Отдельный 31-й пехотный (СИ) - Хонихоев Виталий (версия книг TXT, FB2) 📗

— Данила! Да оставь ты его! — раздается еще один голос. Еще один молоденький парнишка, глядя на которого я понимаю, что меня вот так вы больше не проведете. Слишком тонкие черты лица, слишком гладкая кожа… да и голос. Пытаюсь разглядеть, есть ли у паренька адамово яблоко, кадык. Не вижу, шея прикрыта шарфом или платком… закутан он, простудиться боится наверное. Или все-таки она? И если это — она, то… скандал и все такое. В этом обществе кросс-дрессинг недопустим и переодеться могут только в качестве крайней меры, например — если ты скрываешься от закона и его представителей.

— Люди добрые — обращается к нам Данила, у которого я тоже адамова яблока разглядеть не могу: — не верьте этому обманщику! Все знают из-за кого в городах да селах красивые девушки пропадают. И где они потом оказываются! Все знают, да только боятся слово вымолвить.

— Неправда. — откликается раешник, которого все еще за шкирку держат: — я эту вот историю две недели рисовал. По заказу из канцелярии генерал-губернатора! А там не дураки сидят! Чай, начальству виднее! А этот самый Лунг Велементова сожрал.

— Велементов — старый хрен, который людей грабил! Туда ему и дорога! — откликается Данила и еще раз трясет раешника за шкирку: — Лунг всем услугу оказал!

— Оно конечно, ежели всякий будет чиновников из начальства почем попадя жрать, так сразу все и наладится — прищуривается раешник: — анархия наступит, вот и все! Кто ты такой, чтобы помощника наместника, присланного генерал-губернатором, которого сам Батюшка-Император на должность утвердил — жрать? Дак еще и нечисть некрещенная! Бесовское отродье!

— Да я тебя сейчас! — Данила поднимает кулак и раешник как-то сразу съеживается.

— Не то, чтобы я его защищал… — говорю я, обращая на себя внимание: — но мы тут деньги заплатили за историю. Может он закончит представление, а ты ему потом наваляешь?

— История сия — лжива насквозь! — грозит Данила и раешник- закрывает глаза, стараясь не обращать внимания на кулак парня у самого своего носа: — так что вас обманули, уважаемые. Забирайте свои деньги у этого мошенника, и пошли со мной. Я вам правду расскажу.

— Денег не отдам! — кричит раешник и извивается в руке у парня: — Караул! Грабят!

— В самом деле — говорит Дуняша-Ира Медуза: — интересно же послушать, Володя. Давай с ними пойдем… а сюда всегда вернуться можно.

— А… и ладно — делаю вид, что задумался. На самом деле все вышло лучше, чем я думал. Я предполагал вычислять людей, которые обеспечиваю поставки Лунгу и его отряду, работать с купцами и проконтролировать выход обозов с ярмарки… примерно предполагая, что именно ему нужно и в каком количестве, опять-таки слухи и сплетни послушать. Возможно — выпить в местном шинке с купцами, прикинувшись своим, а как найти того, кто что-то знает — натравить на него менталистку. Да, жестоко, но времени рассусоливать у меня нет.

А тут — откуда-то появляются те, кто знает «правду» о Лунге и даже хотят сами ею поделится. Как я уже говорил — такие отряды герильяс не могут существовать без поддержки со стороны местных. А значит — у них есть своя идеология и сложившийся имидж «не таких уж и плохих парней». И те, кто уж слишком о этом имидже заботятся, угрожая раешнику — как минимум его сторонники, скрытые коллаборационисты. А как максимум — могут даже что-то знать о местоположении лагеря.

— Действительно. До свидания, уважаемый… — киваю я раешнику, которого только отпустили и он, ворча — поправляет свой зипун.

— Скатертью дорожка — отвечает он: — чтобы глаза мои вас не видели. В следующий раз я точно стражу позову…

— Ты бы прекращал всякую похабень рисовать, а то не ровен час беду накликаешь — бросает ему Данила: — вон, у соседа своего поучись Марию Магдалину нарисуй. Как она Господу нашему Иисусу Христу ноги своими волосами вытирала…

— Молоко на губах не обсохло советовать — складывает руки на груди раешник: — поди и груди то, кроме мамкиной не видал еще? Ступай себе мимо, неча народ распугивать.

— Ну смотри… — качает головой Данила и поворачивается к нам: — давайте в шинок к старому Боне зайдем, там и поговорим.

Глава 10

— Кто к нам пришел! — воздевает руки вверх пожилой мужчина с небольшим животиком и в засаленной жилетке, из кармана которой тянулась золотая цепочка: — таки не забыли дороги в мой скромный дом! А я-то старый себе на уме думал шо забудете! Проходите гости дорогие! А это кто такие — чтобы сразу в друзья к уважаемым людям?

— Вениамин Исаакович, добрый день — говорит Данила и пожимает руку нашему гостеприимному хозяину. В шинке светло и чисто, за столами кучкуются люди, звучит говор, слышны взрывы хохота, звон посудой.

— Нам бы в комнату, Вениамин Исаакович — понижает голос Данила: — а то не ровен час…

— А то старый Беня не понял! — горячо шепчет в ответ мужчина, доверительно наклоняя голову: — конечно же старый Беня знает когда паленым пахнет! Проходите, проходите, задняя комната пустая как раз, купцы из Хань останавливались… да проходите, не стойте на пороге! — мы проходим дальше, хозяин открывает дверь и провожает нас внутрь, в дальнюю комнату.

— Ну… сидите, стало быть, разговаривайте, а я… схожу соображу на стол. Чего вам на пустой желудок говорить? — старый Беня исчезает, а Данила — снимает свой тулупчик. Под тулупчиком он так же похож на Данилу, как я — на Бармаглота. Девичий стан, выпирающая вперед грудь из-под теплой вязаной шерстяной кофты. «Данила» снимает с себя шапку и роскошные золотые кудри рассыпались по плечам. Второй «паренек» тут же занимает место у двери и засовывает руки в карманы. Не просто так засовывает, напрягается… судя по движениям и позе — его пальцы сейчас сжимают оружие. Что там? Парочка револьверов? Или парные кинжалы?

Рядом со мной чуть приседает в боевой стойке девица Лин, ее фамильные секирки «Запад-Восток» блестят острыми лезвиями «рогов». Неприметная Дуняша справа от меня — поднимает руки, смыкая их в замок.

— Не надо! — командует «Данила», жестом указав своей спутнице, чтобы та — вынула руки из карманов: — это — свои.

— Как же… — ворчит та, но руки из карманов вынимает: — какие они свои…

— Такие. Две девушки и парень. Девушки — привлекательные, а паренек не из дворян и не богатый. Что думаешь с ним станет, как Мотыга прознает? — говорит «Данила» и вторая девушка — скрещивает руки на груди.

— Поступай как знаешь — говорит она: — вечно ты всех жалеешь.

— Может быть вы все-таки объясните мне, что за цирк тут творится? — спрашиваю я, поднимая руку, чтобы удержать на месте барышню Лин, которая слегка доворачивает свой кулак с зажатой в ней секиркой.

— Собственно и хотела — вздыхает «Данила»: — но вы оказывается вполне можете за себя постоять… однако же Мотыге дорогу перейти — это добром кончится не может.

— Так — говорит Ирина Васильевна Медуза Горгона: — мне это надоело. Времени у нас мало. Владимир Григорьевич, разрешите… — она складывает руки вместе и выдыхает воздух, выбрасывает сложенные ладони перед собой: — Ха!

Ноги у девушки, которая назвала себя «Данилой» — подкашиваются, она падает на чистый, добела отскобленный деревянный пол, падает беззвучно, оседает вниз словно ей коленки подрубили. Не знаю, что именно задумала Ирина, но с ней я разберусь потом, тут есть еще одна! Однако барышня Лин из рода Цин — успевает раньше меня, она сметающей подсечкой валит вторую переодетую девицу (та успевает только глухо вскрикнуть) на пол и контролирует ее, навалившись коленом на спину и удерживая заточенный «рог» одной из своих секирок у горла упавшей.

Глядя на это, я фиксирую в уме два факта. Первый — девушки работают вместе так, словно работали всегда — быстро, четко и слажено. И второй — меня тут не в грош не ставят. Решения принимаются кем угодно, дисциплины и порядка в танковых войсках не видно отсюда и до Питера. Кто давал команду вязать местных? То-то и оно. Сейчас может не время бучу поднимать, но вопрос о единоначалии проработать придется, что за самодеятельность?