Миры Роджера Желязны. Том 13 - Желязны Роджер Джозеф (читать книги полные .txt) 📗
Квиб посмотрела на меня как-то странно.
— Нет, — ответила я. — Это дело личное и интимное. И я не хочу, чтобы наша церемония попалась к вам, в ваш ящик с картинками.
Я отодвинула чашу и встала.
— Нам уже пора идти.
— Сядьте. Не уходите. Простите меня… Но было бы просто глупо с моей стороны не спросить у вас… Я же не обиделся, когда вы разглядывали могилу моей жены, верно? Ну и вы не обижайтесь.
— А это верно, Дорогая, — сказала Квиб на нашем языке. — И мы его, возможно, оскорбили, пройдя к могиле, где лежит его супруга, и разрешения не спросив. Ну что ж, не будем обижаться на его желание, ведь просьбу мы его решительно отвергли. Не станем же себя позорить чванством.
— Ты говоришь прекрасно, Дорогая! — отвечала я пылко и вновь придвинула к себе чашу с согревающим напитком. — Да и напиток этот превосходен!
— О да!
— Люблю тебя.
— И я тебя люблю.
— А как прекрасен Руби-Стоун! Как он нежен!
— О да! И грациозен!..
— Как я была горда, когда в Жилище мы его несли!
— Я тоже! А помнишь танец в небесах? О, как он был великолепен… И выбранный тобою камень был лучше всех. Он в свете солнечном так пламенел!
— А вечером рубина блеск нежнее стал и мягче…
— Да, ты во всем права. И все будет прекрасно.
— Да, я уверена.
Мы допили свой напиток и уже собирались уходить, когда Землянин вновь наполнил наши чаши.
— За счет заведения. Свадебный подарок.
Я поглядела на Квиб. Квиб — на Торговца Хокинса, потом на меня. И мы снова сели и прильнули к сладостным чашам.
— Спасибо, — сказала я.
— Да-да, спасибо, — сказала Квиб.
Наконец мы снова встали, твердо намереваясь уйти. Я, правда, двигалась несколько неуверенно.
— Давайте, я еще налью.
— Нет, это будет слишком. Нам уже пора.
— Может, хотите переночевать у меня? Это можно.
— Нет. Нам нельзя спать, пока все не завершится. И мы направились к двери. Мне казалось, что пол плывет и качается подо мною, но я все-таки добралась до порога и выползла на веранду. Прохладный ночной воздух отлично освежал после духоты помещения. Я поскользнулась на ступеньках. Квиб бросилась было, чтоб поддержать меня, но тут же отступила назад.
— Прости, Возлюбленная, мой порыв.
— Конечно, Дорогая, все в порядке.
— Спокойной ночи вам обоим. И желаю удачи, — крикнул Торговец Хокинс.
— Спасибо.
— Спокойной ночи.
И мы пошли дальше, через холмы, а затем снова куда-то вниз. Через некоторое время я почувствовала запах сырости, и мы вышли через Лес к ручью. Луны уже сходили с небосклона, на котором мерцали мириады звезд. Меньшая луна, когда я поглядела на нее, вдруг раздвоилась, и я поняла, что это, вероятно, следствие выпитого в таком количестве согревающего напитка. Когда я опустила глаза, то заметила, что Квиб стоит совсем рядом и пристально меня разглядывает.
— Давай-ка здесь немного отдохнем, — сказала я. — Мне это место нравится. — Я указала на полянку под небольшим деревцем.
— А я тогда вон там присяду, — сказала Квиб, отходя на противоположный конец полянки, к огромному валуну.
— Меня тоска по Руби-Стоуну снедает, — сказала я.
— Я тоже по нему грущу, Любовь моя.
— Как я мечтаю выносить то семя, которым он меня одарит!
— И я хочу того же, моя Радость!
— Но что это за шум?
— Какой? Я ничего не слышу.
Я прислушалась, но странные звуки больше не повторились.
— Я слышала, что те, кто покрупнее — как я, пожалуй, — способны больше выпить того напитка, и он им не во вред, — задумчиво проговорила Квиб, кивая головой и глядя во тьму.
— Мне тоже довелось об этом слышать. Тебе подходит это место, Дорогая?
Квиб встала.
— Как было б глупо, Дорогая, сказать, что нет. Пусть наши души вечно пребывают в мире.
Я продолжала сидеть, как сидела.
— А разве может быть иначе, о моя Квиб?
Я нащупала свои палки с когтями, напоминающие пряжку на поясе.
— Поистине ты сама доброта и нежность… — начала Квиб…
…И бросилась на меня, широко раскрыв жвала, стремясь нанести смертельный укус.
Я ударила ее в грудь палкой с когтями и откатилась в сторону. Тут же вскочив, я распорола второй палкой ее огромный фасетчатый глаз, в котором отражались, сверкая, луны и звезды. Квиб засвистела от боли и отпрянула назад. Я снова подняла обе палки и со всей силой нанесла новый удар, глубоко вонзив когти над спинной пластиной ее хитинового панциря, чуть ниже ее милой, такой дорогой мне головки. Она засвистела еще громче и упала на спину, увлекая мое оружие за собой. Я почуяла запах соков ее тела и запах ее страха…
И всей своей тяжестью обрушилась на нее, широко разинув жвала и вцепившись ей в голову. Квиб еще несколько мгновений сопротивлялась, потом застыла без движения.
— Нежна будь с Руби-Стоуном, — прошептала она мне. — Ведь он так мил, так хрупок, наш супруг…
— Спокойна будь, Любимая моя, — отвечала я, нанося ей последний укус…
Я лежала поверх ее тела, затвердевшего и безжизненного, укрывая его своими теплыми подкрылками.
— Прощай, Лесная жница! Прощай, Любовь моя… — шептала я.
Потом поднялась и разгрызла своими жвалами ее хитиновый панцирь. Она была такая нежная внутри! Мне нужно было всю ее поглотить и отнести назад, в наше Жилище, к нашему Руби-Стоуну. И я начала Пиршество Любви.
Давно уже наступил полдень, когда я до блеска вычистила панцирь Квиб и вновь собрала его воедино, скрепив тончайшими травяными волокнами. Когда я повесила Квиб на дерево, ее панцирь начал тоненько позвякивать при налетающем ветерке.
Откуда-то доносился еще какой-то странный звук, тяжелое, низкое, совершенно неестественное гудение. Нет! Не может быть! Не может быть, чтобы этот Землянин осмелился преследовать нас со своим ящиком для картинок!..
Я огляделась. Не его ли гигантская тень скрылась за холмом? Я еле двигалась. Нет, преследовать его я была не в состоянии. Да и не была ни в чем уверена, понимала, что никогда не смогу обрести такую уверенность… Сейчас, немедленно, мне нужен был лишь отдых, сон…
С огромным трудом, тяжело переваливаясь, я дотащилась до валуна и устроилась возле него. Из пустого панциря моей возлюбленной ветерок доносил до меня голос ее души…
… Усни, шептала она, усни. Я с тобой, навсегда с тобой. Ты заслужила это счастье и эту честь, Любовь моя. Да пребудут вечно в мире наши души…
Да, мне нужно, мне совершенно необходимо было уснуть, поспать, прежде чем пускаться в обратный путь. Руби, Руби-Стоун ждал меня, и камень огненного цвета сиял на его челе, восхитительный, ярко пылающий в солнечном свете, мягкий и нежный в сумерках… Твое ожидание, Руби-Стоун, почти подошло к концу. Еще совсем немного, и мы вернемся к тебе. Наш поединок любви завершен… Я уже вижу наше Жилище, наш Дом, ясно вижу его, ведь там мы оставили тебя… И скоро твой огненный камень засверкает рядом с нами. И мы отложим для тебя яички. Мы будем кормить тебя. Скоро, уже скоро… Кажется, опять там мелькнула эта тень, но мне не разглядеть… Впрочем, это тебя не касается. Я спрячу свой позор в себе — если это действительно такой уж позор — и никогда не расскажу о нем никому… Наша возлюбленная Квиб все еще поет там, на дереве, и во мне. Поет о мире; о мире, о нашем брачном слове, данном друг другу, об извечном возвращении Яйца. Что же еще может иметь значение, мой Дорогой? Разве что-то другое может сдержать полет или украсить чело одиночества, кроме сияющего рубина, символа нашей любви, Руби-Стоун?
Спи, усни, поет Квиб. Подожди еще немного, поет Квиб. Скоро, скоро, поет Квиб. И мы сыграем свои роли на всеобщем празднестве жизни, Любовь моя.
Получеловек
Он шел босой по пляжу. Над городом мерцало несколько ярких звезд. Вот-вот — и их смоет поток света, хлынувший с востока. Подняв камень, он швырнул его в сторону заходящего солнца. Камень, прежде чем исчезнуть совсем, подпрыгнет над волной, но он этого уже не увидит. Назад, в город, туда, где его ждет девушка.
