Сердце Змеи. Час Быка - Ефремов Иван Антонович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
— Пойдемте в мою машину! — И, не дожидаясь согласия, главный врач повлек гостью к боковому выходу, где его ожидал длинный и узкий транспортный механизм.
Конференция должна была происходить в загородном дворце, машина добиралась туда по крутой дороге, обгоняя множество пешеходов. В одном месте Эвиза обратила внимание на старую «джи» с тяжелой коробкой на плечах и невольно сделала жест, чтобы машина остановилась. Но шофер даже не затормозил. На удивленный взгляд Эвизы главврач только нахмурился. Они подъехали к зданию с обветшавшими архитектурными украшениями из громадных каменных цветов. Высокая стена кое-где обвалилась, а трехъярусная надвратная башенка была разобрана. Но сад, окружавший здание, казался густым и свежим, без печати увядания, лежавшей на засыхавших парках и садах внутри города.
— Вы удивились, я заметил, что мы не подвезли старуху? — косясь на идущую рядом Эвизу, начал главный врач.
— Вы проницательны.
— У нас нельзя быть слишком добрым, — как бы оправдываясь, сказал тормансианин. — Во-первых, можно получить инфекцию, во-вторых, надо беречь машину, в-третьих…
Эвиза остановила его жестом.
— Можно не объяснять. Вы думаете прежде всего о себе, бережете машину, это примитивное изделие из железа и пластмассы, больше, чем человека. Все это естественно для общества, в котором жизнь меньшинства держится на смерти большинства. Только зачем вы посвятили себя медицине? Есть ли смысл лечить людей при легкой смерти и быстром обороте поколений?
— Вы ошибаетесь! «Джи» — самая ценная часть населения. Наш долг — исцелять их всеми способами, отвоевывая от смерти. Идеально, конечно, было бы, если бы мы могли сохранить один лишь мозг, отделив его от обветшалого тела.
— Наши предки ошибались точно так же, считая мозг и психику чем-то отдельным от тела, якобы не связанным со всей природой в целом. Находились люди, утверждавшие, что весь мир лишь производное человеческих представлений о нем. Здесь корни многих биологических ошибок. Мозг и психика не создаются сами по себе. Их структура и работа — производные общества, времени, суммы знаний в период становления индивида. Только путем непрерывного впитывания новых впечатлений, знаний, ощущений мозг у эмоциональных и памятливых людей преодолевает закономерную консервативность — и то лишь до известных пределов. Великий ученый через тридцать лет после вершины своей деятельности станет консерватором, безнадежно отставшим от эпохи. И сам не поймет этого, потому что его мозг настроен созвучно миру, оставшемуся позади, ушедшему в прошлое.
— Но можно моделировать новые условия, наращивать их…
— Пока моделируете, еще шире разойдутся кондиция мозга и условия среды. Ноосфера, то есть психическое окружение человека, изменяется несравненно быстрее биологической трансформации.
— Мы не теоретизировали, а боролись со смертью, на опыте постигая новые возможности продления жизни.
— И прибавили в колоссальный список преступлений природы и человека еще миллионы мучеников! Вдобавок многие открытия принесли людям больше вреда, чем пользы, научив политических бандитов — фашистов — ломать человека психически, превращать в покорного скота. Если подсчитать всех замученных на опытах животных, истерзанных вашими операциями больных, то придется строго осудить ваш эмпиризм. В истории нашей медицины и биологии также были позорные периоды небрежения жизнью. Каждый школьник мог резать живую лягушку, а полуграмотный студент — собаку или кошку. Здесь очень важна мера. Если перейти грань, то врач станет мясником или отравителем, ученый — убийцей. Если не дойти до нужной грани, тогда из врачей получаются прожектеры или неграмотные чинуши. Но всех опаснее фанатики, готовые располосовать человека, не говоря уже о животных, чтобы осуществить небывалую операцию, заменить незаменимое, не понимая, что человек не механизм, собранный из стандартных запасных частей, что сердце не только насос, а мозг — не весь человек. Этот подход наделал в свое время немало вреда у нас, и я вижу его процветающим на вашей планете. Вы экспериментируете над животными наугад, забыв, что только самая крайняя необходимость может как-то оправдать мучения высших форм животных, наделенных страданием не меньше человека. Столь же беззащитны и ваши «исцеляемые» в больницах. Я видела исследовательские лаборатории трех столичных институтов. Сумма страдания, заключенная в них, не может оправдать ничтожные достижения…
Главный врач дернул Эвизу за руку, столкнув ее с дорожки. Они очутились за разросшимся кустарником.
— Нагнитесь, скорее! — шепнул тормансианин так требовательно, что Эвиза повиновалась.
От ворот бежали несколько людей, гнавших впереди себя тучного человека с серым лицом и выпученными глазами. Силы оставляли бегущего. Он остановился, шатаясь. Один из преследователей ударил его коленом в лицо, согнув толстяка пополам. Второй сбил жертву с ног. Преследователи принялись топтать поверженного ногами.
Эвиза вырвалась из рук главного врача и побежала к месту расправы, крича:
— Остановитесь, перестаньте!
Безмерное удивление пробежало по озверелым лицам. Кулаки разжались, тени улыбок мелькнули на искривленных губах. В наступившем молчании слышны были только всхлипывания жертвы.
— Как вы можете, шестеро молодых, бить одного — толстого и старого? Или вам непонятен позор, стыд такого дела?!
Крепкий человек в голубой рубашке наклонился вперед и ткнул пальцем в Эвизу.
— Великая Змея! Как я не сообразил! Ты ведь с Земли!
— Да! — ответила Эвиза, опускаясь на колено, чтобы осмотреть раненого.
— Оставь эту падаль! Дрянь живуча! Мы его только слегка проучили.
— За что?
— За то, что он бумагомаратель. Эти проклятые писатели-холуи выдумывают небылицы о нашей жизни, перевирают историю, доказывая величие и мудрость тех, кто им разрешает жить подольше и хорошо платит. За одну фразу в их писанине, понравившейся владыкам, приходится расплачиваться всем нам. Таких мало бить, их надо убивать!
— Подождите! — воскликнула Эвиза. — Может, он не так уж виноват. Вы здесь не заботитесь о точности сказанного или написанного. Писатели тоже не думают о последствиях какой-нибудь хлесткой, эффектной фразы; ученые — о том темном, что повлечет за собой их открытие. Они торопятся скорее оповестить мир, напоминая кричащих наперебой петухов.
Предводитель расплылся в улыбке, открытой и симпатичной.
— А ты умница, земная! Только не права: эти знают, что врут. Они хуже девчонок, которых берут в садах за деньги. Те продают только себя, а эти всех нас! Я их ненавижу. — Он пнул свою жертву, отползавшую на четвереньках.
— Перестаньте, несчастные! — Эвиза загородила собой писателя.
— Змея-Молния! Ты ничего не соображаешь, — прищурился главарь, — это они несчастные, а не мы. Мы уходим из жизни полные сил, не зная болезней, не зная страха, не заботясь ни о чем. Что может нас испугать, если скоро все равно смерть? А «джи» вечно дрожат, боясь смерти и долгой жизни с неотвратимыми болезнями. Боятся не угодить «змееносцам», боятся вымолвить слово против власти, чтобы их не перевели в «кжи» и не отправили в Храм Нежной Смерти. Опасаются потерять свои ничтожные преимущества в пище, жилье, одежде.
— Так их надо жалеть.
— Как бы не так! Знаешь ли ты, чем зарабатывается право на длительную жизнь? Придумывают, как заставить людей подчиняться, как сделать еду из всякой дряни, как заставить женщин рожать больше детей для Четырех. Ищут законы, оправдывающие беззакония «змееносцев», хвалят, лгут, добиваясь повышения.
— Так они хотят идти на более трудную работу?
— Э, нет! Чем выше у нас стоит человек, тем меньше работает. Вот и лезут, чтобы достигнуть чина «змееносца», и для этого готовы предать весь мир.
— А вы не предаете, даже встречаясь со Змеем? И не боитесь Янгара?
Предводитель «кжи» вздрогнул и оглянулся.
— Ты знаешь больше, чем я думал… Ну, прощай, земная, больше не увидимся!
— Я могу вас попросить исполнить нечто важное? Именно вас. — Эвиза посмотрела на вожака.
