Рассказы. Миры Роберта Хайнлайна. Том 25 - Хайнлайн Роберт Энсон (книги полностью .txt) 📗
Мы поручили каждой образине примерно по четыре участка, главным образом в богатых районах.
А вечером была устроена факельная процессия в духе старого доброго времени — работа миссис Холмс и заключительный аккорд законной предвыборной кампании. Во главе шествовали символы республиканской и демократической партий — слон и осел. (Только Богу известно, где миссис Холмс раздобыла слона.) Первого украшал плакат «Я ЗА ФРАНСЕС!», «И Я ТОЖЕ!» — вещал плакат на втором. За ними следовал детский оркестр, факельщики — наши умученные добровольцы — и отряд ветеранов женских вспомогательных служб армии и флота. За ними двигался открытый автомобиль с Франсес. Вид у нее был испуганный и очаровательный.
Мы с Томом полюбовались процессией и вновь взялись за работу. В эту ночь нам было не до сна.
Мы опять клеили плакатики — теперь на ветровых стеклах клеем по тексту. (Честное слово, в городе добрая половина машин не имеет гаражей опять-таки жилищная проблема!) До рассвета мы охватили все кварталы нашего округа. Том вел машину, а я сидел у открытого окна с ведерком воды, губкой и наклейками. Он притормаживал у очередной легковушки, а я нашлепывал наклейку так, чтобы она закрывала обзор водителю… и ее пришлось бы счищать со стекла. Надпись призывала: «ГОЛОСУЙТЕ ЗА МАК-НАЯ! СОХРАНИТЕ АМЕРИКУ ЧИСТОЙ!»
Мы полагали, что это напомнит владельцам о выборах и подтолкнет проголосовать.
Сам я проголосовал, едва открылись избирательные участки, и завалился спать.
Проснулся я как раз вовремя, чтобы провести вечер в нашей штаб-квартире пустующем здании, которое мы арендовали на последний месяц кампании. Наблюдение на участках и за верностью подсчета голосов меня не интересовали — эта была сфера миссис Холмс, но пропустить поступление сведений о результатах с участков я никак не хотел.
Все вечера ожидания результатов похожи друг на друга — те же дружелюбные алкоголики, те же тесно сгрудившиеся у радиоприемника люди, то же нарастающее напряжение. Я взял банку пива с картофельной соломкой и присоединился к обществу у приемника.
— Есть что-нибудь? — спросил я у миссис Холмс. — А где Франсес?
— Пока нет. Я заставила ее прилечь.
— Лучше приволоките ее сюда. Кандидат должен быть на виду. Когда люди трудятся за ради дружеского похлопывания по плечу, им надо обеспечить это похлопывание.
Но тут явилась Франсес без всякой подсказки и повела себя так, как положено кандидату — дружески, любезно, искренне, благодаря всех и каждого. Я прикинул, не выдвинуть ли ее в конгресс.
Том с мутными от бессонницы глазами пришел как раз тогда, когда начали поступать первые результаты. Все — в пользу Мак-Ная. Франсес услышала — и улыбка соскользнула с ее губ. К ней подошел доктор Поттер и сказал:
— Пустяки! Первыми всегда поступают результаты с участков, контролируемых машиной.
Она вновь прилепила улыбку к губам.
Мак-Най повел со значительным преимуществом, но затем начали сказываться плоды наших усилий — Нельсон сократила разрыв. К десяти тридцати они уже шли ноздря в ноздрю, а затем все сильнее создавалось впечатление, что наш советник избран.
В полночь Мак-Най выступил по радио и признал свое поражение.
И вот я негласный секретарь советника. Сижу у барьера на всех заседаниях городского совета. Если я почесываю правое ухо, советник Нельсон голосует «за», если левое, то «против» — чаще всего.
Женился я на ней? Женился на ней Том, и они заняты строительством своего дома с одной спальней и двумя ванными. То есть когда сумеют достать оборудование для обеих.
НА СКЛОНАХ ВЕЗУВИЯ
Когда Советский Союз отверг наши предложения по контролю за атомным оружием, я плюнул на «Спасение мира». Хватит! Никаких больше проповедей. Никаких попыток предупредить о смертельной опасности. С меня довольно!
Через полтора года, на закате 47-го, я отказался от прежних убеждений. Если события нельзя остановить откровенным описанием последствий, возможно, стоит сгустить краски, обратившись к жанру фантастики.
И вновь меня постигло разочарование.
Через пятнадцать лет мы пережили огромную панику, когда Советы разместили на Кубе ракеты средней дальности. Потом их убрали, во всяком случае, так нам сказали, и паника улеглась. Но почему? Почему мы успокоились и сейчас и тогда? Сколько лет уже советские подводные лодки шныряют вдоль обеих побережий! Будем надеяться, что они вооружены рогатками? Или дамскими пуховками?
Эта история сегодня еще более актуальна, чем тридцать лет назад, когда я ее написал; опасность стала неизмеримо больше.
И вновь мое предупреждение останется без внимания. Не оно не отнимет у вас много времени; оно не так и велико — всего около 2200 слов.
— Пэдди, можешь пожать руку парню, который сделал атомную бомбу, — сказал профессор Уорнер, обращаясь к бармену. — Он и Эйнштейн слепили ее как-то вечером на кухне.
— С помощью четырехсот других ребят, — добавил незнакомец, слегка повышая голос, чтобы перекричать грохот подземки.
— Не будем углубляться в детали. Пэдди, это доктор Мэнсфилд. Джерри, познакомься с Пэдди… Эй, Пэдди, я забыл твою фамилию.
— Фрэнсис К. Хьюс, — представился бармен, вытерев руку и протянув ее гостю. — Рад познакомиться с другом профессора Уорнера.
— Я тоже рад встрече с вами, мистер Хьюс.
— Называйте меня Пэдди, как все. А вы действительно один из тех ученых, которые создали атомную бомбу?
— Боюсь, что так.
— Да простит вас Господь. И вы тоже из Нью-йоркского университета?
— Нет, я перебрался в новую лабораторию Брукхэвена.
— Ясненько.
— Бывали там когда-нибудь?
Хьюс покачал головой.
— Единственное место, куда я езжу, так это домой, в Бруклин. Но я читаю газеты.
— Пэдди привык к подушкам и тапочкам, — объяснил Уорнер. — Слушай, старина, а что ты будешь делать, если они сбросят бомбу на Нью-Йорк? Ведь тогда твой распорядок, пожалуй, нарушится?
Бармен поставил перед ними заказанные напитки и налил себе пива.
— Если это все, что мне угрожает, то я, пожалуй, доживу до глубокой старости, не слезая со своей диванной подушки.
На секунду веселое лицо профессора Уорнера омрачилось; он посмотрел на свой бокал, словно джин в нем внезапно превратился в полынь.
— Хотел бы я иметь твой оптимизм, Пэдди, но у меня его нет. Рано или поздно это все равно произойдет.
— Не надо шутить такими вещами, профессор.
— А я и не шучу.
— Опять решили посмеяться?
— Хотел бы, да не могу. Спроси его, создателя этой чертовой штуки.
Хьюс вопросительно поднял брови, и Мэнсфилд пояснил:
— Я вынужден согласиться с профессором Уорнером. Они могут сделать это… я имею в виду атомную бомбардировку Нью-Йорка. И мое мнение основано не на догадках, а на проверенных фактах. А раз могут, то скорее всего и сделают.
— Кто такие «они»? — спросил бармен. — Вы имеете в виду русских?
— Не обязательно. Любого, кто разработает оружие, способное уничтожить нас.
— Все верно, — согласился Уорнер. — Каждому хочется пнуть толстого богатого мальчишку. Нам завидуют и нас ненавидят. Мы живы только потому, что ни у кого из них нет оружия, необходимого для тотального уничтожения — пока нет!
— Одну минуту, джентльмены… — вмешался Хьюс. — Я вас не понимаю. Вы говорите, что какие-то страны хотя разрушить Нью-Йорк атомными бомбами? Но как они их сделают? Разве производство атомного оружия не держится в секрете? Или вы считаете, что, пока мы зевали по сторонам, какой-то шпион уже разнюхал тайну?
Мэнсфилд взглянул на Уорнера, повернулся к бармену и мягко сказал:
— Мне очень жаль смущать ваш душевный покой, мистер Хьюс, то есть Пэдди, но в этой области нет никаких секретов. Любая страна, которая пойдет на определенные трудности и затраты, может создать свое атомное оружие.
— Это официальное мнение, — добавил Уорнер, — и поскольку в мире торжествует политика силы, то совершенно ясно, что над созданием атомного оружия сейчас работает целая дюжина стран.
