Сад Рамы - Кларк Артур Чарльз (мир книг TXT) 📗

Ричард с мирмикотами остановился у входа, в метре от материала. Хлопковая сетка простиралась во все стороны… насколько мог видеть Ричард. Пока он разглядывал сложные переплетения, элементы материала начали очень медленно двигаться, образовывая проход, позволявший пройти внутрь этой сетки. «Итак, вещество это — живое», — думал Ричард. Сердце его отчаянно колотилось, пока он с изумлением наблюдал за немыслимым.

Через пять минут проход растянулся настолько, что Ричард мог уже зайти метров на десять в глубь загадочного материала. Окружавшие его мирмикоты показывали на хлопковую сетку. Ричард покачал головой. «Простите, ребята,

— хотелось ему сказать, — но в облике этой штуковины мне кое-что не нравится. Словом, давайте обойдемся без этой части приключения, если вы не возражаете».

Но мирмикоты все указывали вперед. Выхода у Ричарда не оставалось, и он понимал это. «Что теперь будет со мной? — спрашивал он себя, ступая вперед. — Вещество съест меня? Неужели именно для этого все и затеяли? Не может быть».

Он оглянулся. Мирмикоты не шевельнулись. Глубоко вздохнув, Ричард прошел все десять метров и остановился так, что мог даже дотянуться до одного из странных ганглиев в живой сетке. И пока он внимательно рассматривал его, материал вокруг него вновь зашевелился. Ричард обернулся и увидел, что проход позади него сомкнулся. В отчаянии он попытался броситься в ту сторону, назад к проходу, но усилие оказалось напрасным. Сеть уже поймала его, и он заставил себя смириться с тем, что должно было вот-вот свершиться. Ричард спокойно позволил сети опутать его. Крошечные нити, примерно в миллиметр толщиной, медленно и упорно покрывали все его тело. «Итак, — подумал Ричард, — все понятно. Ты намереваешься удушить меня». Но как ни странно, дышать не становилось труднее, хотя его лицо и голову уже обволакивали сотни нитей. Прежде чем руки лишились подвижности, Ричард попытался оторвать одну из крошечных нитей с руки. Это было почти невозможно — обволакивая, нити проникали в его кожу. Сильным движением он наконец сумел вытянуть одну из белых нитей, но там, где была она, выступила кровь. Ричард оглядел свое тело: теперь оно, наверное, было проколото живой сеткой, быть может, в миллионе точек. Ричард поежился.

Он все удивлялся тому, что еще мог дышать. И когда попытался понять, как воздух проникает сквозь паутину, услыхал внутри своей головы голос. «Оставь напрасные потуги, — проговорил он. — В любом случае ты не сумеешь понять. Один раз в жизни отдайся невероятному приключению, не отягощая себя сомнениями».

5

И снова Ричард не имел ни малейшего представления о времени. Несколько раз за дни (или то были недели?), проведенные им внутри чужеземной паутины, тело изменяло свое положение. Однажды, когда он уснул, паутина сняла с него одежду. Теперь Ричард лежал на спине, и тело его подпирала уплотнившаяся часть тонкой сетки.

Его более не интересовало, каким именно образом он ухитряется выжить. Как-то выходило, что, когда он ощущал голод или жажду, потребности организма сразу удовлетворялись. Выделения исчезали через считанные минуты, дышалось легко, хотя Ричард был полностью окружен живой паутиной.

Проведенные в сознании часы Ричард нередко посвящал изучению создания, в плоти которого он находился. И когда присматривался, то видел, что крошечные нити постоянно шевелятся. Очертания сетки вокруг его тела менялись очень медленно, но все-таки заметно. Ричард старался запоминать передвижение тех ганглиев, которые мог видеть перед собой. Один раз над его головой сошлись целых три штуки, образовав треугольник.

Сетка общалась с Ричардом по регулярному циклу. Она погружала в его тело тысячи своих волокон на пятнадцать, а то и двадцать часов. Ричард не видел снов, если не был подсоединен к сетке. В этом случае, пробуждаясь, он нервничал и беспокоился. А когда волокна начинали обволакивать его, ощущал новый прилив энергии. Но если он спал присоединенным к инопланетной сетке, то его посещали активные и яркие сны. Прежде Ричарду редко что-либо снилось, он часто подсмеивался над Николь, уделявшей своим снам столько внимания. Однажды ночью Ричард увидел себя во сне подростком в родном городе Стратфорд-он-Эйвоне, он смотрел спектакль «Как вам это понравится» [52]. Очаровательная блондинка, игравшая Розалинду, сошла со сцены и шепнула ему на ухо.

— Ты Ричард Уэйкфилд? — спросила она его во сне.

— Да, — ответил он.

Тут актриса принялась целовать Ричарда, поначалу обстоятельно и неторопливо, а потом вспыхнула страстью, живой и острый язычок ее порхал внутри его рта. Ричарда обдало волной всепоглощающего желания — и он внезапно проснулся, ощутив странное смущение от собственной наготы и эрекции. «К чему бы все это?» — усмехнулся Ричард, припомнив фразу, которую бывало слыхал в подобных случаях от Николь.

В заточении воспоминания о Николь сделались острее и куда более подробными. К собственному удивлению, Ричард обнаружил, что в отсутствие прочих стимулов способен полностью воспроизводить свои разговоры с Николь вплоть до самых мелких деталей… как, например, выражение на лице, которым она сопровождала свою речь. В долгом заключении внутри паутины Ричард часто испытывал одиночество, и яркие воспоминания лишь заставляли его еще сильнее тосковать по любимой жене.

Не менее отчетливыми были воспоминания о детях, ему не хватало их всех, а в особенности Кэти. Он вспомнил последний разговор со своей отбившейся от рук дочерью, состоявшийся за несколько дней до свадьбы Симоны, когда Кэти явилась домой отобрать кое-что из одежды. Она приуныла, нуждалась в поддержке, но Ричард не сумел ободрить ее. «Контакт так и не установился»,

— подумал Ричард. Лицо Кэти, юной привлекательной женщины, сменилось физиономией отчаянной десятилетней девчонки, скакавшей по площадям Нью-Йорка. Оба лица, соприкоснувшись, заставили по-новому ощутить потерю. «После пробуждения мне никогда не было спокойно в обществе Кэти, — вздохнув, осознал он. — Я хотел видеть не ее, а мою прежнюю маленькую девочку».

Небывалая точность воспоминаний о Николь и Кэти убедили Ричарда в том, что с его памятью происходит нечто экстраординарное. Он вдруг обнаружил, что вспомнил точный счет всех четвертьфинальных, полуфинальных и финальных матчей на Кубок мира по футболу, начиная с 2174 по 2190 год. В молодости Ричард помнил всю эту бесполезную информацию: тогда он очень интересовался футболом. Однако в годы перед запуском «Ньютона» мозг его усвоил столько нового, что он нередко, даже беседуя с приятелями о футболе, стал забывать участников какого-нибудь ключевого матча Кубка.

По мере того как зрительные образы продолжали становиться все более четкими, Ричард обнаружил, что может припомнить эмоции, связанные с ними. Он словно бы заново целиком переживал ситуацию. Ричард припомнил не только всепоглощающую любовь, смешанную с восхищением, испытанную им, когда он впервые увидел Сару Тайдингс на сцене, но также восторг и волнения, которыми сопровождались его ухаживания, даже безграничную страсть первой ночи… тогда после нее он буквально пал бездыханным; и теперь, много лет спустя, находясь внутри загадочного инопланетного существа, похожего на сеть, Ричард реагировал столь же сильно.

Вскоре выяснилось, что Ричард уже не владеет воспоминаниями, которые возникали в его мозгу. В самом начале ему казалось, что это он сам старается думать о Николь и детях или о своей любви к молодой Саре Тайдингс, просто чтобы ощутить себя счастливым. «А теперь, — подумал он, мысленно обратившись к сети, — обновив мою память — один Господь знает с какой целью, — ты принялась читать мои воспоминания».

Многие часы Ричард наслаждался, вынужденно вспоминая прошлое, особенно годы, проведенные в Кембридже и Космической академии; тогда постоянная радость познания скрашивала его жизнь. Квантовая механика, кембрийский взрыв, теория вероятности и статистическая физика, даже давно позабытый немецкий лексикон, напомнили ему о том, как много счастья приносило ему познание. Радовали его и торопливо сменявшие друг друга воспоминания о всех постановках шекспировских пьес, которые ему довелось видеть между десятью и семнадцатью годами. «Каждому нужен герой, — думал Ричард, заново вспоминая спектакли, — для того чтобы извлечь все лучшее из себя самого. Моим героем был, безусловно, Уильям Шекспир».