Пристань желтых кораблей. [сб.] - Лукьяненко Сергей Васильевич (читать книги без .TXT) 📗
Все вроде как шло замечательно. Только краем глаза Лида заметила, как к председателю, сжимая что-то в руке, подошла жена и стала что-то шептать на ухо. Возмущается, наверное…
Наконец, сцена кончилась, и Булкина вернулась за кулисы. Зрители оживленно аплодировали. Лишь сидящее в первом ряду сельское начальство казалось окаменевшим. Лидочка с удивлением заметила, что почти у всех, за исключением ветеринара, в руках маленькие транзисторные приемники. Похоже, они слушали новости, продолжая тем не менее наблюдать за ходом пьесы.
За кулисами Булкина с удовольствием зашвырнула куклу в угол и сказала помрежу:
— Игорек, дай бедному ребенку сигарету… Да что вы все, с ума посходили? — Последнее замечание было вызвано маленьким приемничком, к которому приник помреж. Рядом с ним, напряженно вслушиваясь в тихий голос диктора, стояли Леопольд Львович и старик Семенов.
Помреж молча протянул Булкиной пачку сигарет и сказал:
— В столице беспорядки, Булкина. Говорят, что власть перешла на сторону восставшего народа. Омоновцы отказались стрелять в народ…
— А это значит, что скоро все солдаты откажутся воевать против народа, — цитатой из роли продолжил Семенов.
— Ну и что? — закуривая спросила Булкина. -Нам-то что с того? Мы — народ. Кто бы ни победил, все равно власть будет наша, народная.
Но ее юмора не поддержали.
— Мы — интеллигенция, — хмуро сказал Игорь Константинович. — А народ — в зале. И сейчас он поспешит отрапортовать новой власти, о том, что всецело на ее стороне. И что провокаторы, играющие антинародную пьесу, ими пойманы, и сидят в крепком амбаре.
— Нет здесь крепких амбаров, — взбрыкнул Семенов.
— Для нас найдут.
— Ребята, — перепугано спросила Лида. — А эта… наша власть… она точно уже победила?
— Пока неясно, — хмуро ответил помреж. — И это хуже всего. Непонятно, чем пьесу заканчивать. Значит…
— Значит, будем тянуть, — догадался старый и мудрый Семенов.
Тощак Третий
Совок
По радио передавали классическую музыку. Прижимая приемник к уху, Булкина следила за сценой. Там Просперо излагал Трем Толстякам перспективы их дальнейшей жизни:
— Крестьяне, у которых отнимают хлеб, сжигают дворцы помещиков! Рудокопы не хотят добывать уголь! Рабочие ломают машины! Матросы выбрасывают ваши грузы в море! Актеры переходят на сторону народа! Все сироты, калеки, нищие, юродивые, идут войной против вас!
Музыка в приемнике прервалась, и диктор радостно объявил, что мятежники отогнаны от здания центральной киностудии, которую они пытались захватить. Булкина начала в панике размахивать руками, заметивший ее жесты Первый Толстяк подмигнул Просперо, и тот, не прерываясь, продолжил:
— Все лентяи и лоботрясы, все, кто не хочет усердно зарабатывать и копить деньги — идут войной против вас! Те, кому больше нравится ломать, чем строить — готовятся штурмовать дворец!
Стоящий рядом с Булкиной помреж облегченно вздохнул.
— Умеем, все-таки… А, Лида? Умеем импровизировать?
— Да, — хмуро ответила Булкина. — Это мы умеем… Игорь, тут сказали, что через десять минут будет важное сообщение.
— Хорошо, — оптимистично произнес помреж. — Видимо, ситуация определяется. Узнаем, как заканчивать спектакль.
Булкина кивнула, поглядывая сквозь дырочку в занавесе на зал. Не нравилось ей перешептывание сельского руководства.
Леопольд Львович мягко отобрал у Булкиной приемник и шепнул:
— Давай на сцену. Твой выход.
Подхватив ненавистную куклу Лида вышла на сцену. Зрители, приунывшие было, оживились. Появление резинового чуда западной технологии вызывало среди них вполне нездоровые эмоции. Бабы зло косились на мужиков, но возмущаться не смели.
Лида вздохнула и закружилась по сцене. Она изображала наследника Тутти танцующего с куклой. Несколько раз, повинуясь гримасам помрежа, она чмокала куклу в блестящие алые губы. Потом начала беседу Тутти и Суок, сама задавая вопросы к сама же отвечая на них. Никогда еще идея помрежа не казалась ей такой дурацкой, как в этот момент. Донесшийся из зала голос сельского врача: “Мальчик галлюцинирует”, не прибавил ей оптимизма.
Однако болтовня о пирожных и цирке не могла длиться бесконечно. Нужно было переходить на политические темы и определять все-таки свое отношение к войне толстяков и бедняков. Лида приблизилась к краю сцены и прошипела Леопольду Львовичу:
— Что?
Леопольд Львович поднял на нее бледное лицо и простонал:
— Катастрофа! Ничего не ясно! И до утра не будет ясно! Лидочка, я не знаю, что делать…
Булкина постояла секунду, потом вышла в центр сцены. Посмотрела в зал. Почуявшие неладное сельчане прекратили перешептываться и уставились на нее.
— И я не знаю… — словно отвечая главрежу сказала Лида. Вздохнула и продолжила:
— Знаете, то, что бедняки голодают, это, конечно, плохо. Но то, что толстяков стали бросать с набережной, мне тоже не нравится. И если гвардейцы отказались стрелять в народ и стали стрелять друг в друга, это совсем не повод для оптимизма. А когда начинают говорить про друзей народа, то вскоре вспоминают и про его врагов.
Лида отстегнула булавку, скрепляющую слишком широкий костюм наследника Тутти, и с удовольствием ткнула куклу в тугой живот. Игорь Константинович за кулисами пискнул в один тон с выходящим из куклы воздухом.
— А еще мне не нравятся сказки, где дети воюют за взрослых, и жизнь, где взрослые играют с надувными куклами. И то, что мы все время играем, импровизируя на ходу, не нравится.
Бросив обмякшую куклу, Булкина пошла за кулисы. А сидящий в зале председатель сельсовета вдруг встрепенулся и закричал:
— Граждане! Все мы знаем, какое тяжелое положение сложилось в столице нашей родины! Борются… борются наши и не наши. А мы видим здесь самых настоящих провокаторов! Считаю, что мы должны задержать их. А когда ситуация в столице стабилизируется, предъявить обвинение! Как честный гражданин, произвожу гражданский арест!
Сообразивший, что терять уже нечего, Леопольд Львович высунулся из-за кулис и заорал:
— Американских фильмов насмотрелся, придурок!
