Маша без медведя (СИ) - Войлошников Владимир (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
По дороге в отделение Маруся высказала мысль, несколько меня нервирующую:
— Маша, даже если ты потеряла память, тело должно было вспомнить привычные движения.
— Нет, — покачала я головой, — вообще ничего не отзывается. Таким танцам меня точно не учили.
— Печально. Значит, будем начинать с нуля.
Ужас.
— Марусь, а может — ну их в пень, эти танцы, а?
Подруга посмотрела на меня возмущённо:
— Да ты что⁈ Все будут танцевать, а ты — стенку подпирать, что ли? Вот ещё придумала! Нужно как минимум вальс. И не кисни, сейчас мы разберём с тобой малый квадрат, а там ноги сами собой пойдут.
Малый квадрат оказался упражнением, с помощью которого нарабатывались вальсовые шаги. Маруся разметила мне на паркете этот самый квадрат, несколько раз повторила синхронно под счёт, а потом села за фортепиано и начала наигрывать мелодию, подбадривая меня:
— Молодец! Молодец! Хорошо! И ещё! А теперь побыстрее!
После малого квадрата пошёл большой, и к ужину он у мне более-менее удавался. Я даже начала получать какое-то удовольствие от этих вальсовых шагов. Но и после ужина мне не дали спокойно посидеть.
— А теперь дорожка! — объявила Маруся и снова потащила меня в урочную комнату.
Более того, вместе с нами явилось ещё несколько энтузиасток, желающих помочь мне как можно быстрее освоить вальсирование. Они друг за другом изображали передо мной эту самую дорожку, пока у меня в глазах не начало рябить.
— Нет, дамы, стоп! — захлопала в ладоши староста Шура. — Вы её только путаете! Маша, иди сюда. Большой квадрат делаем вместе, синхронно.
Большой квадрат выходил у меня неплохо.
— А теперь то же самое, но разворачиваем его в линию. Чуть-чуть доворачивайся — и всё. Маруся, помедленнее…
Не помню, чтоб я ещё когда-то так уставала. Только когда Баграр вкладывал мне в голову умение собирать ману, мда. Мурыжили меня до тех пор, пока не явилась Агриппина и не велела всем сворачиваться и готовиться ко сну.
Спала я в этот день как убитая.
ВТОРНИК
Вторник неожиданно порадовал меня историей. А точнее — разбором всё того же неудавшегося государственного переворота, в котором так неприглядно проявил себя клан Пестелей. Кроме всего прочего, оказалось, что высочайшим императорским судом не только сами зачинщики и активные участники заговора были приговорены к обезглавливанию (как сказала историчка: «За злодеяние столь немыслимое к ним была применена казнь древняя и жестокая»), но и кланы их были принудительно пресечены. Все косвенные участники — без жалости повешены. Каждый, кто о заговоре знал и не донёс — отправлен на пожизненную каторгу, невзирая на пол, состояние и прежние заслуги. Оставшиеся единицы — рассеяны по монастырям на строгое содержание, замаливать грехи родов. Детей — кого распределили по приёмным малозначащим семьям, с полной сменой родового имени и документов, чтобы и памяти о прежних кланах не осталось, а кого из старших, так и тоже по монастырям.
— И столь суровая участь ожидает каждого, — внушительно сказала историчка, — кто затеет злоумышлять против государя нашего и его семьи.
Латынь и биологию я снова проигнорировала, занимаясь своими конспектами. Астрономию слушала тоже вполуха. А вот на русском со мной едва не случилась истерика. Стыдно, ужас. Но это был срыв. Невозможно чувствовать себя такой дурой. Я заявила Агриппине, что ничего не понимаю и требую какой-нибудь учебник для самого начального класса. Потому что писать безграмотно — ниже моего достоинства, и в сидении тумбой я не вижу никакого смысла.
Я настолько была не в себе, что классная вызвала докторшу, примчавшуюся с нюхательными солями (гадость редкостная) и успокоительными каплями. Докторица, по-моему, обрадовалась, что для неё нашлось занятие, скорее повела меня к себе в кабинет и начала выслушивать холодной слушалкой, заглядывать в глаза и стучать по коленке крошечным молоточком.
А перед обедом мне представили старосту восемнашек, Дусю. Дуся углублённо занималась по программе русской словесности как будущая учительница, и меня подключили к ней подтянуть пробелы в русском языке — в качестве педагогической практики (не моей, понятно, а Дусиной). И то хлеб!
ПРО МУЗЫКУ
После обеда нас ждала музыка. Госпожа Тропинина страшно обрадовалась, что Маруся (оказывается, проснулись тоже!) весьма недурно играет на фортепиано. При этом Лидии Сергеевне страстно хотелось, чтоб я пела. Теперь, когда выяснилось, что Маруся могла бы мне аккомпанировать, она пришла в ещё большее волнение.
Однако Агриппина сказала, что учебный отдел не одобрит такое увеличение учебной нагрузки — особенно для меня. Музыкантша заверила её, что будет сильно думать — и я ей как-то сразу поверила, такой у неё в глазах стоял азарт. Так что когда после географии она примчалась к нам в класс и метнулась к Агриппининому столу, я даже не удивилась.
— Иллария Степановна изыскала возможность, — сияя глазами, объявила госпожа Тропинина, — выделить отдельные учебные часы для индивидуальных, то есть парных, занятий Маши и Маруси! В понедельник и четверг, перед танцами!
— В дополнение к основным музыкальным урокам? — подозрительно уточнила Агриппина.
— Нет, от основных они будут освобождены.
Мы с Марусей, присутствовавшие при этом диалоге практически в виде мебели, переглянулись.
— Что ж, хорошо, — любезно кивнула Агриппина Петровна, — я сделаю пометки в графике.
— И барышня Рябцева тоже! — торопливо добавила музыкантша.
— В те же часы?
— Отчасти… Для более точного определения завтра я соберу троих барышень после вечернего чая.
Анечка обернулась к нам и картинно вытянула лицо.
Действительно, внезапно.
Итогом нашего завтрашнего посещения стало неожиданное расслоение занятия. Понятное дело, что первоочередной целью стал наш общий номер для императорского концерта. Однако госпожа Тропинина загорелась идеей сделать из нас звёзд локального (а, быть может, и не локального) масштаба.
Анечка пожимала плечами и пела всё, что угодно с листа. Маруся примерно так же обходилась с фортепиано, а я… Не могла же я сказать, что без магического усилителя голос мой неплохой, но вполне обычный. А что касается музицирования, к сожалению, я не играю ни на чём.
Да, мой папаша-медведь сделал ставку на художество в изящных искусствах, поскольку музыка в качестве приложения к магии на Гернии не рассматривалась вообще. Я ещё раз задалась вопросом — почему? Нет, не могу найти чёткого, логичного, всё объясняющего ответа кроме как — мир другой. Немного другие правила мироустройства, тут уж как из кожи ни вылазь…
Однако Лидия Сергеевна таки затеяла объять необъятное и ухитрилась расписать нам пение и дуэтом, и индивидуальное, и с Марусей в качестве аккомпаниатора (а потому и индивидуальные занятия именно по инструменту для неё тоже). А поскольку Маруся ненароком обмолвилась, что в летнем музыкальном лагере иногда выступала в качестве помощницы преподавателя для младших групп, мне внезапно (конечно же, для Марусиной педагогической практики) было предложено также поучиться музицировать. Я (как я сама говорила, находясь в состоянии затуманенного сознания, а, скорее, желая хоть чуть-чуть разобраться во взаимосвязи музыки и магии) согласилась. И теперь наше расписание стало куда более лоскутным и куда менее беспечным, чем я изначально предполагала.
Как сказала Маруся:
— Жизнь всегда стремится тебя удивить. Как только ты думаешь, что всё стало просто и понятно — она как раз и начнёт над тобой смеяться.
После этого пробного урока музыки меня переполняли настолько смешанные чувства, что лучшим выходом я сочла рисование. Я достала из своих запасов самый маленький, с ладошку, блокнотик с плотными отрывными листами и начала рисовать маленькие открыточки. Это успокаивало. Даже, я бы сказала — это гармонизировало, приглаживало шероховатости, настраивало на рабочий лад, приводило энергии вокруг меня в порядок.
