Открывашка и война (СИ) - Смолин Павел (серия книг TXT, FB2) 📗
— Трусики.
Точно! Вот этот куст подойдет.
— Что это? — заржала девушка, увидев протянутые мной за спину белые трусики с мордой потешно-анимешного медведя. — Я что, Света?
Хохотнув, я ответил:
— Все равно никто не увидит.
— Ты — видел, — буркнула она и принялась шуршать тканью снова.
Очень хочется отрастить глаза на затылке, но я не буду — не честно.
— На тебе — не видел, — уточнил я.
— Дурак, — припечатала она меня. — Можешь обернуться.
Обернувшись, показал Валентине большой палец и спросил:
— Сделать тебе кеды?
— Нет, мне нравится ходить босиком, — заявила она, гордым движением поправила волосы и спросила. — Теперь что?
— Пойдем обратно? — предложил я.
— По узкоглазой соскучился? — ощерилась она.
— А тебе-то что? — огрызнулся я.
— Мне? — фыркнула она и сложила руки на груди.
Не так красиво, как Юки, зато от души и естественно.
— Мне — все равно! — продолжила ответ.
— Не соскучился, — признался я. — Выгоню их всех нафиг — они чужие.
— Мне все равно! — повторила она совсем другим тоном.
Мы зашагали по лесу, и волчица заметила:
— Мы так до утра идти будем.
— Торопишься? — улыбнулся ей я.
— Мне некуда, — вздохнула она и поникла. — С бабушкой скучно, этот урод опять на заработки сбежал — зачем ему деньги, если у нас тут их и тратить не на что? «Золотом платят», ишь ты! — презрительно фыркнула и подозрительно на меня покосилась. — Не твоим ли золотом?
— Моим, — признался я. — Полтонны сделал, зарплату на трудных работах платить.
— Какой там «труд», — отмахнулась она. — Когда все двужильные?
— Чтобы уезжать с теплого побережья за тридевять земель и рубить руду в шахте по восемь часов в день, людям нужен стимул, — пожал я плечами. — Пока оплату золотом не пообещали, там никто работать не хотел. Хочешь я ему хорошую работу в Поселении найду?
— Купишь мне папку? — окинула меня неприязненным взглядом Валентина.
Стало стыдно.
— Прости.
— Ты-то при чем, — отмахнулась она. — У нас дома талонов складских куча, и рублей с другой планеты — копил, говорит, — горько усмехнулась. — Нам столько за всю жизнь не потратить, а он еще и за золотом фальшивым поехал — зачем?
Ощутив легкую обиду, я запротестовал:
— Золото настоящее!
— Поддельное! — показала она мне язык.
— Настоящее!
— Поддельное!
— Настоящее золото высшей пробы, одна десятая процента примесей — да такого в природе раз два и обчелся!
— Вот видишь — поддельное! — ехидно заржала Валентина.
— «Раз два и обчелся» и «не существует» — это разное, — покачал я головой.
— Все равно он урод, — насупилась она, растеряв все веселье. — Зачем ребенка рожать, если он не нужен?
— Не знаю, — честно признался я.
— Ты же Древний! — фыркнула она. — И не знаешь?
— Древним я стал меньше недели назад, — оправдался я.
Валентина ухмыльнулась.
— Ладно! — сдался я. — Я его не оправдываю и не ругаю — просто скажу, что думаю. Ок?
— Ок, — кивнула она, явив любопытство на лице.
— Бывают такие люди, которые не слишком задумываются, — принялся я излагать. — Это не значит, что они глупые или плохие — просто так у них работает голова. Называется «рефлексия» — способность направлять мыслительный процесс на самого себя. Такие люди живут как все: все учатся, и они учатся. Все работают, и они работают.
— Все рожают, и они рожают, — проявила понимание Валентина.
— Да, — кивнул я. — И не задумываются о том, зачем им это надо. При этом человек без рефлексии может быть, например, жутко разбирающимся в своей теме академиком или ценным специалистом, без которого загнется условный завод. Их мыслительный процесс направлен во вне, и внутрь себя они заглядывать не могут или не хотят. Я не знаю наверняка, но предположу, что твой отец — из таких. Нападение жуков, которое сделало тебя «открывашкой» и отобрало маму, вогнало твоего отца в растерянность. Я считаю, что ему было бы лучше остаться в Липках, но разрушение привычной и понятной жизни выбило его из зоны комфорта. Появилось окно для рефлексии: «почему так получилось?», «за что мне это?», «что мне теперь делать»? Рефлексия таким людям дается трудно, вгоняет в уныние и дискомфорт. Варианта два — научиться жить по-новому или сбежать туда, где все понятно и просто. Оправдание есть — в Скандинавии, как он считал, хорошо платят, вот он туда и убежал, убедив себя, что так будет лучше для всех. Вернувшись, увидел случившееся…
— Я такая дура! — заскрипела зубами от презрения к себе Валентина.
— Была бы дура, я бы на тебя время не тратил, — отмахнулся я. — Забей, все хорошо. Я продолжу?
— Я сама, — кивнула она. — Опять начал рефлексировать — вот, мол, дочь без отца предательницей выросла. И взялся за мое перевоспитание, — последнее слово прозвучало с отвращением. — Урод долбаный! Фанатик трудотерапии! Тупица! Эксплуататор!
Я терпеливо дождался окончания потока оскорблений, и Валентина продолжила:
— Короче — он опять испугался проблем и нашел повод сбежать.
— Так, — кивнул я. — Взрослые любят оправдывать работой все свои косяки. «Да, я — алкаш, но я же работаю!». «Да, я бью жену, но у меня работа тяжелая, а эта под горячую руку лезет». «Да, я не воспитываю собственных детей, но это потому что работаю».
Звонко рассмеявшись, Валентина покивала:
— Половину наших мужиков описал!
— Я не знаю, прав ли я, — уточнил я.
— И я не знаю, — согласилась она. — Но по-моему прав!
Как Валентина и говорила, до Поселения мы добрались только к утру, успев поговорить обо всем на свете и даже больше. Проводив девушку до ее дома, я подождал, пока она соберет вещи, и мы отправились к побережью — Валентине пустой дом не нужен, решила вернуться к бабе Зине. Остановившись у калитки, я спросил:
— Завтра еще погуляем?
— Только если догонишь! — хихикнула она и перемахнула через забор.
Глава 21
— Андрей, мы очень рады, что ты вернулся, — заявил мне старший по КПП на подъезде к дому.
Переживали, наверно.
— Куда я денусь? — отмахнулся я и пошел на вполне различимые для меня звуки японоязычной ругани.
Мысленно воззвав к Сеннит, попросил помочь с переводом и сунул в левое ухо материализовавшегося в руке крохотного жучка. Звук получился сухим и выхолощенным, но эмоциональную составляющую можно считывать с оригинала. Главное — смысл. Надо будет подумать, что лучше — выучить языки самому, или заставить всех остальных выучить какой-нибудь один. Желательно — русский. Или разработать новый с нуля, что бы никому не обидно было?
— Это — мой дом, и ты будешь мне подчиняться! — орала Юки.
— Твоим этот дом станет тогда, когда научишься удерживать мужчину около себя! — парировала Сакура.
Опять из-за иерархии цапаются. И это — мать и дочь! Очень странный у япошек менталитет — я даже не предполагал, насколько. Или дело не в национальности, а в социальном положении, и аристократы всех стран так себя ведут? Сомневаюсь что-то.
— Держать можно только слабаков и неудачников! — фыркнула Юки. — Древний приходит и уходит когда захочет, и мешать ему — быть величайшей дурой на свете. Как ты!
— Следи за языком, дрянная девчонка! — прошипела Сакура. — В отличие от тебя, я была своему мужу настоящей женой!
— Женой захудалого баронишки! — презрительно рассмеялась ее дочь. — И ты считаешь этого достижением?
Поняв, что мне это придется разгребать, я словил приступ малодушия. Не хочу идти домой! Нужно срочно выгонять оттуда чужаков, иначе у меня крыша съедет! И так собирался, но окно для прокрастинации оставалось. Спасибо, милые дамы, что подпитали мою решимость своей милой беседой.
Воззвав к Сеннит снова, получил от нее согласие — а иначе никак, я — ее полновластный хозяин, и, как ни странно, покорность Древним она из себя не выкорчевывала. Да, это может быть ширмой, но в эту сторону думать я не хочу и не буду. Ну какой ей смысл меня «в темную» использовать? Древний реактор она уже впитала, и все, что на Землях 1–3 осталось для нее ценного — это люди. Тяжело, будучи человеком, не искать второе дно, но нельзя позволять рудиментам портить мне настроение. В конце концов, если бы Сеннит захотела, она бы давно поставила править человечеством жуков-имитаторов так, что никто бы и не заметил. Будь она человеком, так бы и поступила, но нам всем ОЧЕНЬ повезло, что она — насекомое.
