К вопросу о природе семейного счастья - Шумилов Павел Робертович (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Следующий день еще хуже. Теряет мобильность один из маяков. Новичка. Мета и второй стажер уже двигаются назад.
Вытаскиваю сначала стажера, потом, спустя два часа – Мету. Она, не умывшись, идет ко мне.
– Ник, я чувствую, я знаю, он жив. Сделай чудо, вытащи его. Ты же можешь. Ты все можешь, – она опускается передо мной на колени. – Пожалуйста, Ник! Я все для тебя сделаю, ты меня знаешь. Ноги тебе лизать буду, только вытащи его.
– Мета, ну что ты говоришь?
– Я знаю, бред несу, но он жив. Верь мне, эндер. Соверши чудо. Кроме тебя некому. Кого мне еще просить? Куда пойти? Я же…
Дальше – неразборчиво.
Иду за пульт. Щелкаю тумблерами, активирую систему. Привычным жестом вдеваю пальцы в кольца, сжимаю рукоятки джойстиков. Только затем, чтоб она успокоилась. Хоть на время.
Бывает, два десантника возвращаются по одному маяку. Один раз вернулись втроем. Но без маяка – никогда. Потерявший маяк прячется в скалах перед равниной и поджидает кого-нибудь из партнеров. Потом вдвоем идут через равнину. Радио в этом мире использовать нельзя. Из-за особенностей нервной системы, кремнийорганические твари его слышат. И летят выяснить, что это такое. Но можно использовать дымовые костры, надписи на скалах и другие простые сигналы.
Маяк погибшего парнишки по-прежнему там. Поэтому могу работать. Есть ли шанс вытащить Бора? Как в математике – бесконечно малая величина. Но я буду сидеть за пультом ради Меты. Чтоб ей не в чем было упрекнуть себя. Всего две недели. Пусть это будет моей данью памяти Бора. И у меня есть кое-что, чего не было раньше ни у кого. Моя программулька. Две недели смогу шарить сферой по равнине. Потом батарея маяка полностью сядет, и даже Мета согласится, что сделать ничего нельзя.
Объясняю, как вызвать на второй монитор программульку, и ощупываю сферой захвата круг возврата. На мониторе появляется четкий и устойчивый план местности. Расширяю зону поиска. Методично обшариваю сферой захвата сектор за сектором. Моя программулька дает настолько четкую картинку, что на ней в самом деле можно узнать человека. Только бы он не двигался секунд пять.
Через десять часов подзываю салажонка, сажаю в свое кресло и объясняю задачу. Лань приносит ужин и одеяло. Ем тут же, за пультом и ложусь на диван. Сплю часа четыре, потом сменяю салажонка. Мета еще не ложилась. Приказываю Тону сменить ее у монитора, а ей – лечь спать. Мета сопротивляется.
– Или ты слушаешься меня беспрекословно, или отключаю аппаратуру, – говорю я ей. Мета не на шутку пугается.
Работаю за пультом часов восемь, потом беру четырехчасовой перерыв. Еще восемь часов. Потом теряю чувство времени. Работаю, сплю, ем, снова работаю. Помощники меняются, но Мета и Лань всегда рядом. Стальные они, что-ли?
Кто-то принес в пультовую несколько коек. Спать стало уютней. Диванчик короткий, приходится ноги подгибать. Толком не выспишься.
Приблизительно на пятые сутки просыпаюсь от громких голосов. Отрываю голову от подушки. Какая-то комиссия. Обвожу комнату взглядом. Пять коек с мятым постельным бельем, на пультах грязные тарелки, стаканы. Пол такой, что на него даже плюнуть не хочется. Принес их черт!
– Почему посторонние в зале? – ору я так, что все вздрагивают и оборачиваются. – Сом, Лань, Мета! Убрать посторонних.
Сом пытается быть вежливым, но Лань и Мета просто выталкивают начальство за дверь. За дверью бухтят голоса. Что-то насчет черезвычайной ситуации, штаба по спасению, экстренных мер… Смотрю на часы и опускаю голову на подушку. Сволочи! На час раньше разбудили.
– Мастер Ник, назад, если можно.
Смотрю на второй монитор. На грунте что-то, напоминающее крокодила. Увеличиваю этот участок. Возвращаю в него сферу.
– Мета! Приемный бассейн готов?
Начинается тихая паника. Минута – и все на ногах. Мета уже у монитора. На мониторе – явно человек. Он ползет, поэтому пропорции искажены. До круга – четыре с половиной тысячи. Человек ползет. Медленно, но без остановки. Когда доползет до четырех тысяч, я его вытащу. Это или Бор, или стажер. Пятьдесят на пятьдесят.
Прошел почти час, прежде, чем я смог его вытащить. А затем я выкинул фортель. То ли уснул, то ли потерял сознание. В общем, выпал из кресла и растянулся на полу. Даже финиш-контакт не успел выплюнуть.
Это был Бор. Живой и здоровый, целый и невредимый. Но жутко голодный и чудовищно грязный. Я чуть не проспал самое интересное. Но Бор заявил, что ничего рассказывать не будет, пока я не проснусь. Я должен услышать первый.
Мне дали выспаться, потом на руках пронесли по всей базе. Словно знамя. Впереди музыканты, за ними, взявшись за руки Мета с Ланью и Бор. Потом – я, над толпой, а дальше – весь десант, в полном составе и много-много любопытных. Это было бы здорово, но сверху я увидел глаза матери невернувшегося парня. Своей смертью он спас Бора. Его маяк позволил мне работать. Он погиб, Бор проявил чудеса изобретательности и выносливости, а героем считают меня. Странная штука – жизнь.
– … Да, практически, стопроцентная безопасность. Я двигался несколько суток, и никто меня не тронул.
– А оружие?
Бор усмехнулся.
– Добровольно отдал металложоркам все металлические предметы. Слишком их было много, чтоб спорить. Мы угодили в самую гнусную эпоху. Две с половиной тысячи лет после палеоконтакта. Киберы уже одичали, но еще не расползлись по всему материку. Кучкуются вокруг руин завода в поисках металла. Численность монстров тоже еще не начала падать.
– Как же ты вернулся?
– Ползком! Все дело в темпе восприятия! У монстров он во много раз выше. Мы для них – улитки, медузы полудохлые. Думаете, они на нас нападали. Черта с два. Выдумали мы это. Я старинный фильм видел. Там ныряльщик играет с медузой. Медуза, конечно, пытается удрать. Думаете, ныряльщика это беспокоит? Вы видели когда-нибудь в парке стремительно удирающего дождевого червя? А молниеносно атакующего дождевого червя? Кто-нибудь из вас интересовался дохлым дождевым червем на дорожке? Брал его в руки? Мы для них – как медузы или червяки. На нас нет нужды охотиться. Можно спокойно подойти, встать рядом, потрогать. Это мы выдумываем, что они стремительно атакуют, наносят страшные удары, руки-ноги отрывают. Монстр, может, хотел человека рассмотреть получше, другим боком повернуть. Взял за руку, а рука оторвалась. Кто же знал, что она такая непрочная? Как у ныряльщика с медузой закончилось – порвал нечаянно медузе мантию и потерял всякий интерес. Я это давно подозревал, но повода проверить не было. Сейчас повод появился. Я сыграл роль мертвого червяка. Двигался с такой скоростью, что для них – все равно, что застыл. Одного боялся. Что наступит кто-то ненароком. Но они, видимо, тоже этого боялись. В смысле – вляпаться в меня, ноги испачкать.
Я сижу напротив Бора, обнимаю Лань за талию и никак не могу поверить, что все кончилось. Головой понимаю, но тело рвется туда, за пульт. Руки дергаются, ищут рукоятки джойстиков.
– Бор, скажи честно, на что ты рассчитывал, когда в круг шел?
– Не знаю, – сознается десантник. – Первые два дня надеялся кого-то перехватить. Потом понял, что безнадежно опаздываю. Осталась только привычка. Всегда возвращался в круг. Я как раз на эту тему думал, когда ты меня вытащил. Ник, я же первый без маяка вернулся, так? Скажи, ты на что надеялся всю эту неделю?
– Если эндера нет на своем посту… – начинает Бумер.
– … значит вы не заметили конца света! – дружно подхватывают все.
– Месяц назад тебя сам господь бог не вытащил бы, – говорю я. – Я испытывал на тебе новую систему мониторинга. Очень уж заманчивый случай был. И Мета на меня такими глазами смотрела… Не могу женщине отказать, когда она такими глазами смотрит.
– Какими это? – подозрительно интересуется Лань.
– Большими и круглыми!
Девушки дружно строят мне глазки. Все смеются.
– Бор, ты главного не знаешь! – восклицает Том. – Ник выставил из пультовой совет в полном составе! Честное слово, чтоб я сдох! Накричал на них, и выгнал.
