Человек страха - Кунц Дин Рей (е книги .TXT) 📗
Блестящая белизна на желтом, словно кошачий глаз...
Нет, его отец никогда так не сидел. Он был слишком деятелен, чтобы предаваться меланхолии. Когда шла вторая сотня лет заключения Пленника, старик — вероятно, с большой горечью — осознал, что никогда не сможет покорить его и заставить работать на себя. Шли годы, и он продолжал держать его за Щитом только потому, что его освобождение означало бы гибель его семьи, а возможно — и всего человечества. Пленник стал бы искать отмщения — окончательного и беспощадного. Ко времени совершеннолетия Алекса к этому страху перед Пленником добавилось чувство моральной ответственности. Прогресс и благосостояние Империи зависели от содержания Пленника в плену. В глубине сознания у него всегда таился страх, что существо сбежит. Временами этот страх накатывался на него волной, и тогда ему хотелось выбежать на улицу и во весь голос поведать всем о заключенном под Щитом чудовище. Но это Бредлоуфы поймали чудовище в ловушку. И теперь на них возлежит обязанность вечно наблюдать за ним. А возможно, и дольше.
Алекс подошел к Щиту и приложил ладонь к бурлящим за ним протуберанцам.
— Как ты, — произнес он, обращаясь к существу, — стало таким?
Когда рука его касалась Щита, он мог общаться с Пленником посредством мыслей. В его голове отдаленно слышались едва различимые слова:
Выпустименя, выпустименя...
— Как ты стало таким?
Выпустименяотсюда, выпустименяотсюда... Это был его непрекращающийся вопль. Иногда Пленник изрекал угрозы, от которых кровь стыла в жилах. Но они оба знали, что угрозы эти невыполнимы. До тех пор, пока его сдерживает Щит. И он не получит ответа на вопрос: “Как ты стало таким?” Не сегодня. Как-то раньше существо ответило, думая, что чего-то этим достигнет.
— Как ты стало таким?
И оно сказало: “Я всегда было таким..."
Они лежали на гидрокроватях, в уютном и просторном гостиничном номере. Ложе Гноссоса находилось рядом с дверью, чтобы Сэму, если тот захочет выйти, пришлось бы перебираться через него. Мягкий, приглушенный свет, сладкий вкус вина во рту. Наступило время для стихов:
Взгляни в окно,
Погляди сквозь пургу.
Век печали,
Младенцы в снегу.
Взгляни в окно,
Где в пыльных морях
Время лежит,
Повержено в прах.
Потом подошло время сна. Вино было выпито, стихи прочтены, и комната погрузилась в темноту. По крайней мере, на время...
Им приснился сон. Сон про пустой склеп и гниющие трупы. Только одно тело поднялось и двинулось к выходу. Но откуда ни возьмись налетели демоны, схватили тело, швырнули его на трупы и приказали ему оставаться мертвым. Всегда и везде стонущие, истекающие слюной демоны...
Тут Хуркос потерял нить чужих мыслей, и все трое, как один, мгновенно проснулись в холодном поту. Приглушенное мерцание ламп вдруг показалось каким-то зловещим.
— Опять не мой сон? — спросил Сэм.
— Он передан тем, кто заложил в тебя гипнотические команды. Очень издалека.
Однако запах гниющей плоти перенесся в реальную действительность.
— Ну что же, — проворчал Гноссос, поднимаясь с постели. — Мне теперь уже не заснуть. Сэм и Хуркос согласились с ним.
— Давайте продолжим осмотр достопримечательностей. Может, нам уже недолго ждать следующей команды.
— Куда пойдем? — спросил Хуркос. — Далеко? У меня до сих пор ноги болят.
— Недалеко, — заверил его Гноссос. Но они уже знали, что один шаг великана мог сойти за два, а то и за три, а небольшая прогулка, обещанная поэтом, грозила превратиться в утомительный марафон.
— Тут есть пара неплохих местечек, где можно посидеть. Одно из них как раз за углом. Называется оно “Преисподняя”.
Глава 8
"Преисподняя” оказалась баром. Но не просто баром, а копилкой необычных ощущений. Все здесь было приспособлено для того, чтобы вызвать определенную сенсорную реакцию. Из ниш и альковов выплывали, окутывая помещение, серебристо-молочные клубы дыма, иногда просто для эффекта, иногда, чтобы скрыть полураздетые фигуры танцовщиц. Доски на полу неожиданно откидывались, и из отверстий, как черт из коробочки, неожиданно выскакивали клоуны в малиновых, красных, желтых и белых костюмах — в зависимости от настроения посетителей. Блестящие ткани переливались разнообразными оттенками, в соответствии с вашими ощущениями. Пол, стены и потолок вращались с разными скоростями и в противоположных направлениях. То и дело вспыхивали вертящиеся фонари. По комнате носились симфонии запахов, доводя завсегдатаев до синастезии, когда музыка доставляла неописуемое наслаждение органам обоняния. В воздухе голубым туманом разливался эротический аромат, щекоча ноздри и связывая все ощущения в одно пульсирующее, благоухающее целое.
Они заняли свободный столик в углу. Робот-официант поставил им выпивку, как только Гноссос сделал заказ, набрав его на серебряных клавишах, и опустил в прорезь нужное количество монет. Они сидели, прихлебывая прохладные напитки и разглядывая присутствовавших в баре посетителей.
— А что в этом заведении такого особенного? — спросил Сэм, задыхаясь от тяжелого аромата духов. — Оно ничем не отличается от вестибюля “Гранд-отеля” или десятка других подобных местечек.
— Погляди на людей, — загадочно произнес Гноссос.
Сэм поглядел. Ни одеждой, ни поведением они ничем не противоречили тому, чтобы было принято в Империи. О чем он и сказал Гноссосу.
— Присмотрись к ним получше, — ответил тот. — Посмотри на их лица.
Сэм перевел взгляд на людей, сидевших поодаль. И увидел. Чем дольше он смотрел, тем яснее и очевиднее становилось отличие этих людей от тех, кого ему приходилось встречать сегодня на улицах. Но что же это такое? Сэм порылся у себя в памяти, ища что-нибудь похожее, какое-нибудь подобие, которое помогло бы ему передать увиденное словами. Он уже готов был сдаться, когда его вдруг осенило. Взгляд на их лицах поразительно напоминал глаза нетопырей, которых держали в вольере в зоопарке. В естественных условиях нетопыри двигались быстрее, чем молния по грозовому небу. Они казались глазу бешено вертящимися, смазанными всполохами. А загнанные в вольер, они прижимались лбами к стеклянным стенам и тоскливо глядели туда, где была свобода, движение, желая снова сделаться молниями, обрести то, чего их лишили.
— Я понял, — сказал он Гноссосу.
— Это ненатуралы.
— Те, кто...
— Те, кто хочет убивать, — докончил за него Гноссос. — Они родились дефективными, их психика искорежена жаждой убийства, всепожирающей алчностью и крайним эгоизмом. Правительству ничего другого не оставалось, как только взять и превратить их в сверхощущенцев... Если они ударят кого-нибудь, то сами чувствуют боль. Только в десять раз сильнее. И любая причиненная ими боль многократно отдает по их нервной системе. Если они помогают кому-нибудь, то чувствуют доставленное другим удовольствие. Если они убьют кого-нибудь, то почувствуют агонию и предсмертные судороги в десять раз острее, чем их жертва. Никто не в состоянии это выдержать. Вот почему они не убивают и не причиняют боли другим.
— А выглядят они вполне нормально, — покачал головой Сэм.
— Внешне. Внешне, Сэм. Но внутри...
— Он знает про ненатуралов, — вмешался Хуркос, — но не знает про +++++. Любопытно.
— Поразмыслим над этим за стаканчиком, — сказал Гноссос, делая новый заказ.
Он опустил монеты в прорезь. Но напитки вопреки ожиданиям не поднесли. Он стукнул разочек по стоявшему поблизости роботу-официанту, а потом зычным голосом подозвал живого бармена, который, сидя за стойкой, протирал стаканы. Его лицо начинало багроветь, как в тот раз, когда Сэм врезался в его корабль. Но и Сэм, и Хуркос уже знали, что это был лишь притворный гнев, напущенный для того, чтобы позабавиться, приняв разъяренный вид. Бармен открыл дверцу в стойке и пересек зал почти такими же быстрыми и уверенными шагами, как обычно ходил Гноссос. На лице его застыло напряженное выражение загнанного в вольер нетопыря.