Новая жизнь темного властелина. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt, .fb2) 📗

Моему появлению все обрадовались.

А Мышка уставилась на мою серьгу, всплеснула руками и воскликнула:

— Кира! Какая же ты красивая!

Боярыни улыбнулись.

На щеках Рослевалды вспыхнул румянец.

* * *

Сразу после обеда я отправился в спальню Мышки. Боярышни решили переждать отведенные для нападения на квадрат сутки там. По пути из столовой заглянул в свою комнату, прихватил карауку — будет чем себя занять. Не испытывал желания вместе с мелкой играть в куклы. Пусть таким образом развлекается Рослевалда.

Во время беседы за обеденным столом я понял, что Варлае Силаевой сегодня доверили охрану дерева предков. Прежде чем отправиться к своему отряду, боярыня представила мне слугу боярского рода Васю — хмурую темноволосую «старшую воительницу». С этой женщиной я уже встречался: она повсюду сопровождала Мышку, после той попытки отравления.

— Знакомься, Кира, — сказала Варлая. — Это Васелеида, моя личная слуга. Она будет охранять тебя и моих дочерей. Кишину я заберу с собой: пока обороняю квадрат, мне понадобится её помощь. А вы запритесь в комнате. Еду слуги будут вам приносить туда. Старайтесь не выходить за дверь, и уж тем более не покидайте дом. Вася займёт пост снаружи, в коридоре. Она позаботится о том, чтобы к вам не забрели посторонние.

* * *

Я расположился в кресле, терзал карауку. Со своего места видел, как за окном на ветру раскачивались молодые деревья. Отметил, что небо затянули серые облака, спрятали миновавшее зенит солнце. Разглядывал грязные разводы на стёклах и пытался вспомнить мелодию песни, что пел в «Доме ласки и удовольствий».

Не скажу, что та песня мне очень понравилась — сопливая, слезливая, всё о той же любви. Но я уже понял, что большинству местных женщин только такие и нравились. К тому же, она была на местном языке. В моих глазах это стало её главным плюсом. Хотел добавить песню в свой репертуар. Потому что Чёрная и Белая ночью признались: в моём исполнении её слова «задевали за живое», «выворачивали душу наизнанку».

Аккомпанировала тогда музыкантша — владелица той самой карауки, на которой я бренчал в борделе. Поначалу я ей лишь подпевал. Потом дважды спел песню соло, поддавшись на уговоры женщин.

Слова песни сейчас вспомнил без труда. А вот правильно подобрать ноты никак не получалось. Хотя мелодия и звучала в моей голове.

Мышка сидела на полу, возилась с Кошмарей.

Росля примостилась на краешке кровати. Покусывала на руке ногти, наблюдала за моими мучениями. Когда я под музыку тихо запел, старшая боярышня замотала головой.

— Ты… неправильно поёшь, Кира, — сказала она. — Не та музыка. И слова коверкаешь.

— Откуда ты знаешь? — спросил я.

Боярышня робко улыбнулась.

— Ну… это бабушкина песня. Мы с Алайкой её тыщу раз слышали. Мама нам раньше часто пела про слёзы-алмазы — это её любимые стихи. Бабушка написала их для неё, когда мама была ещё маленькой. Вон, у Алаи спроси, если мне не веришь.

— Правда-преправда, — подала голос Мышка, не взглянув в мою сторону.

— В припеве там… всё по-другому, — сказала Росля. — И мелодия… не такая быстрая… Она… не знаю, как тебе объяснить. Я могу показать!

Она вскочила на ноги. Выбежала за дверь.

Увидел в дверном проёме силуэт Васи.

Услышал в коридоре топот шагов Рослевалды.

— Куда это она? — спросила Мышка.

— Не знаю.

Росля вскоре вернулась. С толстым альбомом под мышкой. Плюхнула тот на диван, стала его торопливо перелистывать. Что-то неразборчиво бормотала. Со своего места я разглядел на страницах альбома сделанные от руки ровные записи, карандашные рисунки — загадочные и непонятные схемы.

— Ну конечно! — сказала Росля.

Ткнула пальцем в страницу.

Добавила:

— Вот оно!

Зачитала мне четверостишие, похожее на припев той песни, которую я недавно пытался исполнить.

— Видишь, Кира? Нужно по-другому.

Отличие от знакомого мне варианта было лишь в паре слов.

Я мысленно пропел новую версию припева; представил, как будет та звучать, какие навеет образы.

Должен признать, она показалась мне удачней предыдущей.

— Что это у тебя за книга? — спросил я.

Поставил карауку на пол, прислонил её к креслу.

Росля без возражений вручила мне пропахший пылью альбом.

Положил его себе на бёдра. Тяжёлый. Навскидку — около сотни плотных желтоватых страниц.

— Ну… это бабушкина книга песен, — сказала Рослевалда. — Сюда она записывала всё, что сочиняла. Ну… не сюда, конечно. Это копия. Настоящая хранится у мамы. После смерти бабушки, та её даже в руки никому не даёт. Хранит в шкафу под замком, как какую-то драгоценность. А эту книгу она заполняла сама. Подарила мне на пятилетие. Думала, что я смогу, ну… как и бабушка…

Вздохнула, повела плечами. Кончики её губ дрогнули.

Добавила:

— А я… не могу. Ну… пока.

Я пробежался взглядом по геометрическому орнаменту на обложке альбома, по цветочкам и рожица, явно нарисованным рукой маленького ребёнка. Открыл альбом на середине, просмотрел несколько страниц.

Мелкие буковки, выведенные на выцветших до бежевого оттенка листах бумаги, складывались в моей голове во вполне понятные слова и предложения. Грамоту мой предшественник худо-бедно изучил. Но информацию о том, что означают карандашные схемы, которые красовались едва ли не на каждой странице альбома, в его памяти я не обнаружил. Рисунки выглядели как странное нагромождение коротких наклонных линий, явно расположенных в определённом порядке. В прошлых жизнях я не встречал ничего похожего.

— Что это обозначает? — спросил я.

Указал на один из рисунков.

Росля вытянула шею, заглянула в альбом. Её лицо оказалось совсем близко от моего. Не уверен, что случайно. Почувствовал на коже тепло её дыхания. Заметил, как трепещет на шее боярышни жилка.

— Это музыка, — сказала она. — Здесь ведь не просто стихи, а песни. Раньше их распевали все музыкантши столицы — мама рассказывала. Наверное, и сейчас ещё поют. Вот, и ты одну знаешь… почти.

— Как разобраться в этих схемах?

— Ну… Ты не умеешь читать ноты?

Я покачал головой. Изобразил досаду.

Сказал:

— Может быть раньше… Но теперь ничего в этом не понимаю.

Росля подняла голову. Посмотрела мне в глаза и вдруг резко отшатнулась, увеличив между нами дистанцию. Не знаю, что она там себе вообразила, но в этот раз у неё покраснели не только щёки — даже уши.

— Кира, я …

Заметил, что у боярышни участилось дыхание.

— … могу тебя обучить музыкальным знакам, — сказала Рослевалда. — Если ты хочешь. Это совсем не сложно. Меня когда-то обучили им всего за…

— Давай, — сказал я. — Учи.

Подвинулся, освободил в кресле место рядом с собой.

Росля в удивлении вскинула брови.

— Прямо сейчас? — спросила она.

— Почему нет? Всё равно нам пока больше нечем заниматься.

Рослевалда судорожно сглотнула, словно у неё внезапно пересохло в горле.

Резко обернулась, бросила раздраженный взгляд на младшую сестру.

Та вертела в руках тряпичную куклу. Что-то тихо бормотала. Казалось, мелкая позабыла о нас, не следила за нашим разговором.

— Хорошо.

Боярышня осторожно, точно погружалась в кипяток, опустилась в кресло. Прижалась бедром к моей ноге. Закусила губу.

Я почувствовал, как часто бьётся её сердце.

— Не сомневайся, Кира, Росля хорошо умеет учить, — сказала вдруг Мышка, заставив сестру вздрогнуть. — Правда-преправда! Я знаю.

* * *

Ни на что более развратное, чем положить мне на плечо руку, Росля так и не решилась. Но оказалась на удивление хорошей учительницей. Все эти карандашные линии, что в изобилии встречались на страницах альбома, вскоре перестали казаться непонятной абракадаброй, зазвучали в моей голове сперва отдельными нотами, потом слились в мелодии.

Я не впервые осваивал нотную грамоту. Ещё в первом мире мне довелось поучиться в музыкальной школе. Да и будучи эльфом не один час посвятил урокам музыки. Для детей природы искусство слагать композиции из нот было едва ли не важней, чем умение сражаться. Так что азы боярышня мне не втолковывала — лишь помогала разобраться в местном колорите музыкальной теории.