Культурные особенности (СИ) - Зарубин Александр (книги полностью txt) 📗
— Эрвин, это все.
Голос Ирина — оглушительно-тихий, вязкий. Слишком тихий для Эрвиновых оглохших напрочь ушей… Холмы молчали, солнце скрылось, стеклянный отблеск погас. Птицы метались, кричали вдали — шумные, ярко-желтые, алые. Тяжело хлопнули крылья — орлан взлетел ввысь. Прозвенели мониста, кивнул головой изумрудный питон. Орлан хрипло каркнул им с вышины. Миа поднялась, вытерла кровь с разбитой губы. Аккуратно провела пальцем по изрытой броне — по засечке от пули, тянущейся по стали вверх, почти самого триплекса. И поклонилась. Даже не Эрвину — винтовке в его руках. На лице — синяк, от щеки до глаза, дугою. След от руля.
— Прости…
— Ничего. Главное, бой закончился.
Это и впрямь было все… Командира засады потом нашли в кустах с посиневшим лицом — подданные Эви ползали медленно, зато жалили больно. Поселок молчал. Лишь эоловы трубы выли вдали, да — тихо, закрывая платками глаза, плакали навзрыд уцелевшие женщины. Облако искр взлетело в небо, глухой треск вдалеке — рухнула, прогорев таки, крыша склада…
— Что это было? — спросил еще раз Эрвин. Ошалело тряся головой — будто все хотел и не мог вытряхнуть из ушей тишину — вязкую и глухую, как вата. Обвел взглядом вокруг — раз, другой. Руины, обломки, рядами — обгоревшие опорные столбы домов — словно черные пальцы тянутся в небо. Грозят… Детский, нелепый жест — ведь небо сейчас — такое высокое…
— Что это было? — спросил Эрвин в третий раз.
— Не знаю, — ответил ему, подойдя ближе, старый Яго. Винтовка лежит на плече, а глаза — в тон небу, серые, непроницаемые. Кривится, щерит зубастую пасть на скуле нарисованный мелкий котенок…
— Не знаю, — повторил он, — Они пришли ночью, как падальщики. Сожгли все. Я видел много людей, машины — не наши, запрещенные здесь, видел налетчиков — их бесноватые крики и лица украшенные молнией. Сколько живу — не видел таких лиц и не слышал таких криков. Раньше бывало — поселки гибли, деревни горели, людям приходилось прятаться или бежать. Но это делали звери, вроде сотрясателя, а не люди. Были перестрелки с людьми — ваши, ушедшие из городов, или местные — если коммандо чего не поделят. Но такого… Я даже не знаю таких слов в языке…
— Это война… — хотел было сказать Эрвин. И не сказал, не смог. В туземном языке было тысяча и одно слово для охоты на зверей, одно — яростное, но милосердно-короткое — для перестрелки с бандитами. И еще с десяток — для обозначения ритуализированных донельзя разборок между туземными «коммандо».
«Теперь появится» — подумал он, оглядывая руины. Яго повторил за ним — на земном, чужое горло добавило резких, шипящих звуков земному слову. Будто по стеклу — сапогом…
— Старый я — новые слова учить… — добавил Яго потом, когда последний звук отскрежетал в его горле, — но делать нечего теперь — придется.
Эрвин молча кивнул. Потом добавил.
— Знать бы, с кем…
Их прервали. Окриком слева, из-за длинной, обгорелой стены. Эрвин глянул туда — и, совсем неожиданно для себя напоролся на нескладную фигуру ДаКосты…
— Черт, а я его уже похоронить успел… — прошептал Эрвин раз, потом другой — радостно было видеть его длинную, нескладную фигуру. Лиианна рядом, в руках — короткий флотский шотган. И…
Увидев Эрвина, ДаКоста улыбнулся вдруг, оскалил желтые зубы:
— Да вот, уж думал, совсем заблудился, гляжу — бегут. Быстро бегут, аж сапоги сбили, бедные. И, судя по битым мордам — от тебя. Ну я их и тормознул. Спросить, значит, дорогу как водится.
И точно — перед ДаКостой — трое. Плоские скулы, зеркальные лица, перечеркнутая молния на щеках…Потерянные, невидящие ничего глаза. А руки — за головой, согласно уставу конвойной службы…
Щелкнула бусина переводчика. Вызов… ответ… В ухе — голос Ирины:
— Что случилось?
— Ир, подойди сюда. Мы взяли пленных…
Глава 33 Благодарность. С занесением
Когда Эмми проснулась — за окнами был уже день. Серый, пасмурный день — неяркий свет тек, струился столь круглые окна. Эмми зажмурилась даже сперва, сморгнула — до того необычен он был сейчас, после стольких дней синевы и яркого солнца. Стены вокруг — тоже серые, гладкие, без излишеств. Не похожи на те, что были вчера. В груди глухо бухнуло сердце. Эмми зажмурилась, потом открыла глаза еще раз, огляделась, спрашивая себя — куда же ее занесло? Черный Дювалье, летающий дом, мягкий шелк простыней и, на потолке — слепящий глаза блеск золотой лепнины. Уж не сном ли все это было? Но со стены текли на пол знакомые, измятые абстрактной картиной часы. Нет, не сон. Слева, от двери донесся тихий, настойчивый стук. И клацанье замка — сразу, без паузы. Эмми повернула голову. Вошел Черный Гарри — Абим. Молчаливый секретарь Дювалье — как всегда огромный, прямой, стальная двутавровая балка. На голове белый бинт — перевязана. И бледен еще — антрацитовая обычно кожа посерела, в тон сумеркам за окном. Вспомнилась ночь, схватка, стук пулемета, крики «Абим убит». Значит, не сон… Но тогда — почему вокруг не знакомые, расписанные золотом стены гостевой комнаты?
Абим замер на пороге и поклонился. Ей. Это было неожиданно. Как и слова, последовавшие потом, когда черная голова распрямилась:
— Босс распорядился перевести Вас в комнаты для персонала.
— Для персонала?
— Да. Это командное крыло. Все начальство здесь. Я живу через стену, по коридору, если хотите знать…
— А… — Эмми хотела спросить «А Дювалье?», но в последний момент замялась. Абим угадал — улыбнулся, кивнул, показав рукой на щель в дальней стене. Скрытую, неприметную дверь.
— Спальня босса. Прямой ход.
— Но… Это… — Эмми не нашла, что сказать. Абим кивнул еще раз. В его руках прошелестела, разворачиваясь, плотная белая бумага.
— Вы правильно поняли, мэм. Босс распорядился предложить вам контракт. Берет на работу… Если согласны, конечно.
Эмми с минуту смотрела в лицо Абиму — не шутит ли тот. Ңо лицо того оставалась ровным, лишь в руке появилась бумага — пачка сшитых листов и толстая, перьевая ручка. Не шутил. В голове не укладывалось.
— Но… таких, как я, федеральный закон брать на работу запрещает..
— Забудьте про федеральный закон. Босс сам устанавливает правила. Потому он и босс. Берите, не сомневайтесь…
Эмми машинально взяла бумагу из его рук. Пролистнула — стандартный, бессрочный контракт на ее имя. Проживание, транспорт, оклад… Стандартно — в федеральных долларах и местной валюте пятьдесят на пятьдесят. Только — губа Эмми дернулась, а глаза — запнулись, ища среди ряда нулей пропущенную запятую.
— Нет, это не опечатка, — усмехнувшись, успокоил ее Абим, — подписывайте, не сомневайтесь.
Скрипнуло по бумаге золотое перо. Завитушка росписи, расшифровка — по правилам, через тире. И только потом Эмми бросила взгляд вверх. На шапку. Дювалье и впрямь наплевал на правила или просто — шутил. В графе «должность» красовалось знакомое слово.
«Брамимонда»…
«В переводе с туземного — смерть…» — подумала Эмми, невольно сглотнув. Подняла глаза. Абим еще раз кивнул.
— Не волнуйтесь, это не шутка. Вам потом объяснят… А пока…
Бумага исчезла, вместо нее, в руках у Абима — прямоугольный длинный предмет. Шкатулка. Еще поклон.
— Это за вчерашнее. Босс благодарит Вас, мэм. И он просил передать подарок…
Мягко стукнула крышка, ледяной блеск уколол глаза. Эмми сморгнула раз и другой. Вздохнула — глубоко, гоняя по легким застрявший враз воздух.
— Та самая, мэм. Теперь ваш — так сказать, инвентарь… — подмигнул ей внезапно Абим, сверкнув белыми зубами в улыбке.
На бархатной подушке лежала нейроплеть — та самая, судя по Абимовым словам. В выключенном состоянии — железный стержень, стальная сорокасантиметровая рукоять с генератором поля внутри и кнопками управления у кольца-гарды. От сизой, кованной стали навершья, потом — вниз — рукоять — шершавая акулья кожа, белое золото и желтая медь — Мастера Дювалье постарались за ночь, сменив вытертые ладонями щечки захватов. На яблоке — льдистый, злой блеск. Буква Б, выложенная сверкающими камнями.
