На пределе - Гринберга Оксана (читать хорошую книгу TXT) 📗
Застонала от разочарования, когда поняла, что раздеть себя не даст.
– Но почему? – растерянно спросила у Квинта, когда мужчина внезапно отпустил меня. Убрал руки, сел, рывком усадил меня рядом. Поправил ворот на моей тунике, закрыв оголенное плечо. Дернула им недовольно, позволив ткани упасть вновь. – Не хочешь? Или я тебе не нравлюсь?
Знала же, что нравлюсь и хочет. Не девочка, разбиралась в реакции мужского организма на женское тело, согласное на все.
– Проголодалась? – спросил он странным тоном, поднимаясь с кушетки. Смотрел на меня, глаза черные-пречерные, лицо суровое, словно это я виновата в десяти казнях египетских. На мой вопрос отвечать не стал. А я взяла и обиделась.
– Да! – ответила ему. – Проголодалась, и очень. Ты знаешь, чего я хочу. Но раз здесь не кормят, то…
Ну и черт с ним! Мы тоже люди гордые. Подтянула колени к себе, отвернулась, стала рассматривать белую известку стен, местами в разбегавшихся трещинах. Мог бы и покрасить, давно пора!
– Аэлика…
– Отстань!
– Аэлика, прошу тебя!
– Уходи! Сначала отнеси туда, где взял, а потом уходи. Не хочу тебя больше видеть.
Сказала и заплакала. Я очень-очень хотела его видеть, но не понимала выкрутасов мужской логики. Темный лес, честное слово! Вот что ему надо?! Я здесь. Сижу, молчу, на все готовая. Могу лечь, если захочет. А он не хочет… Обидно!
– Иди ко мне.
– Нет, – замотала головой, чтобы не увидел моих слез. Вот еще! Но он увидел. Обнял, хоть я и вырывалась.
– Не сегодня, – пообещал он. – Когда выздоровеешь, все будет. Все-все, – пообещал, целуя меня в мокрые от слез глаза. – Я не хочу пользоваться твоей слабостью.
Вновь поцеловал, но уже в губы, на этот раз воспользовавшись моей слабостью. Потому что я растерялась и не знала, что ответить. Поцелуй был нежный и жадный одновременно, не такой, как прежде. Он пытался меня успокоить, и я ему поверила. Хорошо, пусть не сегодня, пусть еще не отошла от болезни, в теле обитала противная слабость, в голове – разжижение мозгов. Может, и правильно, что Квинт решил отложить на другой раз. Хотя когда он будет, этот другой раз?!
В общем, это был сложный поворот, чуть было не закончившийся вылетом с трассы. Но мы его проехали. Легат поднял меня на руки и понес в атриум. Во внутреннем дворике усадил к себе на колени.
Хороший день! Но я знала, что это ненадолго. Уже обеденное время, а в мае темнело довольно рано. Пара-тройка часов, и придется возвращаться в Святилище. Ведь до него еще лететь и лететь! Пока же, пользуясь моментом, я прижималась к мужчине, гладила по волосам, трогала татуировку, прислушивалась к биению его сердца. Легат молчал, закрыв глаза. Улыбался.
– Расскажи мне, – попросила я.
– Что ты хочешь знать?
– О тебе. О твоей семье. О службе. Сколько еще осталось?
– Полтора года, – отозвался он, не открывая глаз.
– А потом?
Кажется, я перестала дышать. Не могла. Ведь уедет! Конечно же, уедет! В свою Даррию, к боям гладиаторов, травле зверей, к триумфальной арке, императору Авелию, в блеск и роскошь великолепного города своего племени. Или вернется в дом, о котором однажды упоминал, сказав, что тот стоит на холмах Антиохии. Он уедет, а я…
– Я останусь.
– Что?
– Я останусь, – произнес легат. – Здесь, на Альбионе. С тобой.
– Почему?!
– Я не могу вернуться. Но если бы мог, не уехал. В Дарре не осталось никого, ради кого стоило бы…
– Твоя семья?
– Нет больше семьи. Никого нет. Там никого нет, – поправил себя. Прижал меня еще крепче, да так, что стало больно. Промолчала – пусть делает со мной, что хочет. Тискает, обнимает, да хоть задушит! Мы замерли на грани признания, и я боялась неосторожным словом или движением все испортить.
– Твой дом?..
– Стоит пустым. Быть может, когда-нибудь… Но я пообещал императору Авелию, что не вернусь, пока он жив.
– Ты с ним знаком?
– Мы дружны. Он служил Наместником в Третьей Провинции, когда я воевал там.
– Но почему он взял такое обещание?
– Это долгая история.
– Я никуда не спешу.
– Хорошо. Ну раз ты никуда не спешишь, – он прищурился, – а я встретил кухарку и попросил все же приготовить нам обед…
– Какой хитренький!
– Это семейное, – отозвался он, улыбаясь. – Мой отец был братом императора Тита Туллуса.
– Черт!
Кажется, я сказала это вслух. Признаюсь, не ожидала, что мужчина, на чьих коленях чувствовала себя столь вольготно, окажется племянником императора.
К тому же, со слов Квинта, Тит Туллус не отличался адекватностью. Завел гарем из нескольких сотен женщин и молодых мальчиков, с которыми испробовал все способы разврата. Носил женскую одежду и препарировал живых людей. Требовал, чтобы к нему относились, как к земному воплощению бога Митры. Детей боги ему не дали, наказав за неслыханную дерзость, заодно лишили остатков разума. К тому же какие дети, если жену свою казнил и в открытую сожительствовал с сестрой? Когда Тит Туллус засобирался сжечь Дарр, устроив грандиозное зрелище, Сенат не выдержал.
– Заговор, – объяснил Квинт, – давно уже зрел в Сенате, но императора боялись. Тит Туллус держал патрициев в узде, устраивая кровавый террор неугодным. Наконец сдались даже самые терпеливые. Стали готовить покушение, но у Тита Туллуса оказались списки заговорщиков. Мое имя стояло первым, хоть я и не был причастен. Император знал, что после его смерти мне предложат трон. И не мог поверить, когда я отказался.
– Ты отказался? – удивилась я. – Но ведь это такая честь!
– Не захотел править змеиным гнездом, где каждый ядовитый гад норовит вцепиться в ногу, – пояснил легат. Я примолкла, понимая, о чем он говорит. Только что испытала на личном опыте.
– Тит Туллус мне не поверил, – продолжал Квинт. – Он давно уже никому не верил. Я спрятал свою семью, но ее нашли. В тот день люди императора умышленно задержали меня в Сенате. Убийц встретили жена и сын. Слуги пытались защитить, но…
– Не рассказывай, – попросила я, чувствуя, как в груди у мужчины открывается невидимая, но осязаемо кровоточащая рана. – Не надо!
Прижалась к нему, старалась хоть как-то… Но что я могла?
– Их убили. Это было то же самое, что убить меня, но особо извращенным способом. Тит Туллус ожидал, что я покончу с собой на месте их гибели.
– Но ты…
– Нет, – покачал он головой. – Сперва нашел убийц. Затем пошел во дворец. Не успел. За час до моего прихода императора удушил Нарцисс, его раб и любовник, которого подкупил городской префект Пертинакс. В какой бы пучине отчаянья я ни был, все же испытал сожаление от того, что Тит Туллус погиб не от моей руки.
– И ты…
– Императором стал Пертинакс, вольноотпущенник. Взошел на трон, перекупив поддержку преторианцев. Пообещал каждому из них вознаграждение в двадцать тысяч сестерциев. Сенату пришлось согласиться. Правил недолго, до тех пор, пока Авелий не посулил преторианцам двадцать пять.
Однако!..
– Что будет, если кто-то пообещает тридцать?
– Авелий не упустит своего, да и Сенат на его стороне. Кто был против – казнен либо выслан. Во мне он видел угрозу, но после гибели Ливии и сына я существовал лишь для того, чтобы закончить дела и уйти за семьей в иной мир.
Квинт замолчал. Я тоже не могла вымолвить ни слова.
– Но я не ушел. Ты скажешь, что смалодушничал, – сказал он, обращаясь ко мне. Я замотала головой. – Я собирался, но Ливия стала приходить ко мне во снах. Уговаривала подождать, обещая вернуться. Я просыпался и понимал, что ее больше нет. Но каждый раз, как брался за кинжал, опять слышал ее голос, полный отчаянья. Она умоляла остановиться. И я послушал. Решил, что боги заодно отняли у меня и разум. Семейное проклятие, доставшееся от Тита Туллуса.
– Мне так жаль, – пробормотала я.
– Затем Авелий вызвал меня. Признался, что собирался убить, обвинив в измене, но не смог. Мы дружили еще с поры его Наместничества в Третьей Провинции. Предложил мне должность легата в Пятнадцатой, на Альбионе. Взамен я поклялся, что не вернусь, пока он жив.
