Долины и взгорья (СИ) - Щепетнёв Василий (бесплатная регистрация книга TXT, FB2) 📗

Да какие в Швеции коммунисты, сказали мне. Сомнительные. Колупни — а там социал-демократ.

Зато не убегут. Некуда им бежать, шведам. Независимо от партийной принадлежности.

И мы вернулись на прежнюю позицию. Оставить всё как есть. Но проявлять бдительность.

И в команде все стали следить за всеми. Приглядываться, не подает ли кто знаки той стороне. Какие это могут быть знаки, никто не знал, и оттого считал таковыми практически всё.

Вот и едем весёлой компанией в отель. Время вечернее, Стокгольм — город консервативный, спать ложится рано, а весёлые кварталы — это в Данию.

С целью избежать дискредитации образа советского человека, столовались мы при отельном ресторанчике дважды в день, утром и вечером. Обычно как? Обычно советские люди на еде экономят. Привозят с собой наши советские продукты, всякие консервы, каши и супы в пакетах, и готовят прямо в номере с помощью кипятильника и подручных сосудов. Получается нехорошо. И запах, и нагрузка на электросеть, и вообще. Ну, не принято у буржуев варить в отелях суп из «завтрака туриста». И потому Миколчук решил (не без моей инициативы, да), что кормиться будем в ресторанчике отеля. С соответствующим уменьшением суточных. То есть уплатили заранее, оно и дешевле, отельеры хорошую скидку дали. Уменьшение суточных восторгов не вызвало, но приказы не обсуждаются. Обедать же каждый был волен по своему усмотрению, но, опять же, никакой готовки в номере. И потому, боюсь, большинство выберет решение самое экономное: не обедать вовсе. Прихватят на завтраке кусочек хлеба, с нашего человека и довольно.

Люди все взрослые, имеют право.

Пусть.

Вернулся, принял душ, переоделся и созвонился с «Фольксштимме», надиктовал репортаж. На время матча её, газету австрийских коммунистов, будут покупать шахматисты различных политических убеждений, и даже шахматисты вовсе без политических убеждений. Тираж вырастет, а с ним вырастет и авторитет коммунистической партии. Её, газету, теперь распространяют во всех германоязычных странах. И в Италии. Не то, чтобы нарасхват идёт, но в шахматные дни да, нарасхват.

Нет, это не благотворительность, а взаимовыгодное сотрудничество. Я помогаю газете, газета помогает мне. Например, продвигая «Поиск-Европу». Через «Фольксштимме» мы нашли переводчика с русского на немецкий, ну, и журналистам найдется в нашем журнале подработка. Не везти же, в самом деле, из России редактора отдела писем. Газета — это не чтение от скуки, газета — наши глаза и руки, так я сказал генералу Тритьякову, обсуждая планы на будущее.

При отельчике имеется маленький садик. Совсем крохотный. Но закрытый для посторонних. Здесь есть два фонаря, небольших, которые включаются вручную и светят десять минут. Потом, если есть желание, можно включить снова. А можно не включать, и сидеть на садовой скамейке в темноте. Темнота не абсолютна, небо над Стокгольмом светлое, из-за уличного и прочего освещения, но сойдет. Тем более, что в садике никого нет, это я знаю наверное, потому что сижу и думаю о том, о сём. О турнире, о команде.

Собственно, из своих у меня в команде один Антон. Геллера я позвал для компании. Нет, он человек интересный, а, главное, не одну партию сыграл с Ларсеном. И вообще, рассказывает о том, как оно всё устроено, наше шахматное королевство. Но — не свой. А ещё в команде Нордибек Нигмятов, Фролов и сам Миколчук. Нужны они мне? Нет, не нужны. Мешают они мне? Одним лишь присутствием. И если Нордибек шахматист, и проходит своего рода практику, как мы проходим практику в больницах и поликлиниках, то Фролов и Миколчук — другое дело. Цели и задачи их, в общем-то, понятны: учёт, контроль и снятие пенок.

Гладя на всю честную компанию, я начинаю чувствовать себя кораблем, к днищу которого прилепились всякие ракушки, водоросли и прочая океаническая фауна и флора. Может быть, даже Великий Кракен парой щупалец зацепился за киль — эх, прокачусь! Мешают движению, мешают маневру. Но с ними я внушительней, массивней, считают в Спорткомитете.

Ничего, стану в док и почищусь. Краской покрашусь специальной, против паразитов.

В траве зашуршало. Кролик! Натуральный кролик! Пропрыгал по садику, и исчез в кустах. Интересно, в меню ресторанчика крольчатина есть?

В тумане фонари смахивали на палочки со сладкой ватой — окутаны светом. А уже в пяти шагах — темнота. Туман, туман. В небесах тоже, и если даже Карлсон и летал надо мной, я его не видел.

Раздался щелчок, и фонари погасли. Шведы — народ экономный, и как не экономить, если кругом капитализм, и человек человеку волк?

Туман и звуки скрадывал, но я расслышал: дверь отеля приоткрылась, и кто-то спустился в сад. Не из команды, наших я узнаю по походке. А здесь шаги легкие, частые, женские.

Кто-то из постояльцев отеля?

— Михаил Чижик? Вам послание от баронессы фон Тольтц, — голос тоже женский, без возраста.

Я промолчал. Молчи, сойдёшь за умного, в этом сходятся пророки всех религий.

— Среди вашей команды есть предатель, — бесстрастно сказала посланница. — Мы не знаем имени, но совершенно уверены — он есть. И попросит политическое убежище.

Сказала — и ушла тем же легким шагом.

А я остался в садике.

С кроликом.

Авторское отступление

1. О бумаге

Бытие определяет сознание.

Тиражи книг в СССР определял не рынок, а план. План ограничивался возможностями типографий, а тех, в свою очередь, ограничивало оборудование и наличие бумаги. Нет бумаги — нет и книги. Так вот, в Советском Союзе бумаги постоянно не хватало. И рады бы напечатать, да не на чем.

Почему?

Первое: бумаги было мало физически. Производство не успевало за растущими потребностями. В пересчете на душу населения, бумаги, пригодной для издания (и написания) книг, в СССР в самые лучшие годы было в три-пять-десять раз меньше, чем, к примеру, в США. Или Финляндии. Или ФРГ. Бумага была скверная, и для диссертации старались достать финскую, та хорошая. Но достать было трудно.

Второе: примат идеологии. Если в капиталистическом мире правила балом прибыль, то в СССР — идеология. К примеру, журнал «Партийная жизнь» выходил дважды в месяц миллионным тиражом — при том, что его не читал практически никто. Выписывать выписывали, коммунистов к этому склоняли. Но читать — не читали. И таким журналам — «Коммунист», «Блокнот Агитатора» и прочим — бумагу выделял в первую очередь. «Искателю» же — по остаточному принципу.

Разумеется, идеологические журналы и газеты дотировало государство. Советский человек имеет право читать советскую прессу! В том числе и в среднеазиатских республиках, которые вовсе бумаги не производили. Совсем. И потому постоянные предложения «а хорошо бы создать советский журнал фантастики» заканчивались ничем. Спрос был невероятный. Писатели были. Главлит, чтобы контролировать писателей, тоже был. Бумаги не было.

2. Может ли Чижик стать владельцем зарубежного коммерческого предприятия (в данном случае журнала), допустит ли это советская власть?

Так ведь допускала, есть тому примеры. Редкие, но есть. Сергей Каузов, муж Кристины Онассис, получивший от нее после развода изрядные отступные, вел бизнес за рубежом, оставаясь гражданином СССР.

3. Могли ли советские писатели публиковаться в иностранных изданиях?

И могли, и публиковались. В указанное время это делалось через ВААП (Всесоюзное агентство по авторским правам), хотя формально никто не запрещал договариваться напрямую. Однако через ВААП было зачастую и удобнее, и надежнее: зарубежные издатели вовсе не были поголовно белыми и пушистыми, и порой «забывали» заплатить гонорар. К тому же связь с зарубежьем была скверной: письма из Воронежа, к примеру, в Прагу, шли две недели, а передать рукопись — тот еще квест. Писатель через ВААП обыкновенно получал гонорар чеками Внешторгбанка, от четверти причитавшегося по договору гонорара, впрочем, иногда мог получить и семьдесят пять процентов. Система выплат была сложной, постоянно меняющейся, поди, уследи.

С рядом соцстран существовала договоренность о выплате гонораров в национальной валюте, т. е. для СССР — в рублях, что не радовало.