Намбандзин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич (лучшие книги TXT, FB2) 📗
Ода Нобунага денег на синоби не жалел, поэтому имел точную информацию о противнике. По их докладам в стане противника было около двух тысяч воинов, большую часть которых составляли самураи. Это было в пять раз больше, чем имелось конницы у нас. Даймё это не смутило. В свое время он основательно проштудировал китайские трактаты по военному делу, включая «Искусство войны» Сунь Цзы, и знал стратагему «Бей в голову, а остальное само развалится». Кое-что я подсказал. В Средневековой Европе, на уровне которой сейчас находился Нихон, я приобрел богатейший опыт участия в феодальных разборках разного уровня, много чему научился.
— Оставим здесь пехоту и обоз. В бой пойдут одни самураи, — решил Ода Нобунага, напомнив мне героя фильма о Великой Отечественной войне.
— Хочу поучаствовать в этом нападении, — обратился я к даймё.
— Ты командуешь асигару-тэппо, — напомнил он.
— Меня подменит Като Данзё. Хочу сразиться на коне, а то разучусь, — сказал я.
От скуки я частенько тренировался в стрельбе из лука на коне и владении копьем. В обоих случаях превосходил самураев, которые служили в замке Киёси. В последнее время они начали отказываться от луков, переходить на копья. Я поделился некоторыми навыками, ранее неизвестными самураям, в том числе и с даймё.
— Хорошо, — согласился он. — Нам потребуется каждое копье.
22
Выступили около полуночи, когда вышла полная луна. Светила ярко. Посеребренные деревья и дорога казались очень киношными. Эдакий черно-белый фильм, которые я застал в детстве. Удивительно, но я еще помню, что такое кино, хотя забыл много чего, что случилось позже. Появилось чувство, что фильм скоро закончится, что я вынырну из мира иллюзий и окажусь в кресле кинотеатра. Вдруг зажжется свет, рядом захлопают откидные сиденья, люди потянутся к выходу, гомоня сперва тихо, не полностью расставшись с флером вымысла, а потом все громче и громче. Я тоже встану, выйду из светлого и теплого зала кинотеатра на темную и холодную улицу города, в котором вырос… Черт, даже не знаю, чем бы стал заниматься, оказавшись снова старшеклассником, но из СССР сбежал бы при первой возможности! Рабство, упакованное в красивую словесную шелуху — это уже не для меня.
Ехали неторопливо и не скрываясь, как один из отрядов Сайто Ёситацу. Впрочем, мы никого не встретили, пока не добрались до долины. Я скакал рядом с даймё, прикрывая его с левой стороны, что считается особой честью.
— Приходилось нападать ночью? — поинтересовался Ода Нобунага в начале пути.
— Много раз, — честно признался я.
— Я имею в виду, не здесь с синоби, — уточнил он.
— И там тоже у меня была интересная жизнь, — шутливо сказал я.
— Ты не похож на простого воина, — сделал вывод даймё.
Не знаю, что именно имел он в виду, но ответил скромно:
— Я младший сын из очень знатного рода.
По нынешним меркам горный мастер по вентиляции и учительница географии могут считаться знатью, по крайней мере, интеллектуальной.
— Я так и подумал, — произнес Ода Нобунага.
На входе в долину из кустов справа от даймё материализовался бесшумно синоби из Каваи, испугав скакавшего с той стороны Икэду Цунеоки.
— Пароль «Нагарагава», — тихо молвил синоби и растворился в ночи.
Нагарагава — это название реки, на берегу которой Сайто Ёситацу убил своего отца. Видимо, совесть не давала покоя или нет ее, и это просто символ победы. Только вот победа — дама ветреная и в одном наряде ходить не любит.
Пароль передали скакавшим впереди дзисамураям. Полной уверенности, что синоби правильно расслышали, не было, поэтому к первому вражескому караулу мы подъехали готовые к бою. Это были асигару-яри, человек двадцать.
— Нагарагава, — уверенно и властно бросил им командир авангардного отряда.
В тишине ночи слово прозвучало хлестко.
— Кто такие? — спросили его.
— Отряд Такэды Харунобу, — коротко ответил командир и строго проинформировал: — Мой господин устал, нам некогда болтать с тобой.
Такэда Харунобу — даймё горной провинции Кай. Сейчас он потихоньку подчинял южную часть соседней провинцию Синоко, которая на юго-западе граничила с провинцией Мино. У него союзнические отношения с Сайто Ёситацу, который неоднократно посылал свои отряды на помощь. Ода Нобунага предположил, что об этом должны знать все воины вражеской армии, поэтому прибытие большого отряда во главе с Такэдой Харунобу не должно вызвать подозрения. Расчет оправдался.
— Проезжайте, — послышалось впереди, после чего наш отряд неспешно поскакал к лагерю.
Когда мы проезжали мимо часовых, я закрыл лицо кольчужной бармицей. Мало ли, вдруг разглядят, что один из самураев — намбандзин⁈ От удивления могут шум поднять.
Подъехав к караулу третьей линии, командир отряда повторил пароль и спросил:
— Где шатер даймё Сайто Ёситацу?
— Там, — послышалось в ответ.
Наверное, показали и направление, потому что наш отряд свернул с дороги и поехал по сухим рисовым чекам к дальней части лагеря, в котором кое-где горели костры. Миновав последнюю линию часовых, Ода Нобунага посмотрел на меня и молча кивнул несколько раз, будто только теперь соглашаясь с моим советом именно так проникнуть во вражеский лагерь. Наверное, не верил до конца, что такое возможно, и теперь удивлялся легкости, с какой у нас всё получилось. Причины тому — наша борзость, которую не ожидали от слабаков, и самоуверенность Сайто Ёситацу. Наверное, решил, что провинция Овари у него в кармане, осталось выбрать, в каком именно будет лежать.
Когда наш авангард выехал на траверз шатра вражеского полководца, Ода Нобунага крикнул:
— Начали!
Я повернул коня в сторону ближнего, чадящего костерка, возле которого сидел в расслабленной позе на охапке рисовой соломы полусонный самурай, укутавшийся в хаори (куртку) с длинными широкими рукавами, в которых прятал кисти рук. Ночь выдалась холодноватая. Обе катаны лежали рядом на соломе. Семь или восемь копий стояли «костром» возле большого шалаша. На подъезжающего всадника самурай смотрел снизу вверх и, наверное, пытался угадать, кто это и зачем прется на него⁈ Услышав шум и крики рядом, среагировал быстро, но полностью вынуть катану из ножен не успел. Мое копье, сбив с головы фетровую шапку, воткнулось в выбритую переднюю часть черепа. Самурай завалился навзничь, неестественно выгнув ноги.
Из шалаша выглянул его заспанный соратник и, как догадываюсь, так и не поняв, что происходит, завалился внутрь, пораженный копьем в лицо. Сооружение было низким и покрытым рисовой соломой. Находившиеся внутри, поняв по крикам, что идет бой и что у входа враг, попытались выбраться, сломав заднюю и боковые стенки. Я колол их, порой прямо через солому, которая выгибалась или раздвигалась то тут, то там. Одному все-таки удалось выбраться и драпануть в темноту. Он придерживал левой рукой правую, наверное, раненую.
Я не погнался за ним. Мне без разницы, одним больше убью, одним меньше, а этот трус пусть считает себя счастливчиком. Занялся другими, которые пытались сопротивляться. Довольно рослый самурай без доспехов довольно мастерски орудовал нагинатой с изогнутым клинком, которым взмахом слева направо, как косой, подрезал лошадям передние ноги. Взбесившийся от боли конь уносился прочь, скинув наездника или не слушаясь его. Я налетел на самурая сзади слева, ранив копьем в плечо, а потом, когда он поворачивался ко мне, замахиваясь, поразил в бок и грудь. Мой конь громко проржал, видимо, от радости, что не получил нагинатой.
Дальше помог расправиться группой из десятка самураев, которые, став полукругом возле шатра Сайто Ёситацу, отбивались катанами. Наши всадники кололи их копьями с безопасного расстояния. Окруженные имели по несколько ран, истекали кровью, но продержались долго, дав своему даймё время убежать. Когда пал последний, один из наших проехал по трупам, истово втыкая копье по несколько раз в каждый — пережитый страх требовал выхода.
