Свидетель по делу – кошка (СИ) - Самтенко Мария (бесплатная библиотека электронных книг .TXT, .FB2) 📗
— Мэй, ты понимаешь, что он имеет в виду? — собравшись с мыслями, обращаюсь к экзорцисту.
— Белая… страшная… кричала…
Мэй всматривается в оранжевый носок. Видимо, эманации считывает:
— Он боится, — тихо говорит экзорцист. — Сначала он просто хотел отомстить, а теперь боится и ненавидит.
— Сказала, — пищит носок. — Сказала, страшная…
Ну, и чего она там сказала?
Допрашиваем носок вместе с Мэем. После получасового обсуждения выясняется, что мой фамильяр, в отличие от погибшего брата, мистера Носка, имел привычку подслушивать молча.
И вот однажды он подслушал чужой разговор. Госпожа Галгалея обсуждала проявившуюся у девицы метку истинности.
«Совершенно точно. Все признаки совпадают. Уж я-то на этом собаку съела».
«Это несправедливо. У кого-то истинный — дракон благородных кровей, а у кого-то — гоблин», — сказала девица.
«Радуйся, что об этом никто не знает», — ответила ректорская жена. — «Пока не знает».
Больше они ни о чем не говорили. Клубочек подождал, когда цокот каблучков стихнет вдали, и пополз рассказывать хозяину… но чьи-то руки вдруг схватили его и силой закрыли рот.
Очнулся он уже бессловесным куском пряжи.
Мы с Мэйлином с недоумением смотрим друг на друга, а потом я наклоняюсь, чтобы погладить Клубочек-Носочек.
— Ты молодец. Мы обязательно найдем их и отомстим.
— Что дальше? — нетерпеливо говорит Мэй. — Может, устроим носку опознание? Соберем всех блондинок Академии, и студенток, и преподавателей, и пусть покажет ту, которую надо?..
Так, идея, конечно, хорошая, но…
— Нет. Не нужно.
Я внезапно понимаю, что картинка почти сложилась.
Кого могла шантажировать Галка? Причем тут истинность, фамильяры, драконы, кошки и магия? Кому было выгодно убить гоблина-библиотекаря и заставить замолчать его фамильяров-носков?
Кажется, мне нужно срочно навестить ректора, а потом — еще кое-кого, мелькающего в Академии СУМРАК слишком часто!
Но сначала…
— Мэй, ты не знаешь, гоблины умирают, если убить их истинную?
Глава 35
Я вспоминаю этот вопрос на следующий день, сидя в засаде в библиотеке.
Вопрос — и ответ слегка удивленного такой постановкой задачи экзорциста:
«Мэй, ты не знаешь, гоблины умирают, если убить их истинную?»
«Не умирают. Такое бывает, например, у дроу, но не у гоблинов. А что?».
Тогда я схватила мага за руку, подхватила корзинку с Клубочком-Носочком, и потащила их… но не к ректору, а к Мадлен Шантиль. По пути я как раз успела путано рассказать, что все это завязано на истинности, и если бы Мэй ответил, что после смерти истинной гоблин умирает, мы сейчас бежали бы к ректору арестовывать Зурга Камнегрыза. Это означало бы, что именно он вступил в сговор с размотавшей носок блондинкой, чтобы убить Галку и Горма Странцелиста только для того, чтобы защитить истинную от огласки.
Мэю, конечно, ничего не ясно. Он говорит, что эта версия «притянута за уши», но я и отрицаю.
Потому, что истинные гоблинов не умирают, а, значит, это — не Зург.
И вот сейчас, в выходной день, мы сидим в засаде в библиотеке: я, обеспечивающий магическую поддержку Мэй, слегка шокированный новостями Урлах-Тор и специально приглашенный следователь из Ионеля, чье имя я так и не удосужилась выучить. Не до этого как-то было, он был слишком занят Мымрой, а я — тем, чтобы мне не прилетело за неофициальное расследование от представителей официального.
Мы спряталась между стеллажами и прикрылись маскировочным заклинанием, а за столом покойного Горма Странцелиста сидит наша очаровательная приманка — Мадлен Шантиль.
Надо сказать, она далеко не сразу согласилась поучаствовать в нашем плане. Мне даже пришлось выставить любопытного экзорциста за дверь и предъявить девушке такие неоспоримые вещественные доказательства моей версии как говорящий носок и список с кошками дроу. А еще применить запрещенный прием: спросить про измену Брама и предложить ей заполучить неоспоримые доказательства его невиновности.
«Но я ведь своими глазами видела, как…».
«Ты видела, как они лежали, обнявшись, но это еще ничего не значит. Никто не может быть в двух местах одновременно, Мадлен».
Кажется, она до сих пор не верит до конца в мою «гениальную версию», но все равно терпеливо ждет.
Негромко скрипит дверь.
Мэй ее специально заговаривал десять минут, чтобы скрипела. А то Зург Камнегрыз слишком хорошо справляется со своим обязанностями коменданта, и почти все двери в Академии открываются бесшумно.
Минута, две… та, кто за дверью, кажется, колеблется. А, может, настраивается.
А потом я невольно задерживаю дыхание, услышав шаги.
— Что ты хотела, Мадлен? — голос Лизель Деверо, той самой «роковой разматывательницы носка», звучит визгливо. — Что за нелепые записки? Зачем ты меня сюда позвала?
Жаль, нельзя посмотреть на лицо Деверо — нас нельзя высовываться из-за полок, нас не должны видеть. Чары скрытности, которые наложил Мэй, не слишком стабильные, а классическая невидимость не работает на такую толпу.
— Лизель, я… меня отправили сюда прибраться, в наказание… — звенит голос Мадлен. — И я… я нашла дневник Горма Странцелиста. Там написано про тебя. Там… такое… я не могу поверить.
— О чем ты говоришь, Мадлен? — голос Лизель на секунду вздрагивает, но потом она снова берет себя в руки. — Что бы там ни было, этот Горм, мерзкий, старый извращенец, все выдумал. Кто-нибудь еще знает об этом дневнике?
— Я никому не сказала! — говорит Мадлен. — Только тебе. Я не могла позволить, чтобы тебя обвинили в убийстве, не разобравшись. Мы… мы же были подругами… несмотря на что, что вы с Брамом… вы…
— Несмотря на то, что нам с Брамом было хорошо вдвое?.. — я почти вижу на лице у Лизель глумливую ухмылочку.
Раз — и она начинает рассказывать, как именно им было хорошо с Брамом, где и в каких позах.
Ну охренеть!
От таких откровений у меня даже экзорцист краснеет! Хотя он не то, чтобы девственник. Я проверяла.
— Лизель… как ты… как ты можешь так говорить…
Голос Мадлен срывается в тихие всхлипы. Это не предусмотрено сценарием — просто у бедняжки сдали нервы.
Лизель затыкается.
В библиотеке повисает тишина, прерываемая плачем. Слушаю, затаив дыхание.
— И все же я… я… я знаю, что ты не можешь быть истинной гоблина! И ты не убива…
— Какое благородство! — перебивает Лизель. — Ты готова защищать меня от тюрьмы даже сейчас?
Опасный момент.
Если Лизель сейчас возьмет себя в руки и скажет, что она не причем, а все, что в дневнике — гоблинские выдумки, то мы…
То мы же задолбаемся все это доказывать!
Мадлен всхлипывает, и, видно, кивает, и Лизель явно понимает, что перегнула.
— Не реви, Мадлен, — говорит она. — Зато мы выяснили, что Брам тебе не истинный.
Мадлен чуть слышно вздыхает и, видимо, берет себя в руки:
— Давай отнесем этот дневник ректору и скажем, что ты не причем, Лизель, — говорит наша умничка.
Вот тут Деверо уже не может отмолчаться! Мадлен же понесет дневник ректору!
На свой страх и риск подползаю ближе, выглядываю из-за полок с риском выпасть из маскировки и вижу бледное, напряженное лицо:
— Подожди, Мадлен, — говорит Деверо. — Покажи мне этот дневник. Он же здесь, в библиотеке?..
Вижу, как Мадлен кивает, отворачивается от «подружки» и принимается шарить в столе с картотекой покойного Горма.
— Сейчас, Лизель, я его спрятала поглубже, — бормочет она.
Смотрю, затаив дыханье. Мадлен отвернулась от Деверо, и, по нашим подсчетам, сейчас Лизель должна схватиться за очень удобно лежащее на краю стола пресс-папье. Будто специально предназначенное для того, чтобы бить по голове случайных свидетелей, а потом душить их.
Собственно, так и есть. Пресс-папье положили сюда именно для этих целей — и специально заговорили на смягчение удара. Ну, чтобы убийца не смогла причинить Мадлен реальный вред.
Вот только Лизель не тянется к пресс-папье. Стиснув зубы, она выхватывает из кармана какой-то амулет в виде короткой трубки — и направляет его в спину Мадлен.
