, народ с древними традициями и обычаями, патинов не любили, но еще меньше любили латанов. В других краях нет такого отстаивания своей национальной замкнутости, такого пренебрежения ко всем «не нашей крови», как во Флории. И сейчас 32% флоров признали Латанию агрессором, 37% пожелали отставки нашего правительства, 18% согласились на территориальные уступки соседям, но только 6% пожелали выплаты репараций врагам — флоры понимали, что часть репараций придется выплачивать и им.
Готлиб Бар так оценил голосование во Флории:
— Эффект коммунальной квартиры. Сосед не враг, но всегда неприятен, когда с ним непрерывно сталкиваешься в коридоре или делишь плиту на кухне. Голосование флоров неприятно, но не опасно.
— Я предпочел бы, чтобы «эффект коммунальной квартиры» проявился где-нибудь на востоке, а не во Флории, — сказал Пеано. — Через Флорию проходят коммуникации нашей армии.
Гамов подвел итоги. Большинство населения за нас. Мы на крепком фундаменте. Ответим теперь «нет» на все требования врагов. Предстоит тяжелое лето, зато надежды на зиму — если выстоим летом — благоприятней.
— Два обстоятельства особо радуют меня. Нас лично поддержали больше трех четвертей населения. И второе — за правительство везде меньше людей, чем за независимость нашей страны и волю к победе над врагом. Не удивляйтесь, я рад этому. Рад, ибо мы с вами приходим и уходим, а народ остается. Страна поставила честь родины выше нас, правящих ею ныне. Вижу в этом не наш с вами недочет, а великую гарантию успеха.
Вудворт зачитал ответ на «Декларацию о мире». На все предварительные условия категорическое — нет. Одновременно предлагались мирные переговоры — и до их результатов никаких военных действий.
Мы с Пеано из дворца пошли в его штаб.
Всю эту ночь я провел в ставке. Я еще не догадывался, что отныне на долгие недели вся моя жизнь распадется на три части — штаб Пеано, кабинет в военном министерстве, совещания у Гамова — другой жизни уже не будет. Елена, когда появлялась в столице, звонила мне ежедневно, но я не всегда мог ей отвечать, тем более встретиться. Она, впрочем, была занята вряд ли меньше моего.
Утром Ваксель открыл военные действия на всем фронте.
Удар был такой силы, что сразу опрокинул первую линию обороны. Машины кортезов ринулись вглубь. Пеано предвидел мощь первого удара и отдал своевременные приказы об отступлении. Если Ваксель надеялся захватить большое количество пленных, то ему пришлось разочароваться. Люди укрылись за главной линией обороны. Война пошла отнюдь не по росписи Вакселя.
Пеано оценил первую фазу забушевавшего сражения как наш успех, несмотря на потерю территории.
— При Комлине мы теряли больше людей и техники, чем противник. Сейчас кортезы с родерами теряют больше, чем мы. И еще одно преимущество. Ваксель сейчас шагает по земле, нашпигованной датчиками Прищепы. Что делается у нас, он вряд ли знает точно. А мы его видим, как на ладони. Сейчас это облегчает нам оборону, завтра обеспечит наступление.
Все это было верно, конечно. Видимость военного успеха кортезов превосходила реальную удачу. Но мир видел только видимое. Наши прошлогодние успехи, когда мы прорывались из окружения, легкая смена правительства, трусливое отступление нордагов после их наглого броска к Забону, воцарение порядка в охваченной бандитизмом стране — все это породило впечатление, что Латания стала неизмеримо сильней. А Ваксель прорвал нашу оборону как деревянный забор и показал, что возможности Кортезии выше наших, поэтому тому, кто хочет извлечь выгоду из борьбы двух гигантов, нужно не терять времени.
Спустя неделю нам объявили войну бывшие союзники: Великий Лепинь и Собрана, а к ним присоединились нейтралы: Кондук, Клур и Корина. И так как все объявили войну в один день, то это значило, что был предварительный сговор. Мы оказались в одиночестве. И не в «блестящем одиночестве», как гордо объявил один древний правитель Корины, когда она стояла против коалиции, но чувствовала себя могущественней своих врагов, вместе взятых.
