Льды возвращаются - Казанцев Александр Петрович (читаем книги .TXT) 📗
Мне стало почти дурно.
– С вами страшно согласиться, профессор, – тихо сказала Валентина Александровна».
Глава пятая
Лиз прилетела в Москву вместе с мистером Игнесом и инженером Гербертом Кандерблем. Сенатор Майкл Никсон отправился на правительственном самолете на день раньше.
Герберт Кандербль, высокий, нескладный, торопился надеть в проходе между рядами кресел пальто. Боб Игнес уже спускался по трапу, подняв обе руки с тугим портфелем и маленьким чемоданчиком, шумно приветствуя встречающих. Кандербль пропустил Лиз вперед.
Ее встречала профессор Веселова-Росова. С радушной простотой она обняла американку, когда та сбежала по ступенькам.
Кандербля и Игнеса встречали их старые знакомые братья Корневы, инженеры, соратники по строительству Арктического моста через Северный полюс. Их представили Лиз. Один из них, совершенно седой, но с молодым лицом, обращал на себя внимание. Это был человек из племени легендарных строителей, о которых Лиз слышала еще в юности.
Корневы увозили гостей на дачу, так называют здесь загородные виллы. Лиз не хотела стеснять Веселову-Росову, приглашавшую остановиться у нее, и попросила отвезти ее в гостиницу «Украина».
По дороге, сидя в машине, Лиз робко высказала радушной женщине свое заветное желание повидаться с помощницей Бурова, которую удалось вернуть к жизни.
– Я ее так хорошо помню. Я была очарована ею, – сказала Лиз.
Веселова-Росова почему-то очень смутилась и пробормотала что-то по поводу того, что непременно передаст это желание гостьи.
Лиз отказалась в гостинице от трехкомнатного номера, заняв на этот раз маленькую комнатку с одной кроватью.
Расставаясь до вечера, Веселова-Росова советовала Лиз поспать до ночного заседания. Лиз уверяла, что прекрасно выспалась над океаном. К тому же она еще не отвыкла от нью-йоркского времени и для нее заседание будет дневным.
Пообедав в ресторане, Лиз поднялась к себе на двадцать третий этаж, постояла у окна. Виднелся изгиб скованной льдом реки, мосты через нее, море заснеженных крыш и башни небоскребов, стоявших здесь свободно, не в такой тесноте, как в Манхеттене. И это было красиво!
Где-то здесь лежит то, что осталось от бедного Буророва. Сербург, Сербург! Тебя уже нет, каким ты был тогда!
В дверь постучали. Лиз вздрогнула:
– Войдите.
Неужели она?
Да, она узнала ее с первого взгляда. Так запомнившееся ей лицо, чуть вьющиеся волосы. Она и в то же время не она... Слишком возмужала!..
– Хэллоу, миссис Бредли! Как вы поживаете? Как вам нравится теперь наша Москва?
Какое великолепное произношение! Конечно, она слышала еще и тогда этот голос, но... Тогда она говорила со славянским акцентом. А теперь как урожденная американка!
Лиз протянула обе руки и пошла навстречу вошедшей:
– Как я рада! Я боялась, что вы не придете. Вы необычайно похорошели. Я рада, что вы получили всемирную премию. Прошу вас, садитесь.
– Благодарю вас. Я до сих пор признательна вам за помощь, которую вы оказали мне... в Третьяковской галерее.
Лиз отступила:
– Я вас плохо понимаю. Разве это были вы?
– Я такая же американка, как вы, которая, подобно вам, стремилась служить великому делу.
– Помогая Бурову?
– Я должна была шпионить за ним. По заданию вашего бывшего жениха Ральфа Рипплайна. Меня заслали сюда, но я водила за нос боссов.
Лиз расхохоталась, восхищенно глядя на гостью. Она потребовала, чтобы Эллен рассказала ей обо всем.
– Вы надули Ральфа? – воскликнула наконец Лиз, прерывая рассказ. – Вы прелесть! Я сразу почувствовала в вас героиню.
– Нет. Я была слишком слаба. Даже не сдержала себя, когда вы признались мне здесь, в гостинице, что Буров приходил к вам в палатку.
– Боже мой! Да я была для него лишь мешком с отрубями. Потому я и уступила его вам.
– ...и вышли замуж за моего мужа.
Ошеломленная Лиз в изумлении уставилась на Эллен.
– Мы повенчались с Роем в Африке, в джунглях, перед звездами... Я воспитываю здесь нашего сына.
Лиз всплеснула руками:
– Боже мой, дорогая! Так ведь он вас до сих пор любит. Вы его Дочь Дивная Солнца. Как у Петрарки его Лаура. Ведь настоящее чувство выше всего земного и уж во всяком случае выше записей в канцелярских книгах.
– И план создания второго Солнца вы назвали «планом Петрарки»?
– Да. Маленькая женская слабость. Я тоже хочу чего-то великого, красивого, что возвышается над всем... если уж у меня нет... любви...
– И вы отдали этому великому все, что имели?
– Да. И мне не хватает, хотя я и пустила на ветер все наши миллиарды. Мне нужны все советские ядерные боеголовки. Я прилетела за ними сюда.
– И вы рассчитываете получить их?
– Я знаю все возражения против нашего плана. Юпитер – второе Солнце – выжжет Марс. Можем ли мы гарантировать, что нет марсиан, что мы не погубим ради себя чужую цивилизацию? Я знаю, все знаю... Счастье одного всегда покупается несчастьем другого.
– А если термоядерные реакции на Юпитере перейдут во взрыв?
– Тогда взрыв еще одной сверхновой звезды, которую заметят с какой-нибудь планеты в туманности Андромеды. Во всяком случае, это непохоже на жалкую судьбу будущих поколений, которую готовит им Кандербль с Игнесом «планом Икара».
– Торможение Земли, приближение ее к Солнцу?
– Да, расходуя для этого воду океанов, превращая порты в горные селения, в которых некому будет жить.
– Буров понял бы вас.
– Сербург? О да!.. Я часто мысленно советовалась с ним. Говорила даже об этом Рою.
– Он знает его?
– Преклоняется перед ним. А вы?
– Я продолжаю его дело. Может быть, вас познакомят с этим сегодня в Кремле.
– Я так много жду от сегодняшней встречи! Сразу же вернусь в Америку. А вы? Когда вы вернетесь домой?
Эллен опешила:
– Я? Домой? – Она никогда об этом не думала.
– Считаете, для вас там найдется мало дела? – спросила Лиз, пытливо глядя на гостью. – Ведь Буров не жив.
– Да, не жив. В бюллетенях пишут, что температура его тела 3,2° С.
– Это ужасно. Нельзя даже поплакать на его могиле.
– Буров требует не слез, а действия. Мне нужно сделать не меньше, чем вам, Лиз.
Эллен встала. Ей впервые сказали об Америке, как о ее родине.
– Я знаю, – сказала Лиз. – Вы вернетесь в Америку, если Буров умрет.
Раздался телефонный звонок. Обе женщины вздрогнули. Эллен сняла трубку и заговорила по-русски. Оказывается, за Лиз пришла автомашина.
Они спускались вместе в скоростном лифте. Лиз ощутила невесомость и закрыла глаза. Она подумала, что могла бы полететь на своем «Петрарке» к Юпитеру...
Эллен посадила Лиз в автомобиль, на прощание обняв и поцеловав ее.
– Я никогда не думала, что вы, Лиз, станете для меня примером, – загадочно сказала Эллен, захлопывая дверцу.
Она долго смотрела вслед отъехавшей машине, наблюдала, как она завернула по набережной, появилась потом на мосту, выезжая на магистраль, которая приведет ее прямо к Кремлю. Потом Лиз улетит в Америку. А Эллен?
Автомобиль с Лиз въехал через древние ворота за старинную крепостную стену и остановился около ярко освещенного дворцового подъезда.
С неба уже смотрели строгие звезды, из-за зубчатой стены поднималась неправдоподобно огромная красноватая и овальная луна. Лиз подумала, что скоро и Солнце станет таким же холодным... Она передернула плечами.
Оставив пальто в вестибюле – ей пришлось самой снять его и повесить за барьер на вешалку, – Лиз мельком взглянула на себя в золоченое зеркало и стала подниматься по уходившей высоко-высоко мраморной лестнице. Она думала о встрече с Эллен. Что она скажет Рою?
Веселова-Росова встретила Лиз и познакомила ее с академиком Овесяном. Лиз подумала, что русские или советские люди, как они называют себя, напоминают американцев. У них тоже много национальностей. Этот седой академик с жгучими глазами, ястребиным носом и порывистыми движениями был так непохож на Корнева или Бурова.
