Покров над Троицей (СИ) - Васильев Сергей (читать онлайн полную книгу .TXT, .FB2) 📗

Последовала жестокая, показательная расправа Лжедмитрия над сыном и вдовой Годунова, такое же показательное унижение Ксении, казни их сторонников и даже холопов.

Глядя на все происходящее в Кремле и столице, колеблющиеся бояре понимали: у них не осталось выбора — присягать или не присягать царю Лжедмитрию, ибо не желали повторить судьбу Годуновых.

Ксения мстительно усмехнулась, вспоминая слова самозванца, сказанные в отношении Шуйских — «Рим предателям не платит!», как и собственный вклад в тайный донос царю Лжедмитрию, о котором позднее писал коронный подстолий Станислав Немоевский. И не её вина, что Шуйские избежали плахи. Она сделала всё, чтобы стереть их род с лица Земли. Лжедмитрий, как и Борис Годунов, помиловал Шуйских, поплатившись за своё милосердие так же, как и отец Ксении.

День 17 мая 1606 года стал одной из главных вех в жизни князя Василия Шуйского. Казалось бы, весь опыт напрочь отучил его действовать самостоятельно. Он испытал опалу всех царей, коим служил, едва не сложив голову на плахе, и он же сумел нанести первый удар заговорщика.

План князя и его сторонников состоял в том, чтобы под благовидным предлогом впустить в Кремль толпу людей, расправиться с охраной царя Лжедмитрия и убить его. Точку в жизни самозванца поставил дворянин Григорий Валуев, протиснувшись в толпе к боярам и выстрелив в него «из-под армяка» из ручной пищали. Царь был убит, и толпа бросилась терзать мертвое тело.

Ксения прекрасно помнила состояние удовлетворения от возмездия, настигшего её насильника, и ужас понимания, что заговор возглавил не менее опасный и безжалостный враг, получив всю полноту власти.

19 мая 1606 года на московском престоле появился новый царь Василий Шуйский. Бывший глава заговора так спешил воцариться, что совершил непоправимую ошибку, устранив от выбора нового царя представителей «всей земли». В столице обсуждалось несколько кандидатур на трон, но никакой предвыборной борьбы не случилось. Впрочем, новоиспеченного царя тоже можно понять. За прошедшие двадцать лет при каждом династическом повороте князья Шуйские оказывались на грани жизни и смерти. Снова дожидаться подобной участи князь Василий Иванович не желал, а потому не устраивал никаких «предизбраний», не приучал к себе подданных щедрыми пожалованиями и демонстрацией силы, как это было при вступлении на престол Бориса Годунова. От выбора князя Шуйского до венчания на царство 1 июня 1606 года прошло недостаточно времени даже для правильной организации земского собора. Да и думал ли новый царь о его созыве?

Главным аргументом стало его действительное, а не ложное, как у самозванца, происхождение от Рюриковичей, что не могла не признать дочь Годунова.

«Понеже, он, Шуйский, от корени великих государей наших царей и великих князей Росийских — от великого князя Рюрика, иже от колена Августа кесаря Римского, и равноапостольного великого князя Владимера, просветившего землю Рускую святым крещением, и от достохвалного царя и великого князя Александра Ярославича Невского; от сего убо прародители твои, великие государи, на уделы переселиша на Суздальское княжение, яко же обычай бе меншим братиям на уделы садитися, и сих сродник ваших начальных государей корень пред ста», — тяжело вздохнув, написала Ксения, изо всех сил стараясь быть объективной и справедливой, не обращая лишний раз внимание на постыдную суетливость и неловкость, с какой князь Василий Иванович использовал шанс воцариться на русском престоле, даже не дождавшись, когда тело повергнутого самозванца уберут с Красной площади… На это и без неё указывали русские и иностранные летописцы. Обычно нейтральный в оценках Конрад Буссов, очевидец и писатель о России, в период Смутного времени в «Московской хронике» написал, что князь Василий Шуйский был избран «без ведома и согласия земского собора, одною только волею жителей Москвы, столь же почтенных его сообщников в убийствах и предательствах, всех этих купцов, пирожников и сапожников и немногих находившихся там князей и бояр».

В руках Ксении был другой, гораздо более серьёзный аргумент нелигитимности воцарения, приведший к тому, что присяга избранному впопыхах на престол царю Шуйскому разделила русских людей: «и устройся Россия вся в двоемыслие: ови убо любяще, ови же ненавидяше его». Нарушение церковного канона — святотатство, и на это упирала в своем письме опальная царевна, понимая, насколько процедурные вопросы важны для любого государственного действа.

«Наречение» нового царя произошло в отсутствие патриарха, а уже на следующий день по всему государству были разосланы «окружные» грамоты о его восшествии на престол с двумя приложенными крестоцеловальными записями. Если одна грамота о приведении к присяге царю не вызывала никаких вопросов, то другая крестоцеловальная запись самого царя Василия Шуйского своим подданным выглядела необъяснимым разрывом с традицией. Случилось то, чего никогда не простили Василию Ивановичу.

«На четвертый день по убиении Ростригине приехаша в город и взяша князя Василья на Лобное место, нарекоша ево царем и пойдоша с ним во град в Соборную церковь Пречистые Богородицы. Он же нача говорити в Соборной церкви, чево искони век в Московском государстве не повелось, что целую де всей земле крест на том, что мне ни нат кем ничево не зделати без собору никакова дурна: отец виноват, и над сыном ничево не зделати; а будет сын виноват, отец тово не ведает, и отцу никакова дурна не зделати; а которая де была грубость при царе Борисе, никак никому не мститель. Бояре же и всякие людие ему говорили, чтоб он в том креста не целовал, потому что в Московском государстве тово не повелося. Он же никово не послуша и поцелова крест на том всем», — аккуратно зафиксировала Ксения факт, недопустимый и достаточный, с её точки зрения, для признания Василия Шуйского ничтожным правителем.

Дочь покойного царя Годунова была в этом мнении совсем не одинока. 25 мая, в первое воскресенье после «наречения» нового царя, из-за начавшихся волнений пришлось отложить обещанный прием послов Николая Олесницкого и Александра Госевского в Кремле. Народ и стрельцы «очень жалели о смерти Лжедмитрия, обвиняя бояр в том, что они его убили». Об этом же писал оказавшийся на посольском подворье аугсбургский купец Георг Паерле. Он объяснил, что царю Василию и боярам удалось успокоить ропот черни, уверив ее, что убит не Дмитрий, а плут и обманщик, что истинный царевич погиб в Угличе и что народ увидит своими глазами его нетленные чудотворные мощи, которые уже везут в столицу.

Царица-инокиня Марфа Федоровна во всеуслышание просила прощения у царя Василия Шуйского, освященного собора и всех людей в том, что она лгала им: «А большее всего виноватее перед новым мучеником, перед сыном своим царевичем Дмитреем: терпела вору ростриге, явному злому еретику и чернокнижнику, не объявила его долго». Объяснение было бесхитростным и откровенным: «…а делалось то от бедности».

Слушая признания престарелой царицы-инокини, Ксения Годунова испытала гадливость, а потом — ужас, когда неожиданно прозвучало еще одно откровение Марфы: согласившаяся ранее на «воскрешение» своего сына, она свидетельствовала, что царевича Дмитрия убили «по Борисову веленью Годунова». Но, единожды солгав… Теперь ей по-настоящему никто не верил, и «ценными показаниями» царицы-инокини пренебрегли, а Ксению как угрозу новый царь, слава Богу, не воспринимал…

Первые недели царствования Василия Шуйского показали, что не только в столице, но и во всем Московском государстве произошел глубокий раскол. Новгородские дети боярские приняли участие в московском восстании 17 мая 1606 года и присягнули царю Василию. Служилые люди северских и рязанских городов заартачились…

«А черниговци, и путимци, и кромичи, и комарици, и вси рязанские городы за царя Василья креста не целовали и с Москвы всем войском пошли на Рязань: у нас де царевич Дмитрей Иванович жив, — прилежно живописала Ксения разлад и брожение, охватившие города русские. — А как после розтриги сел на государство царь Василей, и в полских, и в украинных, и в северских городех люди смутились и заворовали, креста царю Василыо не целовали, воевод почали и ратных людей побивать и животы их грабить и затеели бутто тот вор рострига с Москвы ушол, а в его место бутто убит иной человек».