Джони, оу-е! Или назад в СССР (СИ) - Шелест Михаил Васильевич (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt, .fb2) 📗

Он протянул ладонь для рукопожатия.

— А ты… Дай угадаю…

— Не надо угадывать, — улыбнулся я. — Татьяна слышала, как меня зовут. Евгений!

— Ай, какой умный мальчик! — восхитился цыган и покачав головой из стороны в сторону, повторил. — Какой умный мальчик, а пришёл к цыганам… Зачем?

— Долг отдать.

Я сунул руку в карман и достав пачку «разнокалиберных» денег составлявших сотню, достал из неё четыре рубля четырьмя бумажками и протянул их цыганке-незнакомке. Остальное вернул в карман спортивных штанов и застегнул молнию.

— Спасибо, — сказал я. — Мне очень пригодились ваши деньги.

Цыганка скользнув взглядом по рублёвым купюрам нахмурилась.

— Я тебе давала меньше.

— Я из них сделал деньги. Это суд процент.

— Умный мальчик! — восхитился цыган. — Он знает про ссудный процент.

— Я тебе давала три, ты возвращаешь четыре. Сколько по-твоему это процентов? — улыбнулась цыганка.

— Рубль от трёх рублей — это треть, а значит — тридцать три, и три десятых процента и три в периоде, — хмыкнув, произнёс я.

— Умный мальчик! — в который уже раз повторил цыган. — Надо женить его на Татьяне. Возьми, Софа, деньги. Не обижай парня.

Цыганка, как уже мне стало понятно — Софа, взяла протянутые деньги и спрятала их себе за декольте.

— И на чём ты сделал деньги? — спросил цыган. — Если не секрет, конечно.

— Не секрет.

Я нырнул рукой в холщёвую сумку с чёрным профилем Джона Леннона и надписью «John Lennon» и достал бумажный свёрток с майкой, который передал цыгану. Тот взял, развернув, бросил серую обёрточную бумагу в открытую дверь на заднее сиденье жигулей, развернул футболку, поцокал языком, посмотрел на «шилд», который Грек неправильно назвал «лейбой», потрогал ткань и рассмотрел шов. Потом он покрутил головой и сказал:

— Печать хорошая, ткань плохая, советская. Сам делал?

Я покрутил головой.

— Понятно. Хороший самопал. Но ОБХСС возьмёт вас за, э-э-э, то место, которым мы, э-э-э…

— Я понял, — помог я ему. — Мне пофиг, мне нет четырнадцати.

Цыган переглянулся с цыганками.

— Умный мальчик! Надо точно женить его на Татьяне.

Цыган-Роман помолчал и спросил:

— Продаёшь?

Я покрутил головой.

— Почему?

— Передумал. Пасут тут вас.

— Пасут? — удивился цыган и огляделся вокруг. — Кто?

— Тот мужик, что стоит у перил с газетой. И ещё трое.

Цыган скосил глаза налево.

— Блять, — выругался он. — Проглядел! Заболтались мы девочки. Маякни всем Клава.

Цыган глубоко вздохнул и выдохнул.

— Знают, суки, что мы уезжаем, возьмут если сейчас, откупаться придётся. Закрывай лавочку, Софа!

— Поняла, Роман.

Она плавно отошла к товаркам, гадающим проходящим гражданам. В воскресный полдень центр города и недалёкие набережные: «Спортивная Гавань» и «Корабельная Набережная», становились прогулочной зоной отдыха для многих граждан.

Я беззастенчиво слил своих топтунов цыганам и подставил цыган милиции, выдав их за моих поставщиков футболок. Пусть, за неимением меня, как объекта правового поля, трясут их. Они ребята тёртые, выкрутятся. А мне какая-никакая передышка для «подумать» как жить дальше. Слишком быстро меня взяли в оборот. Хорошо работают органы внутренних дел. Кстати, это и КГБ могло меня пасти.

Появление на барахолке пацана с новым заграничным товаром могло говорить о новом канале контрабанды, а контрабандистов контора вербовала. Скорее всего, они только что взяли меня в оборот, предполагая наличие у меня родственника — контрабандиста. Часто жены моряков попадаются на продаже контрабандного товара, а через них «органы» выходят на мужей. Где контрабанда, там и валютные операции, а это статья подрасстрельная. Под её угрозой контрабандист идёт на подписку о сотрудничестве с КГБ.

То, что я вывел «службу» на цыган, даст мне «пару тактов паузы».

— Сыграешь что-нибудь? — прервал мои размышления цыган.

— Так она семиструнная…

— Сейчас перенастрою.

Цыган крутнул колки, побрынькал струнами и протянул мне инструмент. Я удивился, как он лихо перенастроил «семиструнку» под строй шестиструнной гитары. Мои пальцы взяли узкий гриф со сточенными ладами и глубокими потёртостями между ними.

— Рабочий инструмент, — подумал и ковырнул струны.

— Хорошо звучит, — похвалил я, накидывая гитарный ремень на шею.

— Хм! — выдохнул цыган и улыбнулся. — Ну-ну!

— Мохнатый шмель на душистый хмель… Цапля серая в камыши… А цыганская дочь за любимым в ночь по родству бродяжьей души, — пропел я, чуть-чуть гнусавя и тоскливо протянув звук «я» в последнем слове.

После короткой паузы я ударил по струнам и продолжил:

— Так вперёд за цыганской звездой кочевой на закат, где дрожат паруса. И глаза глядят с бесприютной тоской в багровеющие небеса…

— Ромалы! — крикнул цыган, вскинул руки расставил их в сторону и, стукнув чечёткой подошвами туфлей об асфальт, прошёлся «козырем».

Цыганки вдруг, все как одна, поплыли павами[1] под извлекаемые мной звуки, а после слов: «…Хоть на край Земли, хоть за край», принялись махать юбками и стучать каблуками. Среди танцующих и машущих юбками женщин откуда-то появились девчонки-малолетки, а среди них проявилась давешняя Татьяна, сверкающая на меня тёмными глазами.

— Сгорю, — подумалось мне и я повторил припев, закончив его на высокой протяжной ноте на октаву выше положенной. Детский голос, хе-хе, позволял.

— Ай, молодец! Ай, молодец! — восхитился цыган. — Иди к нам в табор. Богатым будешь, на Татьяне женим, дом вам построим.

Я улыбнулся.

— А вы разве не кочуете?

— Ха-ха! — рассмеялся цыган, посмотрел на женщин и обратился к ним. — Он думает мы в кибитках живём.

Цыганки разулыбались.

— Мы в Молдавии живём. Там есть всё: вино, виноград, другие фрукты. В Румынию, как к ты к бабушке в деревню ездишь, так мы ездим. Там у нас свои бабушки и родители. А Румыния — заграница. Оттуда мы по всей Европе ездим. Хочешь мир посмотреть? Пошли с нами.

— Да, какой из меня цыган? — усмехнулся я, отдавая ему гитару. — Хорошая гитара!

— И у тебя такая будет. Мы на концертах выступаем: поём, танцуем. Иногда даже в Москве. Самых лучших берут. Ты лучшим будешь, раз так сейчас играешь.

Он с удивлением и восторгом посмотрел на мои пальцы.

— Береги руки Джони, — назвал он меня «сценическим псевдонимом», я вспомнил про одноимённую песню, которую германская певица Гизелла Вухингер исполнит только в семьдесят пятом году. Мне подумалось, что Татьяна очень похожа на исполнительницу. А ещё подумал, что с нею бы я спел эту песню. Её — «Джонни! И моё — 'Оу, е!» у нас вышло бы очень эротично.

Мысленно сплюнув три раза, я отогнал морок гипноза.

— У меня мама одна. Я не брошу её, — покрутил я головой. — Да и школа… Надо получить среднее образование, высшее.

— У нас получишь. Ты думаешь, почему мы уезжаем? Домой едем! Детям в школу пора!

Я удивился. Они ещё и учатся. Цыган понял моё удивление.

— А ты думал, что мы так… Шалтай-болтай? Это отпуск у нас. Путешествуем, отдыхаем, немножко работаем. Так мы живём. Не можем долго сидеть на одном месте. Скучно. Поехали с нами. Маму бери и приезжайте в Молдавию. Я тебе адрес дам. Когда надумаете, телеграмму дай, мы денег вышлем. Хорошим людям табор всегда рад.

— У вас табор? — удивился я.

— А как же, конечно табор! Целый посёлок цыган и в нём наш табор! Много земли! Дом поставим. Виноград там уже растёт триста лет. Приезжайте, рады будем.

Разговаривая со мной, цыган написал что-то на тетрадном листе, взятом из машины, и отдал лист мне. Я посмотрел. Там были написаны: адрес, имя, телефон. Наклоняясь ко мне он вдруг тихо сказал:

— Спасибо, что про ментов сказал. За мной должок.

— Да, всегда пожалуйста, — пожал я плечами и улыбнулся. — Я пойду. Долг вернул. Пора домой.

Я развернулся было по направлению к пешеходному подземному переходу, как вдруг меня окликнула девочка Татьяна: