Долины и взгорья (СИ) - Щепетнёв Василий (бесплатная регистрация книга TXT, FB2) 📗

Глава 11

17 августа 1977 года, среда

На перевале

— Вы уж там… осторожно, — сказал Адольф Андреевич. — Не бросайтесь в омут с головой, кто знает, что там на дне. Русалка скучающая, или железяка острая.

Напутствие было не то, чтобы лишним. Но малополезным.

Сегодняшняя «Svenska Dagbladet» опубликовала интервью с Фроловым. Он заявляет, что, будучи экстрасенсом, получил задание затуманивать сознание моим соперникам. Напустит туману, те и проигрывают. А я, соответственно, выигрываю. В шахматах-де я единица, он и вовсе ноль, но вместе мы — десятка. Но вот теперь, когда он, Фролов, принял принципиальное решение, я потеряю свою мощь. Уже потерял. С самого начала матча он не подыгрывал мне, не ослаблял Ларсена, и потому-то я до сих пор не сумел ни разу победить, что в моей шахматной карьере беспрецедентно. В последней, шестой партии матча был на грани поражения. И, мол, сейчас в советском стане паника, потому они и взяли тайм-аут, решают, что делать дальше.

Написано бойко, не знал бы — поверил.

Уже звонило шведское телевидение, просило интервью со мной. Будет интервью, сказал я, будет. Но только после матча. Если захотите.

Но то особое интервью. А после партии по регламенту пресс-конференция, и там тоже будут спрашивать о помощи великого мага Фролова.

Особенно если я не выиграю.

А я не выиграю. Рано.

Признаться, ситуация порадовала. А то наш матч проходил как-то пресно, без изюминки. Мы с Ларсеном не ругались, не толкались, скандалов не устраивали. И, действительно, ничья за ничьей — есть отчего публике и заскучать. Но вот сенсационное разоблачение! Чижик-то своими победами, своим заоблачным рейтингом обязан экстрасенсу! Дутая, понимаешь, величина!

А если экстрасенс и не экстрасенс вовсе, а просто перебежчик, старающийся набить себе цену?

Вот и поглядим! Если Чижик встряхнется и превратится в прежнего Чижика, «Красную Машину Смерти» (это так газетный обозреватель придумал, прежде меня так, кажется, не обзывали) — тогда да, тогда Фролов — жулик и негодяй.

Но если победит Ларсен, то… Последнего слова журналист не сказал. Догадайтесь сами.

Что тут догадываться. Подмена смыслов. Я, как любой шахматист, могу сыграть хуже привычного. Со всеми случается. И это вовсе не повод сомневаться в предыдущих победах. Но газетка вывернула факты так, что остается очертя голову лезть в бой.

А очертя голову — это риск подставиться. И сильный риск. Шахматы — игра ума, и самые острые атаки удаются тогда, когда их планируют и проводят на холодную голову, спокойно и рассудительно.

Не поддамся я на ваши подначки. И не ждите.

Но Миколчуку говорить этого не стал. Пусть волнуется. А то, понимаешь, сделай, Золотая Рыбка, то, сделай, Золотая Рыбка, сё, сплошное иждивенчество и барство. И ведь чем больше делаешь, тем меньше это ценят. Как само собой разумеющееся. Уже и общедоступное образование, и бесплатная медицина не восхищение вызывают, а раздражение: почему-де к врачу нужно в очереди сидеть, час или два, а? Почему мой Ванечка троечник, а? Плохо лечат, плохо учат, засиделись на нашей шее, зажрались!

Попробуйте сами. А я в сторонке постою, скромно потупив взор.

Золотая Рыбка была неправа. Нужно ставить четкие условия: новое корыто, и баста! Да хоть и новую избу, трудовому человеку не жалко. Но если наобещала «что только пожелаешь» — то старуха в своём праве получается.

Погода унылая, мелкий дождик, холодно, но мы гуляем. По Королевскому Парку. Левой-правой, левой-правой. Пусть смотрят недоброжелатели, смотрят, и понимают: ничто нас в жизни не может вышибить из седла!

Прогулка, начинавшаяся вяло, потихоньку стала веселить. Само движение способствует выработке гормонов хорошего настроения — в известных пределах, конечно.

Но дождь перестал, и журналисты, дотоле прятавшиеся в пивных и кофейнях, стали докучать.

Сам виноват — отчасти.

Вчера к нам пришла «АББА». Нет, только БА, Бьерн и Агнета. И, конечно, Стиг.

Они сели в уголке, слушали, как я играю. Играл я все более «Пустыню». А потом Стиг спросил, умею ли я петь. Немножко, ответил я. Как всякий студент, когда выпьет. Но пить я не стал, а усадил Стига за пианино, положил ноты, совершенно случайно оказавшиеся при мне, и исполнил партию Улугбека.

Я постарался. Сильно постарался.

Не знаю, чего они ожидали, но не оперного вокала. Вряд ли. Папенька и маменька выучили-таки сыночка пению, и я не посрамил. Скорее, напротив — потряс. Публику в ресторане уж точно. Особенно когда Агнета спросила, знаю ли я песню «Malagueña Salerosa»

Ну, слышал. Слов — нет, в испанском я не силен. Но «Малагииииииииииииии» — могу тянуть долго, легкие у меня хорошие.

Спели дуэтом. Нет, не блестяще, без репетиции блестяще не бывает. Но для внезапного выступления — более чем удовлетворительно.

Публика была уже не потрясена — а в нокауте. Услышать живую АББУ — даром?

Но халява кончилась. АББА распрощалась, Стиг ушел с видом задумчивым и загадочным.

А я расплатился за гостей — там и платить-то было всего ничего, по чашечке кофе, и брать-то с меня денег официант не хотел. Но я настоял. Мы, советские, имеем привычку платить за всё и платить за всех. Такая уж у нас судьба. У советских.

И, прослышав про наш внезапный концерт, журналисты встрепенулись. Они что, ждали нового концерта — здесь, в парке? Или просто хотели сфотографировать Чижика на прогулке, раз уж упустили вчерашнее выступление?

Не знаю, да и неважно это.

— Вы, Михаил, поёте как Василий Васильевич, — сказал мне давеча Геллер. Буду считать это комплиментом, да.

И публики — полон зал, несмотря на будний день. Он и всегда полный, но обыкновенно зрители подтягиваются ко второму, к третьему часу игры. Вот и ещё проблема: смотреть, как гроссмейстеры пять часов сидят за доской, то ещё дело.

Седьмая партия. Перевал. И помни, молодец: чуть перевал ты миновал, глядишь, пути конец.

Сегодня все места заняты с самого начала. Что ни делается, всё к лучшему.

Ларсен подтянут и напряжен. Решил дать бой? В самом деле считает, что Дурной Глаз мне помогал? Или просто время подошло, седьмая партия, середина матча, пора бы напрячься и выйти вперед?

Но на рожон не лезет. Ферзевый гамбит, как водится, отказанный. Ортодоксальная защита, которую пробить очень и очень непросто. При равенстве материальных сил на доске и ментальных над доской — даже невозможно. При идеальной игре обеих сторон партия должна закончиться вничью, есть такая теория. Но где её взять, идеальную? Человеку свойственно ошибаться, это его атрибут. Игроки послабее ошибаются по-крупному и часто, игроки посильнее ошибаются реже. Но идеал недостижим — в обозримом будущем.

Играю надёжно, в атаку не рвусь.

Зачем я «АББЕ»? Группа известная, можно сказать, всемирно известная, зачем ей Чижик?

Ну… «АББА» ищет новые возможности. Её музыку упрекают в избытке сахара. Да, ярко, да, сладко, да, весело, но все это не более, чем лакировка действительности. Песен протеста не поют, поют, как здорово танцевать, танцевать и танцевать. На Новый Год такое слушать приятно, но вот на Первое Мая или Седьмое Ноября — не годится. Вот и ищут новые рынки сбыта. Чижик на слуху, тут ещё скандал подвалил с Дурным Глазом. Но не это главное, главное впереди: матч с Корчным, если таковой состоится, привлечет куда большее внимание, нежели нынешний. Драматургия уж больно интересная: с одной стороны благонамеренный советский человек, спортсмен, музыкант, комсомолец. С другой — вырвавшийся на волю бунтарь. На этом внимании можно и подзаработать. И, наконец, не главное, но приятный довесок: и «Пустыня» опера интересная (ну, я так думаю), и пою я вполне пристойно. Не хуже, чем любой из «АББЫ», это уж точно. На эстраде, конечно, голос не главное. Марк Бернес не вокалом брал, тож и Вертинский, и многие, многие другие. А голосистые порой остаются в безвестности, ездят по сельским ДК и сетуют на интриги, неразвитый вкус публики, отсутствие рекламы, приличного инструмента и прочего, и прочего, и прочего. При том, все это, конечно, и рекламу, и инструмент, и много чего другое нужно улучшать, но только кроме самого исполнителя этим никто заниматься не станет. Сами, всё сами.