Научная фантастика. Ренессанс - Хартвелл Дэвид (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗
Она нырнула в отверстие туннеля и скрылась в нем.
Гюнтер рассеянно посмотрел ей вслед, покачал головой. Он очень, очень устал.
Базарчик выглядел так, словно над ним пронеслась буря. Навесы сорваны, прилавки опрокинуты, товары разграблены. Под ногами хрустели осколки зеленого и оранжевого стекла. Среди общего разгрома нетронутой торчала стойка с итальянскими шарфами, стоимостью с годовое жалованье. Понять это было невозможно. По всему базару усердно трудились затронутые. Они нагибались и распрямлялись, поднимая обломки, они подметали. Одного колотил человек в скафандре.
Гюнтер моргнул. Неужели это происходит в действительности? Женщина корчилась под ударами, дико вскрикивала, пыталась увернуться. Под одним из поставленных на место навесом, в тени радужного шелка, отдыхали у стойки еще четыре скафандра. Ни один из них и не подумал прийти на помощь женщине.
— Эй! — заорал Гюнтер. Он неожиданно застеснялся, словно его вдруг вытолкнули на середину сцены, не объяснив ни роли, ни сюжета. — Прекратите!
Скафандр повернулся к нему. Одна перчатка продолжала сжимать тонкое предплечье женщины.
— Пошел вон, — проворчал по радио мужской голос.
— Ты что это вытворяешь? Кто ты такой? — Мужчина носил скафандр «Вестингауза», таких среди незатронутых было около дюжины. Но Гюнтер вспомнил бурое выжженное пятно в форме почки на брюшной панели.
— Познер, это ты? Отпусти женщину!
— Какая это женщина, — сказал Познер. — Ты на нее посмотри — она и не человек даже. Она затронутая.
Гюнтер установил шлем на запись.
— Я все записываю, — предупредил он. — Еще один удар — и Екатерина это увидит. Честное слово.
Познер выпустил женщину. Она секунду-другую стояла, как оглушенная, потом голос в ПК снова подчинил ее. Она нагнулась, подняла метлу и вернулась к работе.
Отключив шлем, Гюнтер спросил:
— Ладно. Что она сделала не так?
Познер в негодовании выставил вперед ногу и сурово указал на нее.
— Она обоссала мне ботинок.
Скафандры под навесом с любопытством наблюдали за спором. При этих словах они разразились хохотом.
— Сам виноват, Вилл! — крикнул кто-то из них. — Я же говорил, что надо отводить им больше времени на личную гигиену.
— Подумаешь, малость сырости. Выкипит при первой прогулке в вакуум.
Но Гюнтер не слушал их. Он смотрел на затронутую, избитую Познером, и гадал, почему до сих пор не узнал в ней Аню. Правда, губы у нее поджались, лицо было сведено беспокойной гримасой, как будто заводной ключ у нее в затылке перекрутили на три лишних оборота. И плечи тоже ссутулились. Но все же…
— Мне очень жаль, Аня, — сказал он. — Хиро погиб. Ничего нельзя было сделать.
Она продолжала водить метлой, все забывшая и несчастная.
Он успел на последний подкидыш смены и на нем добрался до Центра. Приятно было вернуться домой. Миико Езуми решила, что внешние фабрики обойдутся без кислорода и избытков воды, и теперь в скальной нише устроили душевую. К ней выстраивалась длинная очередь, на мытье отводилось всего три минуты, и мыла не было, но никто не жаловался. Кое-кто, чтобы пополоскаться подольше, забивался в кабину компаниями по двое, по трое. В очереди на их счет отпускали грубые шуточки.
Гюнтер вымылся, нашел себе чистые шорты и футболку «Главкосмоса» и пошлепал босиком через зал. Он остановился перед дверью общей комнаты, слушая, как за столом обсуждали самых колоритных тронутых, с которыми сегодня пришлось столкнуться.
— А вы видели Мышиного Охотника?
— А Офелию?
— И Папу!
— И тетку-утку!
Все искренне веселились. В комнате расцветало теплое чувство товарищества, которое склонный к сентиментальности отец Гюнтера называл Gemiitlichkeit [52]. Гюнтер вошел.
Лиза Нагенда подняла улыбающееся до ушей лицо — и застыла. На скулах у нее шевельнулись желваки.
— А вот и персональный шпик Измайловой.
— Что?
От этого обвинения у Гюнтера перехватило дыхание. Он беспомощно огляделся. Никто не захотел встретиться с ним взглядом. И все молчали.
Лиза от ярости стала серой.
— Ты меня слышишь? Это ведь ты настучал на Кришну, так?
— Что ты несешь? Что за дурь у тебя в голове, если… — Он с трудом справился с собой. Нет смысла отвечать истерикой на истерику. — Тебя не касается, что связывает или не связывает меня с Измайловой. — Он обвел взглядом компанию. — Вы не заслуживаете, чтобы я вам говорил, но Кришна работает над лекарством. Если какие-то мои слова или действия помогли вернуть его в лабораторию, пусть будет так.
Она с надменной улыбочкой спросила:
— А как ты оправдаешься за донос на Познера?
— Я не…
— Все уже слышали! Ты сказал ему, что намерен отправиться прямиком к своей драгоценной Измайловой со своими снимочками на шлем.
— Послушай, Лиза… — начал Такаини.
Она отмахнулась.
— А ты знаешь, что сделал Познер? — Гюнтер погрозил пальцем Лизе. — А? Знаешь? Он избивал женщину! Аню! Он избивал Аню у всех на виду!
— Ну и что? Он ведь один из нас. Не какой-нибудь вонючий, пускающий слюни пустоглазый тронутый зомби!
— Ах ты сука! — Гюнтер в ярости потянулся через стол к Лизе. — Я тебя убью, честное слово!
Он метнулся вперед, и народ шарахнулся от него, началась суматоха. Познер протиснулся к Гюнтеру, встал перед ним, растопырив руки, мужественно выпятив челюсть. Гюнтер кулаком ударил его в лицо. Познер ошеломленно пошатнулся. У Гюнтера заныли костяшки пальцев, но чувствовал он себя на удивление хорошо. Если все вокруг сошли с ума, почему ему нельзя?
— Только попробуй! — выкрикнула Лиза. — Я с самого начала поняла, что ты из этих.
Такаини утащил ее в одну сторону, Гамильтон, обхватив Гюнтера за плечи, оттянула его в другую. Двое друзей удерживали Познера.
— Я тобой по горло сыт! — заорал Гюнтер. — Дешевка, б…!
— Вы слышали? Слышали, как он меня назвал!
Их, вопящих, поспешно вытолкали в противоположные двери.
— Все в порядке, Гюнтер. — Бет запихнула его в первую попавшуюся нишу. Он свернулся у стены и лежал, закрыв глаза и дрожа. — Все уже хорошо.
Но ничего хорошего не было. Гюнтер внезапно понял, что, кроме Екатерины, у него не осталось друзей. Настоящих друзей, близких друзей. Как это вышло? Как будто все вдруг стали оборотнями. Те, кто не потерял разума, все равно были чудовищами.
— Я не понимаю.
Гамильтон вздохнула:
— Чего ты не понимаешь, Уэйл?
— Как люди… как мы все относимся к затронутым. Когда Познер бил Аню, рядом были еще четверо скафандров, и ни один пальцем не пошевелил, чтобы его остановить. Ни один! И я тоже такой, что толку притворяться, что я лучше других! Мне хотелось пройти мимо, как будто я ничего не видел. Что с нами происходит?
Гамильтон пожала плечами. Темные короткие волосы, простое круглое личико.
— Я в детстве ходила в довольно дорогую школу. В каком-то классе они нам устроили один из этих экспериментов, которые якобы обогащают личность. Знаешь? Дают жизненный опыт. Нас разделили на две группы: «заключенные» и «охрана». «Заключенным» не полагалось покидать отведенные им помещения без дозволения «охраны», «охрана» получала более вкусные завтраки… все такое. Очень простые правила. Я была в «охране».
Мы почти сразу начали помыкать «заключенными». Мы их толкали, орали на них, заставляли строиться в шеренги. Самое поразительное, что «заключенные» нам это позволяли. Их было пятеро на одного «охранника». И нам даже не было позволено делать то, что мы делали. Но ни один из них не пожаловался. Никто из них не встал и не сказал: «Нет, вы не смеете этого делать». Они поддерживали игру.
А через месяц эксперимент свернули и провели семинар по его результатам: истоки фашизма и тому подобное. Почитай Ханну Арендт [53]. Тем все и кончилось. Если не считать, что моя лучшая подруга навсегда перестала со мной разговаривать. Я, понятно, не могу ее винить. После того, что я сделала.
