Этот бессмертный - Желязны Роджер Джозеф (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
Он попытался развести ему руки в стороны. Попробуйте представить себе, что вы в клетке и пытаетесь голыми руками разогнуть ее прутья.
Я пересек комнату. То же сделали еще несколько человек. Это оказалось очень своевременным, так как Гассан наконец-то заметил, что кто-то стоит перед ним, и уронил руки. Затем он вытащил клинок с длинным узким лезвием, до того спрятанный под плащом.
Пустил бы он его против Доса или против кого-нибудь другого – это осталось тайной, потому что Миштиго закупорил свою бутылку с кокой и ударил ею Гассана около уха. Гассан упал лицом вперед. Дос подхватил его, и я вырвал клинок из пальцев убийцы, после чего Миштиго продолжил прерванное занятие – опустошение своей бутылки коки.
– Интересный обряд, – заметил через мгновение веганец. – Я никогда не подозревал, что у этих обитателей гавани такие сильные религиозные чувства.
– Это просто указывает на то, что вам ни в чем и никогда не следует быть абсолютно уверенным, не так ли?
– Да. – Жестом он указал в сторону зрителей. – Все они пантеисты!
Я покачал головой.
– Нет. Это первобытные анимисты.
– Разве между этими религиями существует какая-нибудь разница?
– Придется объяснить. Вот эта бутылочка коки, которую вы только что осушили, займет место на алтаре или «пе», пользуясь их терминами, как сосуд для Ангелсоу, поскольку она испытала темно-мистическое соприкосновение с этим богом. Вот так пантеист трактует то, что сейчас произошло. А анимисты могут даже сойти с ума от того, что кто-то незваный появился во время церемонии и стал причиной беспокойства, вроде того, которое мы только что совершили. Анимист, возможно, будет доведен до такого состояния, что принесет в жертву непрошенных гостей, поразбивав им головы подобным образом, но гораздо более торжественным способом, швырнув их тела в дальний закуток бухты. Это будет жертва Агве Вэйс, морскому божеству. Следовательно, лучше бы мне не объяснять Мамаше Юлии, что все эти люди, которые стоят вокруг и глядят на нас, являются анимистами.
Простите меня, я отлучусь на минутку…
Все на самом деле было не так уж плохо, но мне хотелось слегка встряхнуть его. Думаю, что мне это вполне удалось.
После того, как я извинился перед хозяевами и пожелал им доброй ночи, я подхватил Гассана. Он изрядно похолодел, и я был единственным, кто оказался достаточно сильным, чтобы тащить его.
На улице, кроме нас, никого не было. Огромная ослепительная ладья Агве Вэйс пересекала волны где-то у самого восточного края мира, расплескав по небу все его любимые цвета.
Дос Сантос шел рядом со мной.
– Пожалуй, вы были правы. Нам не следовало приходить.
Я не удосужился ответить, но Элен, которая шагала впереди всех с Миштиго, остановилась, обернулась и сказала:
– Чепуха! Если бы мы не пошли, то никогда не стали бы зрителями этого замечательного драматического монолога без слов.
К тому времени я почти догнал ее. Обе ее руки взметнулись и обхватили мое горло. Она не собиралась усиливать давление, но корчила ужасные гримасы.
– Я одержима Ангелсоу, – дурачилась она, – и вы это сейчас почувствуете! О-о!…
– Отпустите мое горло или я швырну на вас этого араба, – спокойно произнес я, сравнивая каштановый цвет ее волос с пунцово-оранжевым цветом неба над нею. – Он, между прочим, очень тяжелый.
Затем, секундой раньше, чем отпустить, она усилила хватку, причем намного сильнее, чем мгновение назад, но я знал, что это шутка. Через мгновение она опять оказалась рядом с Миштиго, и мы двинулись в путь.
Что ж, женщины никогда не дают мне пощечин, потому что я всегда успеваю подставить лицо нужной щекой, а они боятся лишая. Поэтому, как мне кажется, им остается единственное – слегка придушить меня.
– Ужасающе интересно, – сказала «Рыжий Парик». – Очень непривычное ощущение. Будто внутри меня что-то танцевало вместе с ними. Странное ощущение. Я, по сути дела, не люблю танцы – какого угодно рода…
– Что у вас за акцент? – прервал я ее. – Никак не могу определить, какой местности он соответствует.
– Сама не знаю, – засмеялась она. – Я в некотором роде франко-ирландского происхождения. Жила на Гебридах, потом в Австралии, Японии…
Гассан застонал и напряг свои мышцы. Я ощутил резкую боль в плече.
Я усадил араба у порога какого-то дома и стал вытряхивать из него различные орудия его ремесла. Здесь были два метательных ножа, еще один кинжал с тяжелой рукояткой, длинный охотничий нож с зазубренным лезвием, шнурки-удавки и небольшая металлическая коробка, содержавшая различные порошки и пузырьки с жидкостями, которую я опасался проверить. Мне очень понравилась острая свайка, и я оставил ее себе…
На следующий день – вернее, вечер – я поил старого Фила, чтобы прихватить его с собой, намереваясь использовать его в качестве оплаты за допущение в свиту Дос Сантоса, в «Рояле». Рэдпол все еще относился к нему с почтением, считая Фила чем-то вроде второго Оума Нэйка, сторонника возврата к старому, хотя Фил начал убеждать в своей непричастности к этому движению еще полвека назад, когда напустил на себя мистицизм и респектабельность.
В то время как его «Зов Земли» – по всей вероятности, лучшее из всего, что он написал – гремел по всей матушке-Земле, увидели свет несколько статей о Возвращении, что помогло вызвать именно то волнение, которое я сам хотел начать.
Сейчас он может сколько угодно отрекаться, но тогда он явился возмутителем спокойствия, и я уверен, что Фил и сейчас с удовольствием вернулся бы к своей прежней идее.
Кроме того, мне нужен предлог: я хотел бы посмотреть, как чувствует себя Гассан после прискорбной взбучки, которую он получил на «хоупфере».
На самом же деле я жаждал получить возможность переговорить с арабом и выяснить, что он соблаговолит – если только найдет нужным – рассказать мне о своем последнем поручении.
Идти от здания Управления до «Рояля» было совсем немного. У нас с Филом ушло семь минут неспешного шага.
– Вы закончили писать элегию в мою честь? – спросил я.
– Я все время работаю над ней.
– Вы повторяете это добрых двадцать лет. Мне хотелось бы, чтобы вы поспешили, потому что я боюсь, что не смогу прочесть ее.
– Я бы мог показать другие отличные вещи: посвященные Лореллу, Джорджу, даже одну в честь Дос Сантоса. У меня есть множество знаменитых имен. Ваше же для меня представляет проблему.
– Почему?
– Мне хочется, чтобы она была современной. Вы же не стоите на месте.
Все время что-то делаете, меняетесь…
– Вы не одобряете этого?
– У большинства людей хватает благоразумия совершить что-либо в течение первой половины своей жизни и остановиться на достигнутом. Элегия в их честь не представляет особых хлопот. У меня их полным-полно. Но я опасаюсь, что ваша элегия будет совершенно не соответствовать вашему облику на тот момент, когда она будет закончена. Такая работа меня не устраивает. Я предпочитаю обдумывать тему на протяжении многих лет, тщательно взвешивая все стороны человеческой индивидуальности, не подгоняя себя. Вы – люди, чья жизнь подобна песне – вызываете у меня тревогу. Я считаю, что вы пытаетесь вынудить меня написать о вас нечто эпическое, а я становлюсь слишком стар для этого. Иногда я что-то упускаю.
– Я полагаю, что вы становитесь несправедливым, – сказал я ему. Другим уже посчастливилось прочитать оды в их честь, а на мою долю осталась лишь пара эпиграмм.
– Могу вам сказать, что я совсем скоро закончу элегию в вашу честь. И постараюсь своевременно прислать вам экземпляр.
– О! А откуда у вас такое предчувствие?
– Разве можно определить источник вдохновения?
– И все-таки расскажите…
– Это пришло мне в голову, когда я размышлял. Я тогда составлял элегию для одного веганца – просто, разумеется, чтобы поупражняться. И вот тут я понял, что думаю о том, как скоро закончу элегию в честь грека. – Он на мгновение задумался. – Представьте себе чисто умозрительно: двух разных людей, каждый из которых выше другого, пытаются сравнить друг с другом.
