Действо - Болотников Сергей (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Из всех дальних углов, из скрытых во тьме закоулков, потаенных комнаты, подвалов и чердаков, коридоров, пролетов, ступеней, подъемов и спусков доносился до слуха Алексея Красноцветова собачий лай.
– Нет! – сказал он, поворачиваясь к сто десятому номеру, – да не может же быть так везде!
Едкий пот капал на глаза. Алексей сорвал уродливую собачью шапку, скинул куртку, с омерзением ощущая собачью шерсть. Подумав мимоходом, что все это очень похоже на изощренное наказание для него – собачника.
Дверь сто десятой квартиры была обшита простой вагонкой, под которой скрывалась судя по всему простейшая базовая фанера. Из-за неплотно прикрытой створки просачивался странный едкий запах, заставившийся Красноцветова сморщиться. Но отступать он не собирался – в коридоре было слишком сильное ощущение замкнутой на себя бесконечности.
Резко толкнув дверь, он вошел. Тьма не заставила себя ждать.
Сначала ему показалось, что судьба выдала ему черную карту и он провалился в некое подобие Дантова Ада. Как и в творении буйного итальянца здесь стоял оглушительный надрывный гам. Вой, визги, хрипы висели в пропахшем паленым воздухе. Едва очутившись здесь, Красноцветов тут же получил сильный толчок по ребрам и повалился с ослабших вдруг лап.
Человеческая речь выделилась на общем шумовом фоне внезапно – просто от того, что содержала связные звуки.
– Ну че, бобик, – сказали рядом неприятным голосом, – попал ты, значит.
Крупноячеистая сеть упала на Красноцветова откуда-то сверху, а потом мощным рывком вознесла его, ничего не понимающего, в высоту, откуда, наконец, ему открылась панорама творящегося вокруг хаоса.
Десятки выпученных собачьих глаз смотрели на Алексея со всех сторон. Псы выли и орали, красные пасти разевались в бессмысленных оскалах. Не сразу стало видно, что животные находятся в тесных боксах, столь маленьких, что псов прижимало к решетках, он бились и дрались за лишние сантиметры пространства. Пол был загажен, тут плавали нечистоты и клочки выдранной шерстью. Одинокая шестидесятиваттная лампочка под потолком с трудом разгоняла тьму.
Два человеческих отброса, держащих стальную рукоятку сачка в котором запуталось нынешнее мохнатое вместилище Красноцветова во всем напоминали своих питомцев. Глаза их были пусты – лица оскалены в жестких усмешках, руки по локоть закрывали черные резиновые перчатки. Они перебрасывались редкими словами, со страшными черными ухмылками глядя на беснующееся собачье племя. Псы бросались на решетки, бились о них, окрашивали стальные прутья своей кровью.
Проплывая в сачке между рядами боксов Алексей вновь осознал, куда он попал. И забился изо всех сил, стремясь уйти, избегнуть уготованной ему участи, оказаться где угодно, только не здесь!
Но тщетно. Ржавая, сваренная из арматуры дверь с лязгом захлопнулась, отделяя помещение с вольерами от лобного места.
Здесь сильно пахло паленой шерстью и кровью. Здесь были унылые кафельные стены, здесь был ржавый конвейер, двигающийся с раздирающим уши скрипом. Здесь было двое палачей с деревянными дубинками, к рабочей поверхности которых прилипла окровавленная рыжая шерсть. Дубинки ровно и механически опускались на головы четвероногих соратников Алексея. Псы умирали, кто с воплем, кто беззвучно – замершие изогнутые туши уходили в машину по производству костной муки.
Место было настолько полно боли и ужаса, что Красноцветов вновь завыл, и не прекращал орать, когда его вытряхивали на ленту конвейера, выл, продвигаясь к месту казни, видел, как отразился в глаза старой овчарки перед ним взмах дубинки. И лишь когда орудие казни вознеслось над ним самим, устало прикрыл глаза…
Кажется, после этого сознание его все же помутилось. Очнувшись в коридоре, он не стал сидеть и ждать чего, а вскочил и побежал, выкрикивая несвязные проклятья, плача и смеясь. Он заскакивал в двери, бился лбом о стальную поверхность, запинался о ступени и падал, вновь поднимался. Он побывал в десятке квартир, он видел всякое, но мозг уже ничего не воспринимал. Лапы заплетались, шерсть застыла дыбом, а по морде расползался безумный оскал.
Именно поэтому, когда очередная дверь, открывшись, явила не следующий эпизод безумного дог-шоу, а захламленную комнату со встрепанным человеком, на лице которого отразилось безмерное удивление, Алексей Сергеевич Красноцветов сделал единственное, на что ему хватило тогда разумения.
Он громко, истерично залаял.
Тест на кретинизм.
– Значит это здесь… – сказал Александр Ткачев, заглядывая в заполненный дверями провал. Вместе с многометровой ямой они смотрелись как самый лучший на свете портал в никуда.
– Здесь, Саша, – устало сказал Алексей Красноцветов, – не поверишь, я как увидел, так чуть с ума не сошел. Прямо тут.
Сам то он на взгляд Александра выглядел вполне нормально, хоть и несколько затравленно. Но перед глазами сетевика все еще стояла безобразная сцена, когда этот самый представительный, немолодой дядька бежит к нему, пуская слюни, и визгливо лая. В тот момент чуть не пошатнулся рассудок самого Александра.
– Бывает, – сказал он, – мне и самому несладко пришлось. Как я проснулся, да увидел во что моя комната превратилась… Вы очень вовремя пришли, Алексей Сергеевич. Я уже начал подумывать, что кроме меня никого не осталось. А это… Кроме того пришлось бы ломать очередную систему, а меня тошнит от оптоволокна.
– Твое волокно, по крайней мере, не лает, – сказал Красноцветов, мрачно.
– Оно хуже, – ответствовал Ткачев, флегматично, и погрузился в тяжкие думы. Провал стал как бы точкой, в цепи странных и крайне неприятных случаев. В сущности именно в провал ухнула вся его старая жизнь, а вместо нее началось нечто совершенно новое и на жизнь не слишком похожее.
Сосед сверху по фамилии Красноцветов, напротив, похоже, прибывал в эйфории. Он выглядел очень потасканным и Александру даже не хотелось думать о том, через что ему пришлось пройти. Собачьего лая, к которому прислушивался Алексей Сергеевич, Ткачев не слышал.
– А собаки вас больше не беспокоят? – спросил сетевик, участливо.
– После того как встретил тебя – нет, – сказал Красноцветов, – и это дает мне некоторую надежду.
Череда опытов с дверьми закончилась с четверть часа назад. Двери нижних этажей никуда не вели, не обращая внимания на то, кто в них заходит. Можно было бы попробовать зайти одновременно в обе двери, но последствия такого эксперимента могли быть катастрофическими. В двери же ведущие к собакам лезть тоже не решились – Красноцветов содрогался от одного воспоминания, а Ткачев решил, что у него хватает и собственных проблем.
Они оба хотели выбраться наружу. Стены давили, и пусть вдвоем эта тяжесть была легче – совсем она не исчезала. Тем более, что Александру все время казалось, что он слышит гудение бегущей по спрятанным в бетоне проводам информации. Воспоминания об этом у него остались чрезвычайно неприятными, и отбивающие всякое желание иметь дело с чем ни будь сложнее микрокалькулятора.
– Так что же нам делать то, Саня? – спрашивал Красноцветов, пытливо заглядывая в глаза, – мы что, так и останемся здесь? Так и сгнием на этой лестничной клетке?
– Не сгнием, – хмуро ответил Ткачев, – говорите, вам рекламный листок пришел?
– Да, – сказал Красноцветов и указал в провал, – а теперь он там. Вместе с кормом.
– А что придет мне? – вопросил сетевик, запуская руку в прорезь собственного ящика.
Глянцевый листок был и здесь. Едва развернув его, Александр тут же сморщился от отвращения. Фон листовки был стилизован под зеленоватую системную плату, на которой ярко синим шрифтом parsek было написано:
"Что есть счастье? Я спрашиваю еще раз – что для вас есть счастье, стадо человечье?
Что ответите вы? Я слышу? Что? Счастье – это сочетание любви, труда и созидания?
Счастье – это посаженный дом, выращенное дерево и построенный сын?
НЕТ! Я скажу вам, что такое счастье! Истинное цифровое счастье для свободной паствы!
