Забытые имена (сборник) - Джайлс Гордон (книги полностью TXT) 📗
Мы с Намха брели по долине, когда почувствовали подземный толчок такой силы, что потеряли равновесие. Я был потрясен до глубины души.
— Так погибли наши предки! — в ужасе вскричала женщина. — Так упали горы!
Меня охватил ужас, подобный тому, который я испытывал, когда спасался от медведей.
Но толчок не повторился.
Мы побежали к пещерам. Мамонты вышли из своих убежищ. Старый, как всегда, тупо переминался с ноги на ногу, младший явно нервничал: его огромные уши чутко ловили звуки. Он был напуган, но готов к бою. Мое появление хорошо подействовало на него: он нежно обвил меня хоботом за талию — это было у него выражением ласки — и постепенно стал успокаиваться.
В пещеры мы вводили осторожно, однако они не пострадали от толчка.
Пока мы с Намха осматривали стены, вошла Туанхо в сопровождении своей дочери и старухи. Они были очень испуганы, старуха клялась, что таких сильных толчков она не помнит.
Авах и старик долго не приходили, и мы отправились искать их: Туанхо — в северном направлении, старуха двинулась к востоку, а мы с Намха — к западу.
Намха опять стала весела и беззаботна: дитя природы, она жила настоящим и легко забывала все неприятное и тревожное. Но мое воображение цивилизованного человека рисовало наше ближайшее будущее в мрачных тонах. Очевидно, подобные подземные толчки послужили в свое время причиной образования этого оазиса первобытной жизни среди мертвых ледяных просторов. Они случайно создали условия, сохранившие климат и природу далеких веков на этом чудесном клочке земли, но им также ничего не стоило и уничтожить эти исключительные условия.
Мы шли около часа, когда вдали послышался топот, и огромный олень-самец появился перед нами в призрачном свете северного сияния. Это было великолепное животное в полном расцвете сил и красоты. Он был в сильном возбуждении: его стройные передние ноги рыли землю, дрожь пробегала по могучей спине. Он не боялся нас, казалось, он ждал нас…
Я инстинктивно схватился за гарпун, но тут же опустил его. В пещерах у нас было запасено достаточно мяса.
Несколько мгновений олень смотрел на нас, потом в два прыжка исчез из виду.
— Он бешеный! — воскликнула Намха. — Он нападет на нас!
Я снова схватился за гарпун. Не успел я размахнуться, как вынырнувший из мрака олень кинулся на Намха. Она увернулась от его удара и бросилась бежать. Олень помчался за ней. Я с силой метнул гарпун, но промахнулся. И в тот момент, когда грозные рога животного готовы были свалить бегущую женщину, я выхватил револьвер и дважды выстрелил. Олень внезапно споткнулся, остановился, потом упал на передние ноги и растянулся во весь свой громадный рост.
Потрясенная и радостная Намха закричала:
— Алгла убил большого оленя!
Но потом тревога омрачила ее радость. Она поняла, что я использовал какой-то новый вид оружия, неизвестный детям Мамонта. Она пугливо простерла руки к револьверу, который я продолжал сжимать в руке.
— Олень хотел убить Намха, — сказал я. — Намха не должна рассказывать детям Мамонта про огненный топор, поразивший оленя. Если Намха скажет, огненный топор не сможет больше никого спасти.
— Намха не скажет! — быстро ответила она.
Я знал, что она сдержит слово. Мне было необходимо хранить пока секрет своей винтовки и револьвера.
— Хорошо, — сказал я. — Тогда огненный топор станет другом Намха.
6
Мы шли еще добрый час, когда Намха, обладавшая изумительно острым слухом, приникла к земле.
— Слышу шаги Ванаванума, — объявила она.
Прошло несколько минут, когда и я их услышал. Потом показался силуэт старика. Он подозвал нас и указал на запад.
— Гора упала в пещеры, которые под землей! — дрожащим голосом проговорил он. Лицо его стало грустным.
Он провел нас к самому краю оазиса. Целая гряда гор исчезла. В образовавшийся просвет, как в окно, был виден унылый полярный пейзаж. Ледяной ветер врывался оттуда и пронизывал нас до костей.
— Так погибнут дети Мамонта, — прибавил старик.
Грустным было наше возвращение к пещерам. Я старался овладеть собой. В конце концов, рассуждал я, может пройти немало лет, прежде чем погибнет наше убежище. Но как бы то ни было, надо готовиться к худшему. Работа над санями, которые еще вчера я мастерил с целью разумно эксплуатировать силу мамонта, приобрела новый смысл: она становилась средством к возможному спасению.
Если мне удастся настолько приручить мамонта, что он станет ходить в упряжке, можно пытаться преодолеть мертвые пространства, отделяющие нас от территории кочевий эскимосов. А может быть, нам повезет, и мы встретим одну из полярных экспедиций, которых, вероятно, становится больше с каждым годом… Кто знает?
Остаток зимы я провел, заканчивая постройку саней и обдумывая, как лучше снабдить всем необходимым предстоящую вылазку в большой мир. Запасти и взять с собою провизию для людей было самым легким делом. Но как быть с питанием мамонта, поедавшего пищи во много раз больше, чем все мы, вместе взятые? Ведь мамонт потребляет только растительный корм, и запас его должен иметь гигантский объем. Я прикидывал и изобретал одну за другой различные комбинации: сено, силос… Наконец я решил сделать для мамонта нечто вроде прессованного бисквита из питательных зерен дикой пшеницы. Мои хозяева не умели разводить это растение, но собирали его зерна и по-своему помогали ему расти, выпалывая вокруг сорняки, отнимавшие питание у полновесных колосьев.
Во время этих горячих приготовлений наступил день, бледный, робкий, который медленно разгорался и за две недели еле заметно поднял температуру воздуха. Я работал яростно. Помимо всего, надо было втолковывать моим сожителям, что есть средство, спастись на случай, если новые события создадут прямую угрозу нашему существованию.
Женщин, в том числе и старуху, мне удалось убедить довольно легко, но мужчины и слышать не хотели, чтобы покинуть землю предков. Особенно сердился Авах, доходивший в спорах до неистовства.
Солнце поднималось все выше над горизонтом. Наступала полярная весна. За пределами нашей долины по-прежнему расстилалась безотрадная мерзлая пустыня. Со времени землетрясения она стала видна через большую брешь, образовавшуюся на месте упавших скал. Через эту брешь порой врывалась струя ледяного ветра и сильно понижала температуру нашего райского убежища. Только тогда я установил, что наш оазис согревался дыханием земли, теплота исходила из почвы, а не из воздуха.
С помощью женщин я, как умел, растил дикую пшеницу. Мы сеяли семена в рыхлую почву и удаляли все сорняки. Словом, скорее это был огород, чем пашня.
Никаких колебаний земли больше не наблюдалось, и я стал успокаиваться.
Наступило лето. Наш посев был удачен. К концу мая бесчисленные колосья пшеницы радовали взор. Немало труда стоило уберечь наш урожай от лакомок мамонтов и диких травоядных. Несмотря на охрану, они потравили изрядную часть урожая. К счастью, оказалось, что другие травы, которые они охотно ели, в этом году выросли далеко от пшеничных участков, и набеги прекратились.
Успешно продвигалось и обучение мамонта. Гигант уже позволял надевать на себя упряжь, и мы с ним сделали несколько пробных выездов на санях в ледяную пустыню. Мамонт без труда тащил мое грубое, громоздкое сооружение и казался неутомимым.
Сперва Авах и Ванаванум неприязненно взирали на новый вид моей деятельности, она казалась им нарушением древних обычаев предков и не сулила ничего хорошего. Приходилось изобретать все новые доводы в пользу моей работы и без конца ссылаться на изображение человека верхом на мамонте. У них была весьма примитивная логика и никакого воображения. Поэтому я легко разбивал все их возражения, тем более что непривычка думать и быстро соображать приводила обоих к молчанию. Они ощущали вокруг присутствие враждебных сил и в минуты просветления соглашались, что следует подумать о способах спасения перед грядущей катастрофой. А женщины, еще раньше усвоившие эту истину, беспрестанно твердили им о том же, проявляя исключительное терпение, а порою лукавство.
