Отдельный 31-й пехотный (СИ) - Хонихоев Виталий (версия книг TXT, FB2) 📗

Мое тело сейчас словно закоченело, оно отказывается подчинятся, отказывается двигаться и дрожит от ужаса испытанной боли. Скрипнув зубами, я сознательно медленно поворачиваю голову. Краем глаза замечаю движение, смазанное, едва видимое, но движение! Разворачиваюсь туда, но ничего не вижу. Иллюзии, которые «семь девиц» вокруг меня — исчезли. Мы со Свежевателем наедине. Ух и разочарован он, наверное. Въехали в лес семеро девиц, а оказался один мужик… но как эта Ма-мэй умеет иллюзии на телесном уровне поддерживать, невероятно. Я же и в самом деле посчитал что еду с ними, да только во всем отряде партизан Лунга лошадей штук пять найдется, где им больше найти. Местные робингуды в глуши живут, чаще пешком ходят.

Окоченение проходит, тело снова слушается меня, и я оглядываюсь. Ничего и никого. Черт. Неужели все это зря? Мы тут подготовились, такую хорошую приманку в лес отправили, а толку то… бросаю взгляд вниз. Да, так и есть, ни лоскутка кожи, внутренние органы в животе удерживает мышечная пленка, хорошенько так пальцем ткнуть и вывалятся мои кишки прямиком на морозный воздух. Немного напрягает мысль о глазах и необходимости их смачивать… но я все же моргаю. Это значит, что кожа снята просто ювелирно, соединительная ткань на веках осталась. Если бы не техника «Встречного пала» я бы сейчас корчился прямо в грязном снегу, в кровавой луже и выл бы от боли — если смог. А мы надеялись на мою неуязвимость… видимо не везде она работает… и насколько уязвим я без кожи? Много вопросов. Куда делать одежда? И что сейчас делать? Свежевателя нигде не видно, этот гад просто снял с меня кожу и исчез. Вот же…

По уму надо срочно отходить, возвращаться в лагерь, дать Маше залечить раны… вернее — рану, сейчас все мое тело сплошная рана… неизвестно сколько я протяну в таком вот состоянии и куда делась моя неуязвимость. Но вопросы потом. Сейчас, раз уж охота не удалась — вернуться назад. И да, кто сказал, что не удалась? Существование феномена подтверждено, также подтверждено что ему нет необходимости находится рядом для снятия кожи, что это происходит быстро и очень-очень аккуратно. Скорее всего это не физическое действие, а именно магическое, что-то из разряда заклинания или скажем переноса. Сведения собраны. После сбора информации самая главная задача разведчика — вернуться с этой информацией.

Я поднимаю ногу и переставляю ее. Каждое движение дается с трудом, организм все еще сопротивляется. Сейчас бы лошадь пригодилась, но ее нет. Испугалась, наверное, и убежала, я не заметил. Вот только прямо сейчас на лесной прогалине стою я один, без лошади, без одежды и без кожи. Кровь капает с меня словно пот после хорошей пробежки. Еще шаг.

Мне нужна лошадь. Или мне нужно вернуть контроль над телом до такой степени, что я смогу прыгнуть… бежать. Еще шаг. Лошади в радиусе видимости нет и не предвидится. Значит будем идти и надеяться, что техника «Встречного пала» сможет справится с болевыми импульсами, что гибкая стена встречных нейроимпульсов сможет подстроится под резко возросшие импульсы от поврежденных тканей, когда я наберу скорость, иначе… иначе далеко я не убегу. Снова шаг. Я подстраиваю «Встречный пал» под набегающие болевые сигналы. Вся соль в том, что «Встречный пал» — не должен превышать импульсы нервной системы, которые идут от пораженных органов. Вся соль в том, чтобы постоянно чувствовать боль, заглушать ее, но не свыше порога чувствительности. Иначе легко превысить проводимость каналов и сжечь себе всю центральную нервную систему к чертям. А я видел людей, которые могут жить без рук или ног, без части внутренних органов, но никто не сможет выжить с выжженой нервной системой.

Так что прямо сейчас я чувствую себя как русалочка «и каждый шаг твой будет словно по лезвиям ножей». И я борюсь сам с собой, заставляя себя делать этот шаг, принимать боль, заглушать ее «Встречным палом» и в то же время — следить за тем, чтобы чувствовать эту боль, а не подавлять ее окончательно. Снижать до определенного порога, но не более. Благодаря технике я все еще могу ходить, могу мыслить. Однако и ее возможности не безграничны. Мне приходится реагировать быстро — при увеличении интенсивности боли — увеличивать встречные импульсы там же. А самое главное — неминуемо расходуется запас силы воли, напряжение возрастает, я не могу так делать до бесконечности, усталость накапливается и рано или поздно я начну делать ошибки.

Я делаю еще шаг. Каждый шаг должен даваться мне легче, я же привыкаю, я приспосабливаю технику к ходьбе, даю встречный импульс каждый раз, когда я поднимаю ногу и застывшая корочка на мышцах ноги — трескается, лопается как перезрелая слива и в трещинах выступает кровь. Но нет, легче не становится. Мир вокруг уже не такой желтый, но туннельное зрение вернулось, я едва различаю деревья вокруг. Еще шаг.

Лошадь. Мне нужна лошадь. Как я буду на ней ехать? Извазюкаю бедное животное в кровище… но мне нужна лошадь. Иначе я не дойду. «Встречный пал» едва справляется с болевыми импульсами, когда я иду, еле переставляя ноги, а что же будет, если я вздумаю побежать? Или прыгать как кузнечик? Еще шаг.

У меня же была теория. О том, что вера творит чудеса… могу ли я поверить, что мне — не больно? Что с меня не сняли кожу? Мне — не больно. Я не чувствую боли. Боль — полезна как информация, я принял, понял, осознал, что с меня сняли кожу, спасибо, организм, давай дальше, выключи эту боль она мне не нужна сейчас… мне не больно. Боль это лишь импульсы в мозг, сигналы о повреждении, я могу выключить их, это просто индикаторы на приборной доске, я могу заклеить их скотчем, все эти красные лампочки и горящие надписи… могу же?

Не получается. Как я могу поверить в то, что мне не больно, когда я смотрю на свои руки и они похожи на анатомическое пособие для старших классов? Если каждый шаг дается с трудом?

Еще шаг. Не работает сейчас вера, хоть тресни. Ты можешь думать, что у тебя ничего не болит, но на самом деле, ты подсознательно знаешь, что болит. У меня например — пока не повреждена кожа — значит не болит. Нет кожи, есть рана — значит болит. Это, мать его, фундаментальное знание, иначе не может быть, иначе всю систему взглядов надо перестраивать, переубеждать себя в том, что солнце светит, а вода мокрая. Невозможно. Фундаментальные знания, аксиомы — не меняются за секунду. Можно ли поверить, что тебе — не больно? Можно, но для этого сперва надо испытать это. Не раз и не два. А уже потом — придет и вера. Что первично в этом тандеме — реальность или вера?

Еще шаг. А что, если я иду не в том направлении? Откуда я знаю, куда иду? Следы! Надо возвращаться по следам, а я — куда я иду? Хорошо, хоть недалеко отошел. На щеке засыхает и лопается мышечная ткань, бежит струйка крови. Соединительные ткани, мышцы, сухожилия — все это не предназначено для пребывания на открытом воздухе и сейчас начинает покрываться корочкой, засыхать. Двигаться становится все труднее, все больше болевых импульсов идет отовсюду… что там говорила полковник Мещерская, Мария Сергеевна, Машенька? Сколько времени человек может прожить без кожи и можно ли назвать это жизнью? От чего именно умирает человек без кожи? От болевого шока? От кровопотери?

Сколько всего крови надо потерять для того, чтобы умереть? Геморрагический шок возникнет уже при потере одного литра. Два, а тем более три — смерть. Не думать об этом! Если я прав, то я могу умереть не потому, что кровь потерял, а из-за веры в то, что я потерял кровь! Чего стоит та байка про преступника, который всю ночь слышал, как капает вода в ведро и полагал что это его кровь — он не дожил до утра, решив, что истек кровью. Так что не думаю про красножопую обезьяну, как и завещал Ходжа Насреддин. А единственный способ не думать про красножопую обезьяну — думать о беложопом медведе, например. Вытеснение. Думать о чем-то другом. Например — о том, что уж теперь-то Ирину Васильевну Берн точно прикопают в овраге. Двое сестер, мастериц-оружейниц — вернутся к себе в Восточную Ся, их там примут с распростертыми объятиями и почестями, принц Чжи очень обрадуется. Маша Мещерская… надеюсь, что у нее хватит ума не ехать ни в какую столицу, а взять сестру и рвануть куда-нибудь в Хань. Или во Францию, но через Хань. Пахом… Пахом осиротеет, это точно. Хотя он человек бывалый и не пропадет. Леоне фон Келлер — вот кто расстроится. Ненадолго, он вообще не умеет надолго расстраиваться. Выпьет за мое здоровье шкалик беленькой, ус подкрутит и пойдет барышень Зиминых соблазнять историей моей трагической гибели, да. Господин Малютин обрадуется, наверное. Ах, да, валькирия Цветкова, вот кто будет переживать, чистая душа. И не она одна, вся вторая рота переживать будет в полном составе и Ромашкина Кира и Светлова и прочие. Будет жаль вот так помереть… хотя я не умру. Нет. Вот в это я верю совершенно точно — что я выживу. Может не целиком. Может — пережив боль и страдания, даже наверняка, но — выживу. Значит откладывается казнь Ирины Васильевны в том самом овраге, сестры-близнецы из рода Цин — не вернутся в Восточную Ся, а принц Чжи обломается, у него своих проблем хватает. Госпожа полковник Мещерская, моя Машенька — останется рядом со мной, не такой она человек, чтобы мужа бросить, даже если у него лица нет, и не только лица. Какие глупости в голову лезут…