Два мира. Том 1 (СИ) - "Lutea" (книги без регистрации .txt) 📗
— И точно сегодня с тобой что-то не то, — заметил Итачи, плотнее запахивая мантию и вместе с товарищем выходя из замка.
— Напарник с утра настроение поднял, — отозвался Сасори, с необычным для него наслаждением вдыхая свежий вечерний воздух. — Мы с ним кое о чём поспорили на целых двести очков.
— И почему это тебя так радует?
— У Дейдары уже сейчас меньше двухсот, — Сасори, похоже, эта мысль доставляла немалое удовольствие.
Больше спрашивать ничего Итачи не стал. Дуэт подрывника и кукловода был, на его взгляд, самым непонятным и непредсказуемым в Акацуки, и Учиха уже давно перестал пытаться уловить логику в их взаимоотношениях.
Какое-то время они молчали. Сасори неспешно шёл вперёд, и Итачи просто следовал за ним, получая удовольствие от тишины и умиротворённости природы, столь сильно контрастировавшей с полной шума и суеты школой. Вскоре Акацуки вышли к Чёрному озеру; спустившись по берегу к самой кромке воды, они остановились.
— Скажи, Итачи, — подал голос марионеточник, устремив взгляд вдаль, — что ты чувствуешь, зная, что на этом самом месте, возможно, много веков назад стоял Рикудо Сеннин, такой же молодой тогда, как ты сейчас, полный надежд и мечтаний?
Итачи внимательно посмотрел на спутника, пытаясь понять, не смеётся ли он, но Сасори был спокоен и задумчив.
— Лишь желание вернуться домой, — чуть помедлив, ответил он.
— Домой… — с каким-то странным чувством вздохнул Сасори и опустился на траву. — Разве у нас есть дом? Селения, в которых мы родились, теперь объявили за наши головы приличную награду. А убежища Акацуки я даже с натяжкой не могу назвать домом.
— Говоря «дом», я имею в виду наш мир, — сказал Итачи, садясь рядом с ним. Ещё ни разу ему не доводилось видеть Скорпиона Красных Песков таким мягким, таким человечным, как сейчас. — Но почему ты заговорил об этом?
— Сам не знаю, — пожал плечами Сасори; подняв с земли плоский камень, он запустил его по воде, отчего по глади озера пошли круги. — На выходных я заканчивал перевод отрывка из книги. Хагоромо описывал в нём свой дом, брата, друзей — людей, ради которых он стремился вернуться. И я понял, что мне, по сути дела, без разницы, сможем мы вернуться или нет. Полагаю, мне одному?
— Не могу говорить за остальных, — осторожно ответил Итачи, — но лично я предпочёл бы закончить жизнь в нашем мире.
— Ах, ну да, — протянул кукловод, откидываясь назад и растягиваясь на траве, заложив руки за голову. — Твои таинственные планы, ради которых ты себя гробишь. Загадочное дело, которое ты сам, похоже, себе к выполнению назначил, ради которого готов обратить в пыль горы и сжечь в чёрном огне моря…
— Сасори, остановись. Говорю тебе первый и последний раз: я не собираюсь делиться своими планами ни с кем, в том числе и с тобой.
Итачи услышал, как за его спиной Сасори тихо хмыкнул.
— Скажи, оно хоть стоит того?
— Стоит, — уверенно ответил Итачи.
— Тогда держи, — кукловод протянул руку и постучал по плечу товарища небольшим хрустальным фиалом. — Это должно загасить очаг возбуждения в твоём мозгу, который столь упорно еженощно отдаёт приказы не спать, — пояснил он, когда Учиха принял флакон. — Твоя каменная физиономия, может, и обманет других, но я-то вижу, что у тебя опять бессонница.
— Я как раз собирался тебе сказать.
— Ну-ну.
Итачи ничего не сказал; чуть запрокинув голову, он поднял взгляд на серые тучи, медленно плывшие по небу, принесённые холодным северным ветром. Весело щебетавшие ещё совсем недавно на опушке Запретного леса птицы смолкли, и над территорией Хогвартса повисла напряжённая тишина — природа замерла в ожидании приближавшейся грозы. Мир прямо на глазах темнел, тучи наливались тяжёлым свинцом, и вскоре на лоб шиноби упала первая капля дождя.
— Стоит вернуться в замок, — заметил Итачи, оборачиваясь к товарищу. Тот лежал, закрыв глаза, и казался безмятежно спящим.
— Ты иди, если хочешь, — отозвался Сасори, всё так же не открывая глаз; несколько капель уже стекало по его щекам, но кукловоду они явно не причиняли беспокойства. — Я побуду здесь ещё немного.
— Промокнешь же.
— Что я слышу? Это ли не забота в твоём голосе, а, Итачи?
— Говорить подобное нормально для товарищей, — сказал он, про себя досадуя, что вообще завёл эту тему. Это ведь не Кисаме, на первый взгляд жестокий и чёрствый, на деле же куда более человечный, чем хотел казаться. Это Сасори, у которого под маской довольно приятного собеседника скрывается самый циничный эгоист из всех, кого Итачи доводилось встречать в своей жизни. Всё-таки Скорпион есть Скорпион, не стоит об этом забывать.
— Может, ты и прав. Но мне, как ни странно, всегда нравилось промокать, что называется, до нитки. Я люблю дождь, как люблю всё редкое и необычное.
— Разве дождь — это редкость?
— В тех краях, где я родился — да, — произнёс Сасори, приподнимая веки и глядя на нависшие тучи. — Суна ведь расположена в самом сердце пустыни, и дождя там может не быть месяцами… Нет, уроженцу Конохи не понять, — почти сокрушённо сказал он, заметив, что Итачи смотрит на него по-прежнему озадаченно. — Что может человек, проведший детство в объятиях мягкой тени лесов, знать о той тоске, которая накатывает, когда многие недели видишь за окном один только песок, ходишь лишь по песку, дышишь песком? Что ты знаешь о разочаровании, возникающем, когда вместо столь вожделенного ливня на селение обрушивается очередная песчаная буря?.. Цвет твоего детства — зелёный, полный жизни и гармонии, моего — жёлтый, цвет зависти пустыни к красоте лесов, которой она лишена.
— Пустыня тоже хороша по-своему, — возразил Итачи, — и изменчивые барханы песка могут вызывать восхищение…
— Но не когда видишь лишь их ежедневно много лет подряд.
— Но и ливни имеют склонность со временем утомлять; в Конохе, к примеру, в них никогда не было недостатка. Я не слишком люблю дождь — когда он идёт, огню тяжелее гореть.
— При чём тут это? — полюбопытствовал Сасори.
— Да так, — Итачи отвернулся и посмотрел на покрытое мелкой рябью озеро. Он вовсе не был настроен объяснять кукловоду афоризмы Третьего Хокаге и что такое Воля Огня.
Вдали вспыхнула, пронзив на миг небосвод, молния, и вскоре нукенинов достигли пока ещё тихие раскаты грома.
— Ладно, — сказал Сасори, садясь и ероша уже порядком намокшие волосы. — И в самом деле, пора возвращаться — так и простудиться недолго.
Итачи ограничился кивком, и Акацуки заторопились в замок. Школьников в коридорах к этому времени уже почти не осталось, только редкие старшекурсники бродили по этажам, провожая удивлёнными взглядами двух профессоров, насквозь мокрых, молча идущих бок о бок. На очередном пересечении коридоров Сасори простился с ним, и Итачи продолжил путь в одиночестве. «И всё же, какой странный день сегодня, — думал он. — Чтобы так неожиданно, да ещё и так синхронно, и Мадару, и Сасори, и даже меня, в какой-то мере, разобрала откровенность…»
— Добрый вечер, Итачи, — приветствовал его неожиданно выплывший из стены призрак.
— Добрый вечер, сэр Николас, — учтиво кивнул Итачи, останавливаясь. Он уже в принципе привык к привидениям, многочисленным в Хогвартсе, особенно к сэру Николасу, факультетскому призраку Гриффиндора, которого студенты звали Почти Безголовый Ник.
— Вы выглядите встревоженным, мой друг, — заметил призрак, зависая над полом рядом с ним. — Могу ли я помочь вам, делом или советом?
— Благодарю вас, однако пожалуй нет, — покачал головой Итачи.— Я не встревожен, всего лишь озадачен сегодняшним поведением некоторых людей.
— И что же в нём было необычного? — полюбопытствовал сэр Николас.
— Скажем так: те, кому по природе своей больше свойственно молчать, сегодня решили поделиться своими мыслями.
— А-а… — с пониманием протянул призрак и успокаивающе похлопал Итачи по плечу (ощущение от его прикосновения было такое, словно на плечо разом вылили ведро ледяной воды). — Это всё магия Хогвартса, друг мой; все живущие в замке попадают под его древние чары. Я и сам порой то ощущаю себя вновь живым и полным сил, с головой, крепко сидящей на шее, то начинаю завидовать Кровавому Барону, что у меня нет таких замечательных цепей, как у него, которыми можно было бы греметь под собственные стенания по ночам… Не придавайте этому большого значения, Итачи, — пройдёт ночь, и завтра скрытные вновь замолчат и вернутся к своему немому бдению, а сердца весёлых снова наполнит радость.
