Шикша (СИ) - Фонд А. (читать книги онлайн без сокращений TXT, FB2) 📗

— Да почему мучить? Ей тут нравится, свобода, красота. Мышкует даже иногда, — пояснила Аннушка, водрузив на стол большую алюминиевую миску и насыпая туда муки. — Но главное то, что домашняя кошка — это же первое средство от медведей!

— В каком смысле? — удивилась я. Сперва даже решила, что Аннушка так шутит.

— Кошка ходит вокруг лагеря и метит территорию, — охотно продолжила рассказывать Аннушка, замешивая крутое тесто, — это я еще лепёшек к ужину напеку, а то сухари не скоро будут, а ландорики они в обед смолотят.

— И что? — мне хотелось дослушать про медведей, а не про лепёшки.

— И всё, — усмехнулась Аннушка. — Бурые медведи настолько кошачью мочу презирают и ненавидят, что они к тому месту брезгуют даже подходить. Поэтому в лагере у нас всегда безопасно и Игнат — наш проводник и охотник, спокойно может уходить на охоту надолго.

— Ну ничего себе, — покачала головой я, вот уж никогда бы не подумала. Но у меня вертелся в голове еще один вопрос:

— А как её зовут? — спросила я, кивнув на кошку.

— Кошка, — ответила Аннушка, такими могучими движениями вымешивая тесто, что оно аж квакало.

— Да, кошку, — подтвердила я, — так как её зовут?

— Кошка, я же говорю, — опять повторила Аннушка и шлёпнула увесистый ком теста обратно в таз.

— Что, кошку зовут Кошка? — не поверила я.

— Именно так, — хихикнула Аннушка. — Бармалей не стал заморачиваться с именем.

— Даже боюсь представить, как он назвал своих детей, — ошарашенно покачала головой я.

— А у него нет детей, — вздохнула Аннушка и её глаза чуть затуманились, — ни жены, ни детей. Он всего себя отдал науке.

— Жесть, — пробормотала я, очищая хлеб от слегка заплесневелой корочки и нарезая оставшийся мякиш порционными кусочками.

Мы доваривали густой гороховый суп с глухариным мясом на обед (а еще планировался винегрет и ландорики. И традиционный компот из сухофруктов. Со вторым блюдом решили не заморачиваться — ландориков получилось очень много, они были из гречневой каши, куда Аннушка добавила аж две банки тушёнки. Так что голодными не останутся).

И тут к нам заглянул Митька:

— О! Как тут у вас пахнет, — расцвел улыбкой он и выхватил из большой миски ландорик. Улыбка у него была красивая — широкая такая, мальчишеская.

— А ну, не лезь грязными руками в миску! — турнула его Аннушка, –хочешь ландорик — так и скажи. Сейчас я тебе наложу. Зоя, ты тоже будешь?

Я отрицательно покачала головой.

— Беда с девкой, — пожаловалась Аннушка Митьке на меня, — утром не ела, сейчас опять не ест. Пропадёт до конца экспедиции.

— Мужика ей надо, — глубокомысленно изрёк Митька и ломанулся из-за стола, получив от Аннушки увесистый подзатыльник.

— У него одно только на уме, — проворчала Аннушка, жалуясь уже мне на Митьку, — а так как ума маловато, то только единственная мысль и поместилась там.

Митька заливисто хохотнул у дальнего выхода, схватил ведро с грязной водой и вышел наружу.

— Сполоснуть не забудь! — крикнула ему вслед Аннушка.

Я, наконец, вышла из столовки. После насыщенного печным дымом и паром от еды помещения, в тайге дышалось хорошо и приятно. Легкий ветерок прогнал мошку, так что можно было спокойно постоять и полюбоваться окрестными видами. Могучая стена из елей и лиственниц окружала лагерь. С одной стороны, зиял обрыв, который заканчивался отвесными скалами по-рериховски неимоверно красивых расцветок. На дне обрыва бесновалась и шумела узкая речушка. Со стороны лагеря, с видом на обрыв, стоял длинный деревянный стол и несколько грубо сколоченных лавок, под стационарным навесом. Я подошла ближе. На верхней части навеса была приколочена табличка. Я прочитала надпись вслух:

— «Лабораторно-смотровая площадка».

— Ага, бухаем мы тут, когда мошки мало, — я вздрогнула, не заметив, как сзади подошел Митька.

Он держал в каждой руке по ведру с водой.

— Мы же план стационарной базы «наверху» согласовываем, — пояснил он, — ну, не напишешь же ты «место для распития спиртных напитков». Начальство может понять неправильно. А так у нас — «лабораторно-смотровая площадка». Всё, как и положено. Если какая-то проверка приедет — придраться не к чему.

— И что, в такую глушь разве приезжает начальство? — удивилась я.

— При мне раза два так было, — кивнул Митька неодобрительно.

— А зачем… — начала формулировать вопрос я, но от столовки раздался возмущенный окрик Аннушки:

— Митька, ты где там ходишь⁈ Я что, должна воду полдня ждать⁈

— Несу! Несу, моя хорошая! Всё только для тебя! — дурашливо завопил Митька на весь лагерь, подмигнул мне и торопливо потащил ведра с водой на кухню.

Я закрыла глаза, глубоко-глубоко вдохнула таёжный воздух, благоухающий багульником и хвоей, и улыбнулась: хорошо-то как!

А к обеду вернулась Нина Васильевна. И была она очень-очень злая.

Главной претензией, которой она таки вынесла мозг Бармалею было то, что она, бедняжка, в поте лица работает, а я — в лагере «прохлаждаюсь». Нину Васильевну аж колбасило от такой социальной несправедливости.

— И до каких это пор, — разорялась за обедом она, жуя ландорик, — все эти лаборанты и уборщицы будут бездельничать, а мы будем за них всю работу делать⁈

В общем, при поддержке «дона Педро» они таки укачали Бармалея и теперь сразу после обеда мне предстоял поход на дальний участок проводить какие-то ботанические работы.

Глава 6

После обеда и так пасмурное небо затянуло еще больше. Периодически срывался острый, насыщенный мелкодисперсной водянистой пылью, ветер. Потянуло запахом прелых листьев, сырой земли и грибов. У края обрыва, почти касаясь влажной травы, в стремительных пике замелькали туда-сюда крикливые мелкие птички. Но ухудшающаяся прямо на глазах погода не стала причиной не ходить на дальний участок рвать, мать её, траву. Во всяком случае, так считала Нина Васильевна.

Этот разговор состоялся после обеда, в столовке. Аннушка как раз собирала грязную посуду со стола, я ей помогала, Нина Васильевна поедала конфеты, Валерка с усатым черноволосым мужиком (имя его я не запомнила) делали из табака и клочков газеты самокрутки, когда в столовку вошел Бармалей с ворохом бумажек в руках. Пристроившись с чистого краю стола, он развернул небольшой лист с топографической картой, выполненной от руки на кальке, и внимательно на него уставился, периодически сверяясь с другим таким же листом, где была нанесена карта побольше с какими-то отметками (мне с другого краю стола было плохо видно, да и Бармалей сел так, чтобы никому ничего особо видно не было).

Минут пять в столовке была тишина, нарушаемая лишь звоном тарелок, шелестом бумаги Бармалея и шебаршением ветра о тент палатки, которую он явно решил проверить на прочность.

— Иван Карлович, пока Горелова будет укосы брать, я в камералке поработаю, реестр составлю, — ласково прощебетала Нина Васильевна, воодушевленная тем, что её работу сделают другие. — Если хотите, могу и для ваших образцов этикетки заполнить.

— Да у меня там шесть образцов всего, ерунда, — отмахнулся Бармалей, рассматривая что-то на карте и недовольно при этом хмурясь.

— Иван Карлович, а Горелова что, одна туда должна идти? — тут же влезла в разговор Аннушка.

— А её что, за ручку водить надо? — неодобрительно поджала губы Нина Васильевна.

— За ручку не надо, — сердито отрезала Аннушка и развернулась к Бармалею, — Иван Карлович, послушайте, Зоя же ничего не помнит! Как она сама дорогу туда найдет? И главное — как она методику этих ваших укосов соблюдать будет, если ей память отшибло?

Повисла недобрая тишина.

— Или правильность методики значения больше не имеет? — с триумфальным видом взглянула Аннушка на Нину Васильевну и, не удержавшись, расплылась в широкой ехидной ухмылке, чем заставила ту аж подскочить и зашипеть от злости.

— Мда, — задумчиво пробормотал Бармалей, не отрываясь от карты, на которой он теперь что-то аккуратно вымерял линейкой и записывал в маленький полевой блокнотик цифры столбиком, — Анна Петровна права, самой ей туда идти никак нельзя…