Джокертаунская комбинация - Милан Виктор (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗

Я начал говорить. Я помнил слова наизусть. Я два дня подряд практиковался, внося тут и там небольшие изменения.

– Красиво, не правда ли? – сказал я и услышал, как мой высокий голос усилился в звуковой системе, которую мы купили, когда у нас еще были деньги. На мониторе святой Антоний был мучим странными ордами, избиваем демонами, летящими в небе, искушаем соблазнительницей и ее сюрреалистическими последователями. – Это «Искушение святого Антония», если вам не знакома эта картина. Босх рассказывает нам историю Антония Египетского, то, как он не смог существовать среди себе подобных. Он не смог ужиться с людьми, хотя был таким же, как они. И Антоний решил бежать. Он бежал от мирской жизни и пришел в пустыню. Он создал место, где он мог существовать таким, какой он был.

Камера отъехала от картины и сфокусировалась на моем лице, моем пухлощеком, прыщавом лице толстого мальчика, почти потерянном в складках бледной плоти. Камера отходила все дальше и дальше, демонстрируя раздутый пейзаж моего тела, переполнившего холл.

– Разве это не забавно, что весь ваш мир всегда рассматривает зло как нечто деформированное, искривленное или уродливое? Словно джокер, вы знаете. Забавно. Но для нас быть такими нормально.

Панорама, камера переходит к серьезным лицам джокеров, стоящих передо мной и на галерее…

– Ваш мир плохо относится к джокерам. Вы не удивлены этим, не так ли? Тогда вас не должно удивлять, что иногда джокер будет отвечать ударом на удар. Так или иначе. Одна проблема. Когда подобное случается, степень насилия вырастает еще на один градус. И джокеров снова топчут, только на сей раз сильнее. Мы устали от этой игры. Эй, это игра, которую мы не можем выиграть – вся власть у вас, и джокерам негде от вас скрыться. Вам даже не надо клеймить нас, чтоб было легче различить нас в толпе, чтобы следить за нами. Мы носим наше клеймо постоянно. И все, что вам остается, – смотреть.

И снова ко мне: половина подростка, прилепленная к монстру-слизняку из плохого японского фильма…

– Я Блоут. Это Рокс, который большинству из вас известен как остров Эллис. Я губернатор Рокса. Я тот, кто держит всех вас снаружи и пропускает джокеров внутрь. То, что я хочу сказать на самом деле, довольно просто.

Я облизнул внезапно пересохшие губы. Выделения, всколыхнувшись, покатились по моим бокам. Я попытался игнорировать запах.

Теперь, когда я подошел к сути, я боялся. Читая о революциях в книгах, я не приобретал настоящего опыта – я всегда знал, чем все закончится. Сделать то же в ролевой игре было просто: если бы мой персонаж умер, я просто сделал бы другого и начал заново. Но здесь, сейчас я не знал, что будет дальше. И я уже понял, что в этом мире у всех только одна смерть.

– Я губернатор Рокса, – я повторился. Кафка вздрогнул и указал следующую реплику на карточках рядом с камерой. Я споткнулся еще несколько раз, заикаясь, – Рокс… Рокс стал приютом для джокеров. Местом, далеким от натуралов и враждебных властей. Здесь мы нормальны. Здесь мы можем быть тем, что мы есть. И то, что я говорю, просто узаконивает уже существующий факт.

Наезд камеры…

– Настоящим я объявляю Рокс отдельным политическим образованием. Мы объявляем себя независимыми от штата Нью-Йорк и Соединенных Штатов Америки. У вас нет власти над нами. Мы – родина джокеров.

Джокеры вокруг меня разразились длительными аплодисментами. Камера крутилась, чтобы показать ликование. Я подал знак Кафке. Огни погасли, а запись остановилась. Мои люди громко кричали и аплодировали без устали. Я слышал это здесь, и я слышал это по всему Роксу. Я посмотрел на Кафку, мрачного, как всегда. Он думал об Астрономе, другой крепости, которая была разрушена.

– Чем, ты думаешь, это все закончится? – спросил я его.

– Узнаем, – ответил он. – Не так ли?

Уолтер Йон Уильямс

Выходят слуги ночи на добычу

II

Жизнь в USSA [10] была не такой уж плохой. Выбор одежды был невелик, а у людей, казалось, было больше родинок, морщин и карбункулов на лице – Шэд не представлял даже, насколько косметическая хирургия изменила внешность обычных людей в его родном Нью-Йорке, – но с другой стороны, не было никаких джокеров с их мучениями и никаких бездомных на улицах, а врачи в Мемориальной клинике Жана Жореса подлатали его, не потребовав никакой страховки. Не было никакой дикой карты, или СПИДа, или Джокертауна, или таксианцев, или Роя, и не было Второй мировой войны, потому что социалисты пришли к власти в Берлине в 1919 году и удержали ее, и никто никогда не слышал о Гитлере, не было ни холодной войны, ни атомной бомбы, и Город большого яблока [11] все еще танцевал бипбоп своим собственным, оригинальным способом.

Хотя, возможно, «танцевать бипбоп» было неподходящим выражением. Чего Шэду больше всего не хватало из своего родного мира, так это музыки. Джаз прекратил свое развитие примерно в сороковых. Музыкальные группы здесь в девяностых ездили в турне все с теми же Mood Indigo и Satin Doll, что и Дюк Эллингтон в тысяча девятьсот сороковом, это стоит отметить в примечании. Большинство музыкантов были черными, джаз и блюз оставались национальной культурой, формой «народного искусства», созданного «защищенным негритянским сообществом». Ранний рок-н-ролл считали ответвлением блюза и также ограничивали темнокожим населением. Белые исполнители не поощрялись, считалось, что они вторгаются в обособленную культуру, а без белой аудитории форма умерла.

Ни Чарли Паркера – к этому Шэду было особенно трудно привыкнуть, – ни Джона Колтрейна, ни Майлза Дэвиса. Диззи Гиллеспи солировал в чем-то, что называлось Народный оркестр форта Уэйн, и выдувал неплохие фишки, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что он действительно мог.

В госпитале ему поставили диагноз «амнезия». Он просто не мог вспомнить, кто он был, почему его подстрелили или почему он был одет, словно на День всех святых. Полиция ему не поверила – устроила обыск с раздеванием под дулом пистолета прямо в отделении неотложной помощи, несмотря на протесты врача и медсестер, но его отпечатков пальцев не нашлось в Центральной криминальной компьютерной базе в Мэриленде (с тем несчастным оборудованием, что у них было, компьютерный поиск занял три дня), и у них не было повода для задержания. Они пришли к заключению, что он был незаконным иммигрантом, но к тому моменту как власти прибыли, чтобы выдворить его из страны, он уже выскочил в ночь, что было непросто с гипсовой повязкой на всю руку, и через двадцать четыре часа уже нашел работу по обслуживанию ужасного звукового оборудования в подпольном клубе самбы на Ист-Сайде. Оборудование все еще было ламповым и действительно нуждалось в хорошем обслуживании.

Подпольный клуб самбы… Незаконным был не сам клуб, незаконной была музыка. Самба была вне закона. Латиноамериканскую музыку считали губительной, потому что Южная Америка не входила в социалистический блок, а сотрудничала с императорской Японией. И несмотря на закон, существовали незаконные клубы самбы, расположенные по углам улиц в Гарлеме и на всем Ист-Сайде. В конце концов, это было Большое яблоко, здесь вы могли найти все. Если у людей не было рок-н-ролла, у них должно было быть хоть что-то. И некоторые крупнейшие покровители клубов были дочерями и сыновьями высших членов Партии фермеров и рабочих, так что это были достаточно безопасные заведения.

Шэд проводил свои свободные часы в поисках Мелка. Она исчезла в ту же секунду, как он попал в отделение неотложной помощи. Когда он спросил о ней персонал госпиталя, никто не смог ее вспомнить.

Он все еще не знал, почему она преследовала его. Он все еще не знал, то ли она помогла ему, то ли планировала это все с самого начала.

Отношение к нему здесь было другим, и ему понадобилось провести некоторое время на улицах, чтобы понять это. В его родном Нью-Йорке люди смотрели на него как на преступника или как на потенциального преступника. Были ювелирные магазины, не открывавшие перед ним двери, даже если он размахивал пачками денег. Но уровень преступности и количество убийств среди черных были здесь не слишком высокими, и люди смотрели на него по-другому. Защищенное негритянское меньшинство было исторически угнетаемой расой, боровшейся за равенство, которого они, несмотря на огромные общие усилия, кажется, так и не достигли.