Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке (СИ) - Фоменко Михаил (книги онлайн бесплатно серия TXT, FB2) 📗

— А кто, — спрашивал дед Ваню, — в болотцах и озерах живет?

— Аглулики, — отвечал, как на экзамене, представляя осклизлых рыболюдей, — и сюлюкюны.

Дед хвалил, довольный. А мать слишком уважала старика, чтобы перечить, что, мол, тринадцать лет мальчишке, взрослый для сказок, и XXI век на дворе. Оно-то двадцать первый, но вот тюкнешь по сосенке топором, а из нее сочится красная медовая живица — кровь иччи, что в стволе жил.

— Иччи хорошие, — рассуждал школьник Ваня. Друзья резались на «икс-боксах» в «Pro Evolution Soccer» и «Prototype». Он предпочитал лес, компанию всезнающего деда. Пьянящий запах грибов, прелых листьев, гниющих деревьев, аромат осеннего увядания.

— А кто плохие? — щурился старик.

— Призраки-абасы, — мальчик загибал пальцы, — и юе-ры, якутские упыри. Ангъяки, злые души младенцев, и оборотни ийраты. Они в полярную лису превращаются и в оленей-карибов. И чучуна, конечно.

Если обнаруживали примятые соцветия козлобородника, Ваня говорил, что это Инупа-сукугьюк прошла. А если дохлый олень на таежной гари попадался с перевязанными тальником копытами — что Мээлкээн охотился.

Мама опасалась, что после дедовых баек мальчика будут мучить кошмары, но спал он спокойно, лишь однажды демоны потревожили сон: Махаха, самый страшный из них, гнался по лесу за Ваней, безумно хохоча и чиркая железными когтями. Звук был такой, словно точат лезвие о лезвие. Во сне Ваня спрятался под облепихой и наблюдал, как Махаха рыскает по поляне, с синей кожей и выпученными бельмами, и высекаемые когтями искры — чирк-чирк-чирк — тают в темноте.

Когда Ваня заканчивал седьмой класс, у матери диагностировали рак мозга. Не спасли ни врачи, ни заклинания-аглысы. Она наглоталась таблеток накануне химиотерапии. Ваня не плакал на похоронах и погодя спросил у деда, не возвратится ли мать в обличии деретника, кровожадного зомби?

— А мы ритуал проведем — не возвратится.

Славно сработал дедовский ритуал.

— Эй, Иван! — окликнул парня Ильин. Начальник был грузным мужчиной с проседью в бороде. — Поди-ка сюда.

Флуоресцентные лампы лили экономный свет на полупустые прилавки. Люда расставляла товар так, чтобы занять хотя бы половину полок. Покупатели не толпились в просторном зале — постоянным клиентом было эхо, гулко отражающееся от дальних, скрытых тьмой углов. В квартирах над магазином жили с полдюжины семей, и те посещали современный супермаркет по соседству. Впрочем, еди-нодушно доверяли «Северянке», приобретая мясо. Магазин снабжали охотники, и оленина была высшего сорта.

— Шабашим, — сказал Ильин, доставая из пакета фрукты и контейнеры с салатами. Люда ассистировала ему.

— А что за повод? — потер руки Демид Клочков, мясник.

— День рождения у меня вчера был.

— О, отец, ну, за такое и выпить не грех! Ванька, да брось ты ящики свои.

От алкоголя Ваня отказался. Соврал, что антибиотики принимает. Чокались без него: мужчины — алюминиевыми походными рюмками, Люда — пластиковым стаканчиком с вином. Ваня ел мандарин, очищал сосредоточенно и медленно прожевывал дольки.

Сдержанно улыбался анекдотам и исподтишка поглядывал на Люду.

Она была слегка полноватой, но симпатичной, с пышными формами и смоляными, до локтей косами. Пару раз она снилась Ване, голая, лежащая на палой, в шафрановых разводах, листве. Голодная, сладкая, как перезревшая брусника. Проснувшись, он застирывал плавки в ванной.

Первая бутылка прикончена. Клочков отлучился домой сказать жене, что припозднится. Мобильная связь сбоила. Обычное дело в их глуши.

— Простите, — встал из-за стола Ваня, — я собак покормлю.

Услышал в дверях вопрос Люды:

— А он кто? Казах?

— Якут, — сказал Ильин. — У него дед, говорят, шаманом на родине был.

Над гольцами, над тундрой, над урочищами и ручьями плывет глаз. Имя ему Иститок, размером он со спутник, ресницы пятиметровые. Иститок все видит: каждую былинку, каждую ягоду и каждый грех людской. Строго наказывает нарушителей. Ийратов насылает и кого похуже. Ванин дед узрел Иститок, отбывая срок в лагерях. Потому у него зрение особое, и у Вани по наследству тоже.

На улице безлюдно. Единственный автомобиль — припаркованный «мерседес» Ильина. В домах спят давно или умерли. За придорожным буераком — пустырь, неоновые вывески «Сбербанк» и «Танцевальная школа». В белесое ночное небо дымит труба районной котельной. Свет колченогого фонаря будто затвердел, кристаллизировался игрушкой с острыми гранями, пучком оранжевой проволоки.

Ваня вдохнул колючий воздух. Поддел ботинком собачью миску. Мясо в ней заиндевело, припорошенное снегом. Парень нахмурился, озирая пустырь.

— Найда! Отшельник! — посвистел, но дворняги не отозвались привычным радостным тявканьем. Он перевел взгляд на холмы вдали, черные пики сосен, впившиеся в небосвод. Контуры тайги с ее причудливыми тенями.

— Не помешаю? — спросила Люда, появляясь на пороге. Щелкнула колесиком зажигалки. Огонек озарил ее хорошенькое личико в пещере капюшона. — Как думаешь, сегодня будет северное сияние?

— Вряд ли, — ответил он и засунул руки глубже в карманы.

— Раньше во время сияния по городу парочки гуляли, — произнесла она мечтательно. — Только по нему и буду скучать, когда уеду.

— Уедешь?

— Ну, рано или поздно. — Люда затянулась сигаретой. — А у тебя девушка есть? — сменила она внезапно тему.

Ваня качнул головой.

— Странно. Ты нормальный парень, серьезный. Такие женщинам нравятся.

«Правда?» — едва не вырвалось у него.

По пустырю, со стороны высохшего ручья, торопился Демид. Он махал шапкой и что-то кричал.

— Чего это с ним? — Люда затушила окурок об ободок урны. Недоброе предчувствие захлестнуло Ваню, хотя мясник и улыбался во все зубы и вроде посмеивался на ходу.

— Кличьте Ильина! — сказал он, привалившись к фонарю.

— Что случилось? — спросила Люда.

— Фух, — Клочков сплюнул в сугроб. — Мужик этот… ну, с ролика. Волосатый. Он у гаражей. Да не стойте вы как истуканы. Идем снимать его, говорю.

Мясник шагал впереди. За ним — заинтригованные Ильин с Белиникиной. Люда несла под мышкой початую бутылку вина. Замыкал шествие Ваня. Точно друзья, спешащие полюбоваться фейерверком.

«Это не он, — размышлял Ваня, — не чучун. Неделю ему в городе не прожить, пусть и в таком. Засекли бы.»

«Засекли же, — сказал внутренний голос, — и на мобильник сняли, и тридцать пять человек просмотрело. Людям начхать, люди слепые».

— А почему охотники его не встречали? — интересовался мальчик у деда. — Он же из плоти и крови.

— Ты про чучуна? Почему же, встречали. Кто до нас жил. Как города строить стали, они в нижний мир подались. Они могут между мирами шастать. А к нам приходят женщин наших похищать. Самок-то у них нет.

Тропинка сбегала в овраг. На склонах располагались гаражи, дорожки петляли к руслу высохшего ручья. Здесь царило запустение. Гаражный кооператив обратился в свалку, кирпичные коробки облепил спрессованный серый снег, из которого проклевывалась арматура. Тоскливо ржавел увязший в сугробе фургон — порождение ереванского завода.

— Блин, Демид, я замерзла, — пожаловалась Люда.

— Ага, — поддакнул Ильин, — побаловались — и хватит. Водка стынет.

— Ван момэнт! — Клочков ловко запрыгнул на крышу приземистого гаража. — Ну где ж ты, гад? — и цыкнул через мгновение: — Сюда, ребя!

Беззлобно ругаясь, Ильин вскарабкался к мяснику по снежному пандусу. Вскоре все четверо очутились на крыше.

Хилые хозяйственные постройки засоряли белое поле окраины. Оно упиралось в костлявый подлесок, в заграждение кустарника, за которым колыхался на ветру березняк, а выше по холмам вздыбились темные сосны.

— Красиво, — сказала Люда.

— Тише, — прошипел Клочков, — вон там.

— Что за черт? — ахнул Ильин.

Оно сидело на корточках у гаража, спиной к людям. Даже сгорбившись, оно впечатляло габаритами, шириной плеч. Густая шерсть была по-медвежьи бурой, но это определенно был не медведь. Тело сужалось к ягодицам, спутанные космы ниспадали до лопаток.