Фантастика, 1963 год - Андреев К. (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Горячо! — вдруг закричал Артем. — Горячо!.. Вот последнее предположение и следовало бы проверить… Недаром Одиссей занимает такое место и в “Илиаде” и в “Одиссее”. Были какие-то причины, которые заставили древнего сказителя…
— Или древних сказителей, — поспешил добавить я.
— Нет, древнего сказителя сделать Одиссея центральной фигурой второй поэмы. И, кроме того, единственная песнь из “Илиады”, не связанная прямо с сюжетом, гневом Ахиллеса и его последствиями, опять-таки говорит о приключениях Одиссея…
— Вы имеете в виду “Долонию”? — спросил я.
— Я говорю о той песне, где Одиссей отправляется вместе с Диомедом в разведку и убивает лазутчика троянцев.
— Они убивают лазутчика Долона, и песнь названа специалистами “Долонией”. Но что из этого следует?
— Связь какая-то была у Гомера с Одиссеем. Вот что из этого следует.
— Вообще археолог Шлиман, производивший с согласия турецкого правительства раскопки древней Трои, не сомневался в том, что Одиссей действительно существовал. На острове Итака, царем которого был Одиссей, Шлиман обнаружил посредине каменных развалин остатки пня старой оливы… Вы помните, как, проверяя Одиссея, его жена Пенелопа приказала служанке Евриклее вынести кровать мужа наружу, а обиженный Одиссей ответил:
Признак особый в ней есть.
Не другой кто, я сам ее сделал.
Пышно елива росла длиннолистая, очень большая,
В нашей дворовой ограде.
Был ствол у нее как колонна.
Каменной плотной стеной окружив ее, стал возводить я
Спальню, пока не окончил.
И крышей покрыл ее сверху.
Крепкие двери навесил, приладивши створки друг к другу.
После того я вершину срубил длиннолистой оливы,
Вырубил брус на оставшемся пне, остругал его медью,
Точно, вполне хорошо, по шнуру проверяя все время.
Сделал подножье кровати и все буравом пробуравил.
— И вот эту-то самую кровать и нашел Шлиман? — воскликнул Артем.
— Шлиман нашел остатки огромной оливы посредине каменных стен, но это вполне могло быть совпадением… Выводы, какие выводы можно из этого сделать?
— Много… Ведь это ложе — тайна семьи Одиссея, и знать ее мог только Одиссей или его сын, ведь даже служанка Евриклея не знала, что кровать эту сдвинуть нельзя с места! И если Одиссей на самом деле жил на свете, то почему отказывать в возможности реального существования Гомеру? Это все нужно проверить…
Он так и сказал: “нужно проверить”. И в этих словах Артема было что-то необычное… Мне даже вспомнилось восклицание одного из ребят: “Сила!” Но я сказал:
— В мою задачу не входит “переманивать” вас в среду гуманитариев. Я хотел только чуть-чуть заинтересовать вас искусством древних, их историей. Все-таки знакомство с искусством облагораживает человека.
— А совместный труд над решением нужных человеку задач не облагораживает? — спросил Артем, поднимаясь.
Он быстро вышел из класса, и кто-то заметил:
— Артем — прямиком в лабораторию…
Больше я его не видел до того самого памятного дня, когда он сам подошел ко мне и, чуть смущаясь, сказал:
— У меня все готово, мы можем хоть сейчас отправиться на его розыски.
— На розыски? Но кого мы будем разыскивать?
— Как кого? Гомера.
Я расхохотался.
— Но Гомера нужно “искать” в древних рукописях, анализируя и сличая тексты, погружаясь в бездну комментариев…
— Или погружаясь в бездну времени, — заметил Артем. — Машина готова… Я думал, что вы согласитесь…
Я так растерялся, что дал Артему увести себя в лабораторию. Там у окна стоял какой-то аппарат, сверкающий полированным металлом, но в общем очень похожий на аккумуляторную тележку двадцатого века.
Я сел на металлическое сиденье. Артем поместился рядом. Сейчас, положа руку на сердце, могу сказать, что у меня и в мыслях не было ничего серьезного. Я думал, что Артем просто решил меня разыграть и, смеясь, сознается в шутке, но ничего подобного не произошло. Он наклонился к пульту управления, и вдруг стены лаборатории стали медленно расплываться перед глазами. Появились смутные очертания каких-то человеческих фигур, странными движениями разбирали они стены лаборатории…
Вспыхнуло на мгновение солнце и тотчас же погасло…
Я пришел в себя не сразу. Наша “тележка” катилась вниз по каменистой дороге. Вокруг зеленели рощи, а солнце было высоко в небе. Артем остановил тележку у поворота, за которым виднелось море.
— Где мы? — спросил я.
— Сейчас узнаем, — ответил Артем.
Он легко выпрыгнул из “тележки” и стал быстро подниматься на холм. Там наверху сидел какой-то человек в желтой одежде необычного покроя, но когда он встал и поклонился Артему, я увидел, что рукава одежды отрезаны. “Да ведь это хитон!” — подумал я. За холмом сразу же начались крутые склоны, а там вдалеке высились скалистые громады.
И вновь будто чей-то голос прошептал: “Олимп… Это Олимп…” Артем вприпрыжку сбежал по склону холма. Торопливо уселся на сиденье.
— Так что вы узнали?
— Все в порядке. Козопас сказал, что Гомер уже умер, но дед козопаса помнил поэта хорошо…
— Сейчас какое столетие? — спросил я, так до конца и не веря в то, что все происходящее не снится мне.
— Сейчас? — Артем наклонился к приборам перед собой, покрутил пуговку над чем-то, напоминающим спидометр. — Мы в двенадцатом столетии… до нашей эры, разумеется…
Было еще несколько “остановок”, и вот последняя. Мы остановились посредине широкого луга.
Смеркалось. Чья-то песня донеслась из маленького селения, низенькие домики которого выглядывали из-за деревьев. Вокруг никого не было. Артем попросил меня привстать, достал из-под сиденья сверток и, развернув его, протянул мне бутерброд с сыром.
— Где мы сейчас?
— Боюсь, что на этот раз перелет…
Артем с аппетитом откусил громадный кусок бутерброда и вдруг, толкнув меня в бок, указал рукой в сторону селения. Оттуда во весь мах скакал по росистой траве всадник. Он быстро приближался, и звон его доспехов заглушил и собачий лай, и песню, и неумолчный звон кузнечиков. Всадник подскакал к нам и в удивлении остановился, подняв правой рукой тяжелое копье. Я вобрал голову в плечи, ожидая, что сейчас на нас обрушится удар, но Артем, не поднимаясь с сиденья, поднял руку с газетным свертком и громко приветствовал всадника по-эолийски.
