Исчезнувшая Луна (сборник) - Брэкетт Ли Дуглас (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Джо и Барби встали на колени по бокам трона и подняли мечи в воздух.
— Куар! — крикнули они Джону Картеру.
Затем Джо встал и произнес какую-то тарабарщину, но почтительно, словно обращался к самому королю.
— Марсиане, — сказала Люсиль и подмигнула мужу. — Иной раз можно поклясться, что они действительно говорят на другом языке. Пойди полежи пока на диване, милый. У тебя усталый вид.
— Я устал. — Мэтт кивнул.
— И я…
— Что?
— Ничего. Так.
Нет, вовсе не ничего. Он лег на диван.
Люсиль отправилась на кухню. Он слышал, как она там возится. Слабо, как бы издалека, до него долетали голоса детей.
Иной раз можно было поклясться, что они действительно говорят на другом языке… Иной раз можно поклясться…
Нет, нельзя. Знаешь, что есть и чего нет. Даже дети знают.
Он задремал, и детские голоса вползли в его сон. Они звучали сквозь пронзительный ледяной ветер, бормотали в пыли, поднимавшейся под порывами ветра, и было совершенно ясно, что говорят они на языке, знакомом им и понятном. Он звал детей, но они не отвечали ему, их скрывали от него гребни красного песка, текущие и изменчивые, вечно плывущие и не оставляющие ни следов, ни отметин. Он бежал между дюнами, выкрикивая имена детей, и вдруг увидел нагромождение древних камней — остатки умершей горы — и впадину внизу со следами зелени вокруг хилого озерца. Он знал, что дети в этой впадине. Он бросился туда, а ночь сгущалась, на потемневшем небе уже мерцали звезды.
Перед ним выросла неясная фигура и загородила ему дорогу. В правой руке ее был стебель травы — нет, меч. Лицо незнакомца скрывала густая тень, но глаза смотрели на Мэтта, зеленовато-золотые и яркие, каких на Земле не бывает…
— Ради Бога, Мэтт, проснись!
Люсиль трясла его. Он сел, все еще во власти сна, и увидел Джо и Барби в другом конце комнаты. Они были одеты, как обычно, и смеялись.
— Как ты мог увидеть страшный сон средь бела дня? — спросила Барби.
— Да, удивительно, — заметила Люсиль, — но кошмар, похоже, был первоклассным. Пошли, Мэтт, обедать, а то соседи подумают, что я тебя бью.
— Чужие кошмары всегда смешны для других, — проворчал Мэтт. — Где Джон Картер?
— Мы унесли его обратно в погреб, — беззаботно сказал Джо. — Мам, ты дашь нам завтра побольше салата-латук? Он увлекся им.
Пристыженный и с легким головокружением, Мэтт сел обедать. Ел он без удовольствия и плохо спал в эту ночь, несколько раз просыпаясь от страшных снов. На следующий день стало еще жарче. Его головная боль не прекращалась. Мэтт пошел к своему врачу. Тот не нашел никаких признаков инфекции, но на всякий случай сделал ему какой-то укол. Мэтт пришел в контору. Но это был только жест, работать он не мог. К полудню он вернулся домой с двухдневным освобождением по болезни.
Температура воздуха подползла к тридцати двум градусам Цельсия.
— Представляю себе страдания Фреда в Нью-Йорке, — сказала Люсиль. — А бедный Джон Картер! Я не позволила детям вообще вытаскивать его из погреба.
— Ты знаешь, что он сделал, пап? — сказала Барби. — Джо обнаружил это сегодня утром, когда ты ушел.
— Что? — с раздражением спросил Мэтт.
— Дыру, — сказал Джо. — Он, видимо, прорыл туннель прямо под фундаментом. Дыра на лужайке точно напротив погреба. Я думаю, он хотел иметь в своем замке заднюю дверь, но я завалил дыру, хорошо засыпал и сверху положил большой камень.
— Он выкопает другую, — заметил Мэтт с некоторым облегчением.
Барби покачала головой.
— Нет. Я ему сказала, что может случиться. Его может убить большая собака или он заблудится и не найдет дороги домой.
— Бедный зверек, — усмехнулась Люсиль. — Он никогда уже не найдет дороги домой.
— Ах, да черт с ним, — злобно сказал Мэтт. — Если тебе так хочется пожалеть кого-то, обрати внимание на меня. Я чувствую себя до крайности паршиво.
Он поднялся к себе и хотел лечь, но в спальне было душно, как в парной бане. Он метался, стонал и наконец сошел вниз, и Люсиль дала ему ледяного лимонада. Он сел в тени на задней веранде и выпил его. Желудок скрутило от холодной, кисло-сладкой жидкости, и Мэтт встал, чтобы пройтись по лужайке. Жара давила на него, в голове стучало, колени подгибались. Он прошел мимо того места, где Джо завалил туннель, и услышал доносившиеся из окна погреба детские голоса. Он повернулся и пошел к погребу.
— Что вы там делаете? — крикнул он в открытую дверь погреба.
Из темноты внизу голос Барби ответил:
— Мы принесли Джону Картеру немного льда — полизать. Но он не хочет выходить.
И она заговорила с твиннером совсем другим тоном — ласковым, уговаривающим.
— Вылезайте оттуда, пока не простудились, — сказал Мэтт.
— Сейчас, — отозвался Джо.
Мэтт спустился по ступенькам. Дети не включили свет, а маленькое пыльное окошко едва освещало темную пещеру погреба. Мэтт стукнулся о балку и выругался, а Барби нетерпеливо выкрикнула:
— Мы же сказали, что сейчас выйдем.
— В чем дело? — спросил Мэтт. — Он пытался разглядеть хоть что-нибудь. — Мне уже и спускаться сюда нельзя?
— Тсс, — прошептал Джо. — Он как раз выходит. Не спугни его!
Дети сидели на корточках у земляного вала, который с таким трудом выстроил Джон Картер. В середине вала темнело отверстие, и из него очень медленно вылезал Джон Картер. Глаза его сверкали в темноте.
Барби положила перед ним два кубика льда.
Он прижал к ним мордочку и тяжело дышал.
Его бока ходили в частом, мелком и неровном ритме.
— Ты поправишься, — сказал ему Джо.
Он погладил его голову, потом повернулся к Мэтту.
— Ты не понимаешь, как это важно. Нигде в округе нет ребят, у кого жил бы дома самый настоящий марсианин!
— Уходите! — резко сказал Мэтт. — Поднимайтесь наверх!
Дети неохотно встали и прошли мимо него. Джон Картер не шевелился. Он смотрел на Мэтта. Мэтт, вздрагивая от холодного воздуха, поднялся наверх и захлопнул дверь.
Он шел за детьми, но мысленно все еще видел, как Джон Картер лежит за своей стенкой в темноте, страдая от чужого мира, слишком большого, слишком жаркого и слишком тяжелого.
Он лежит за стенкой в темноте и думает.
Нет, животные не думают. Они только чувствуют. Они могут быть растерянными, испуганными, страдающими или еще какими-нибудь, но все это — ощущения, а не мысли. Думают только люди. На Земле.
Мэтт снова вышел во двор. В дальнем конце двора, где вдоль аллеи тянулась изгородь, Мэтт остановился и, крепко держась обеими руками за торчавшие колья, смотрел на соседский забор, на гаражи и мусорные баки, но ничего не видел. Смутная догадка понемногу росла в его голове, с каждой минутой принимая все более ясные очертания, и Мэтт чувствовал, что вскоре он уже не сможет отмахнуться от этой мысли.
— Нет, — сказал он себе. — Неужели Фред не знает об этом? А ученые? Не может быть, чтобы не знали.
Хотя… Откуда им знать? Как измерить возможности другого мира?
Фред сказал, что это единственное млекопитающее и почти единственное позвоночное. Почему именно этот вид выжил, уцелел, когда все остальные погибли? Разве он имел какие-либо преимущества перед остальными?
Предположим, это разумная раса, и разум ее такого рода, что люди, земляне, не могут его постичь.
Раса и умирающий мир. Предположим, раса должна измениться, выродиться, адаптироваться, утратить свои города, изобретения, письменность и так далее, но не разум, только не разум, потому что разум — единственный барьер против уничтожения.
Допустим, раса, физически измененная, лишенная привычного окружения, замыкается в собственных мыслях, в собственном сознании.
Разве это не может высвободить такие душевные силы, о которых землянин и не подозревает? Мы не видим их, потому что судим обо всем с точки зрения своего ограниченного земного опыта. Не станет ли такая раса скрывать свой разум, свое последнее оружие от чужаков, захвативших их мир?
Мэтт вздрогнул и взглянул на небо. Оно стало другим. Оно не было больше твердым панцирем, покрывающим мир. Оно было распахнуто настежь, изборождено и прорвано прожорливыми космическими кораблями, несущими прожорливых людей, которым не хватало того, что они имели. Через эти прорехи проскальзывало чужое, и мир никогда уже не будет прежним. Никогда не будет знакомой, безопасной Земли, содержащей только то, что принадлежит ей, только то, что люди могут понять.
