Смертоцвет (СИ) - Зимовец Александр (мир книг .txt, .fb2) 📗
Герман раскрыл саквояж, затем достал оттуда портфель и расстегнул стягивавший его потертый ремешок. Внутри в самом деле оказалась тяжелая кипа бумаг, разложенная по нескольким папкам с тесемками. Каждая из папок была подписана, вот только прочесть надпись было невозможно: буквы расплывались перед глазами, перемешивались, превращались в непонятные китайские иероглифы и наезжали одна на другую. Как будто этого мало, одна лишь попытка вглядеться повнимательнее и все же прочесть надпись на одной из папок привела к тому, что голова Германа заболела, и он почувствовал тошноту, а перед глазами у него поплыли разноцветные пятна.
Почувствовав это, он оставил попытки ознакомиться с содержимым папок. Тут нужен был штатный жандармский маг-дешифровщик, имевшийся в управлении. Герман видел такие тексты раньше: армейская криптомантия, будь она неладна.
Стараясь не думать о том, что стрелок все еще может где-то сидеть и целиться в него, Герман бросился через площадь обратно к Тане. Та, защищенная мощными щитами лежала на мостовой, а над ней колдовал — в буквальном смысле — штатный целитель в чине штаб-ротмистра, дежуривший возле вокзала под видом сбитенщика. Теперь его белый фартук был забрызган кровью, а руки делали ритмичные пассы над оголенным бедром Тани, кровь на котором уже запеклась, но все еще виднелась отвратительная темная рана.
Таня была в сознании и лицо ее было перекошено от боли. Она шипела и закусывала губу: похоже, что процедура лечения сама по себе причиняла дополнительную боль.
— Сейчас-сейчас, — шептал штаб-ротмистр, делая руками движения, словно старается что-то вынуть из раны. — Пуля. Придется немного потерпеть. Вот так… еще чуть-чуть…
Таня в ответ грязно выругалась.
— Все хорошо, — прошептал ей на ухо Герман.
— Да идите… вы… поручик… в гномью волосатую задницу… — прошипела в ответ Таня. — Хорошо ему…
— Я его догнал, — продолжал Герман. Ему хотелось отвлечь подполковника от неприятной процедуры. — Там бумаги. Зашифрованные. Армейский криптомантический шифр, нужен дешифровщик, я прямо сейчас несусь в управление.
— Только не в управление! — торопливо простонала Таня. — Не в Московское! Я дам транспорт! Живо в Тверь, а оттуда в Петербург! Я отправлю двоих людей с вами! И сразу же в приемную к Оболенскому, немедленно! Будут пытаться по дороге остановить — кто угодно, хоть именем самого императора — стреляйте!
Герман мысленно присвистнул, но понял, что она, конечно, права. Армейская криптомантия — это значит, в деле замешаны серьезные маги из аристократии, да еще и не в последних чинах. От таких людей можно ожидать чего угодно, особенно если они сотрудничают с нигилистической организацией. Это ведь дело, пахнущее для любого офицера расстрелом. Гражданского дальше каторги не пошлют, но вот военному подобного не простят точно.
Что ж, ставки поднимаются все выше. Значит, в Петербург. Повезем князю Оболенскому сюрприз.
Глава четырнадцатая
Имеет место спор о субординации
В приемной Оболенского сидел его помощник, парень ненамного старше Германа, но уже в чине майора, выходец из очень влиятельного графского рода Чесменских: светловолосый, осанистый и важный.
— Вы по какому… — начал он, но Герман только положил на стол папку.
— По важному, ваше высокоблагородие, — проговорил он. — Срочность высшая.
Последние слова были паролем, и помощник, конечно, был проинформирован, что Герман входит в число людей, которые этим паролем владеют по праву. Он сразу подобрался, уставившись на папки с некоторой опаской.
— Понял, но… его светлости нет на месте, — отчеканил он. — Он на приеме у его величества.
— Хорошо, — Герман пожал плечами. — Тогда я подожду его здесь. И нужно вызвать криптоманта, он нам понадобится, чтобы ознакомиться с документами.
Майор кивнул.
— Я сейчас позову, но к работе он приступит только с санкции князя. Чаю хотите?
— С удовольствием.
Герман действительно испытывал некоторое удовольствие от того, что заваривать ему чай будет целый граф. Но принимая от него чашку поблагодарил как можно более учтиво — ссориться с ним ни к чему. С изящной, костяного фарфора чашкой в руках он отошел к окну и стал рассматривать городской пейзаж. Проспект был крайне оживлен, запружен экипажами, толпа текла по тротуарам с двух сторон.
Прошло полчаса, князь все не являлся, Герман пил уже остывший чай и то и дело поглядывал на папку. Явился криптомант — немолодой штаб-ротмистр с жидкими усиками и неприятными бегающими глазами. Сел на диван для посетителей, равнодушно взглянув на Германа и уставившись на собственные ногти.
Прошло еще не меньше часа. Герман начинал уже нервничать: папка на столе, можно сказать, жгла ему руки, хоть и не находилась больше в его руках. Не передав ее Оболенскому, он все еще сам за нее отвечал, а ведь в ней, если верен прогноз Тани, содержатся сведения, которые кое-то очень не хотел бы передавать в руки жандармов.
Наконец, в коридоре раздались быстрые, уверенные шаги, и Герман решил, что князь, наконец, вернулся, и поднялся ему навстречу. Однако в дверь вошел незнакомый человек в черном мундире Третьего отделения, с погонами полковника и изумрудной звездой на груди. Был он высокий и тощий, как жердь, с неприятной складкой у рта, словно постоянно держал во рту нечто горькое, и излишне ухоженными усами, которые Герману отчего-то особенно не понравились.
— Его светлость у себя? — спросил он у Чесменского, тоже поднявшегося и принявшего деловой вид. Говорил он с легким немецким акцентом.
— Никак нет, — ответил тот. — На докладе у его величества. Ему что-нибудь передать?
— Передавать его светлости ничего не следует, — твердо произнес полковник. — А мне следует передать папку, которая передана сюда, в приемную. Потрудитесь, майор, побыстрее, время дорого.
— Но мне не поручено вам ничего передавать, — Чесменский слегка растерялся.
— Вы не поняли, майор, — проговорил полковник. — Это я вам только что поручил, а точнее — приказал передать мне указанные документы. Немедленно. Промедление будет рассматриваться, как государственная измена.
— Но какое вы… — Чесменский вздрогнул и положил ладони на папку, закрывая ее от полковника. — Какое право вы имеете врываться в кабинет шефа жандармов и…
Он осекся, словно у него резко пересохло в горле, а затем задавленно засипел. Полковник смотрел на него, не отрываясь. Чесменский разевал рот безмолвно, словно рыба, вытащенная на берег.
— Я имею полное право! — отчеканил полковник. — Как офицер Третьего отделения Его Императорского Величества канцелярии, я представляю здесь особу императора и имею право входить во все дела и осуществлять сбор доказательств любыми методами. В особенности, когда это касается дел о государственной измене, находящихся в моей разработке. Ясно вам, майор?
Чесменский только беззвучно покивал. Секунду спустя полковник отворотил от него свой взгляд, и помощник князя рухнул на свой стул, тяжело дыша и расстегивая воротник дрожащими руками. Наблюдавший эту сцену криптомант, кажется, испытывал острое желание слиться с обивкой дивана.
— Надеюсь, больше у вас, майор, нет вопросов относительно моей компетенции? — спросил полковник с ухмылкой.
— Если таких вопросов нет его высокоблагородия, то они, во всяком случае есть у меня, — громко произнес Герман.
— А, это вы, поручик Брагинский? — произнес полковник, и глаза его чуть сузились. — Вы, стало быть, тоже здесь. Тем лучше.
— Да, я здесь, — ответил Герман. — И документы вы заберете только через мой труп.
— Это очень сильное заявление, — полковник кивнул и слегка приблизился к Герману. Было похоже на то, что он выбирает позицию, где удобнее будет драться.
— И поверьте мне, что заявление это совершенно не расходится с делом, — сказал Герман, готовясь применить щит. Конечно, человек перед ним несомненно был сильным магом, и, если что, щит ему нипочем. Ему и в целом Герман нипочем с его простенькими заклинаниями первого ранга. Расчет был на то, что устраивать побоище в приемной конкурирующей службы полковник, все же, не решится. Он пришел сюда в расчете взять всех на испуг, вырвать документы обманом, а потом — поминай, как звали. У него нет санкции на силовую операцию в штаб-квартире Корпуса, иначе он явился бы не один, а с целым батальоном. Да и санкцию такую, конечно, может дать только император. И если бы он ее дал, то Оболенский был бы уже арестован.
