Прекрасное далёко (СИ) - Ра Юрий (серии книг читать бесплатно .txt, .fb2) 📗

Внутри каждого факела имелся пучок сухой травы, поэтому разжечь его – плёвое дело. Добравшись наощупь до тупиковой комнаты, приключенец как бывалый подпалил бересту буквально с одной спички. Так себе достижение, скажет кто-то. Да и плевать, Николай считал, что имеет право гордиться собой, а на мнение неведомых читателей ему наплевать. Вернее, он даже не догадывается об их существовании. Он и про меня не знает. «Ау! Кто здесь есть?!» - вежливо крикнул Герасимов и засмеялся. Потому как не смог не воспроизвести старый, но по-прежнему любимый анекдот:

- Эгегей!

- эгегей...

- Здесь есть кто-нибудь?!

- здесь есть кто-нибудь…

- Да здесь нет никого!

- да здесь нет никого…

- А может гранату бросить!

- да здесь нет никого…

Вот и думай теперь, безбашенный тип этот Коля, или ему страшновато, оттого и шуточки дурацкие парень генерирует? В любом случае, судят о людях по поступкам, а новоявленный дигер именно в это самое время делает свой первый шаг в тайную комнату.

- Охренеть, дорогие товарищи!

- Поддерживаю, охренеть! Ничего не вывезли.

- А зачем спрятали? От меня что ли? Тогда хреново прятали.

У левой от входа стены недалеко от входа стоял стеллаж, наполовину заполненный какими-то ящиками. Справа от входа на полу лежала вешалка, накрытая не то плащом, не то дождевиком. Под пылью разобрать было сложно. Зато на стойке с непонятной аппаратурой пыли было гораздо меньше. Выглядело это сооружение как центр управления полетами из репортажей про запуск космического корабля. Сходства добавляло чудное кресло, стоящее перед пультом. А вот и нет, не стоящее – кресло, а вернее седло со спинкой, висело на консоли, выдвинутой из передней панели пульта. Кстати, седло тоже было не очень пыльное.

Понятное дело, Николай по-хозяйски уселся в кресло, а кто бы не его месте не сделал бы тоже самое? Вместо стремян под ноги подсунулись какие-то педали. Не те, что «крути пока не дали», а как у мотоцикла. Почти. Потому как они не качались в обе стороны, их вообще не получалось переключить. Ну да, мальчик Коля попытался переключать всё, до чего он мог дотянуться. Благо, седло кто-то не очень умный подвесил так, что в зону досягаемости Колиных рук попадали вообще все переключатели, кнопочки, веньеры, рычаги и… И снова ой! Потому как после очередной манипуляции шаловливых рук несколько лампочек загорелось, вздрогнула пара стрелок на каких-то указателях, где-то загудело, а откуда-то запахло. Горелым запахло, но несильно. Свет нескольких лампочек на пульте и подсветка приборов сделали ненужным использование факела. Так что, когда первый факел догорел, второй Николай зажигать не стал.

«Товарищи! Если вы в путешествии по подземельям наткнулись на машину времени, ни в коем случае не пытайтесь ею пользоваться без участия взрослых (зачеркнуто) умных!»

Внимательный взгляд на пульт дал новую информацию к размышлению. Почему, скажите на радость, большая часть надписей сделана на нерусском языке? Что это за советские учёные такие, если они работали на буржуазной аппаратуре? Что, опять импорт оказался лучше отечественных приборов? А самое гнусное, что те надписи, которые были на русском, оказались не заводскими, а накорябанными самым варварским образом на металле приборов с помощью чего-то вроде гвоздика или перочинного ножа. Вот тут помаргивает лампочка и кнопка с заводской подписью «cabriole» и русской подсказкой «прыжок». А там красным светится лампочка с понятным без перевода словом «minimum». Чего-то тут по минимуму. А чего минимум? Ага, это вот сюда относится: «charge de la batterie», батарейка на минимуме. Ну, минимум – это еще не пустой бак, на пустом можно ехать, а если так, то ого-го сколько можно проползти. Герасимов сам требовал, чтоб индикаторы бензобаков, где они есть, градуировали так. Водила поймет, что пора на заправку, и у него даже хватит бензина доехать. О! теперь можно даже предположить язык, на котором таблички написаны. Точно не немецкий, точно не английский. Все эти «де-ля» творятся на французском или испанском языке.

- Кто-то видел испанскою аппаратуру?

- Неа!

- А раз таковой в природе не существует, то назначим аппарат французским.

- И что это нам даёт?

- Французы не дураки, француз могёт!

- В смысле, жмём?

- Жмём, конечно! Только куда?

- Да чего тут думать! Вона – на «прыжок» жми!

- Сам жми, я боюсь.

И он нажал. Сам боялся, сам нажал. Раздался нарастающий гул, потом всё смолкло, словно ему уши отрезали, потом глаза залепили, потом ампутировали задницу и нос… А потом всё стихло. Пальпация, есть такое слово, показала, что нос на месте, уши не ампутированы, жопа на месте, а глаза ничего не видят, потому что закрыты.

- Предлагаю открыть глаза.

- Ага, ты и на кнопку нажать предлагал.

- Ну ведь получилось.

- Не факт.

- Ты с кем разговариваешь? Ты с собой разговариваешь, так что хорош фигню гнать. Открывай уже зенки свои!

- Сам открывай.

И он открыл свои зенки. Что сказать, первый взгляд довел до Герасимова информацию о том, что батарейки накрылись окончательно. Ничего не светилось, ничего не мерцало. Полная темнота, только со стороны двери тоненький лучик света. И это очень хорошо, потому как иначе Николай бы однозначно сверзился из своего седла. Он вообще плохо держал равновесие в темноте. Наверное, как большинство нормальных людей. Спички в кармане, и можно чиркнуть одной, в свете огонька сориентироваться, слезть. Но спички надо экономить. На всякий случай. Сейчас он спустится вниз, подберет факел… Чего-то не хватает, кстати.

Что-то неправильное носится в воздухе. Пошарив под ногами и дотронувшись до факела, Коля понял, что носится, вернее чего не хватает. Не хватает запаха сгоревшей бересты. Допустим, тлеть она уже перестала, но запах угольков и дыма должен быть. А его нет. И новый факел под рукой показался каким-то сухим и твёрдым. Шорох спички о коробок, яркая вспышка перед глазами, когда Николай проморгался и поднёс её к берестяному факелу, тот запылал с готовностью необычайной, словно ждал этого момента не один год. В ярком свете быстро сгорающего факела Герасимов подхватил с пола два других, увидел кучку мертвого старого пепла на месте первого – дотлел по ходу весь. Рискую обжечь пальцы эдаким светильником, Колька рванул к дверце, распахнул её с усилием шире, а потом бросил на каменный пол почти сгоревший факел номер два. Здесь привыкшему к темноте глазу хватало света, чтоб сориентироваться. Когда Николай вышел по коридору к решётке, то несоответствие мира в его памяти и перед глазами стало еще ярче. А уж когда он вышел из пещеры, то и вовсе стало не смешно. Прежде всего нигде не было его бельишка. Вот тут висело, на кусте. Позвольте, а почему куст какой-то не такой? Да это вообще не тот куст! А вот тот сук, торчащий над упавшим стволом, который он вчера не дорубил, он где? Площадка сильно заросла, это было очень заметно, особенно, если посмотреть на бетонный пятачок перед входом. Во многих местах он был взломан, в трещины лезла трава и даже кусты. Если бы Герасимов не знал, сколько прошло времени с того момента, когда он видел вход последний раз, он решил бы, что прошли десятки лет. С сегодняшнего утра.

Поиск сушащейся одежды ничего не дал, так что Николаю волей-неволей пришлось вернуться внутрь к рюкзаку. К тому, что от него осталось. Ткань рюкзака истлела и местами рассыпалась от прикосновений, хромированная фурнитура теперь была не хромированной, а бурой от ржавчины. От пары консервных банок остались только ржавые ободки, даже капроновый шнур выглядел так, что Коля не доверил бы ему свою тушку. Не в смысле повеситься, а в качестве страховки при штурме горной вершины.

- Да уж, время беспощадно ко многим материалам. Только стекло его не боится.

- Это я к чему? Какое время? Да что здесь происходит вообще!

Мысль об успешном научном эксперименте, произведенном собственными шаловливыми ручками, плавала на поверхности сознания. Каждый раз, натыкаясь на неё, Николай мужественно отворачивался. Последнее это дело – пользоваться бредовыми теориями. В любой ситуации надо сначала перебрать все здравые версии, а уже потом звать на помощь пришельцев с Бабой-Ягой. Осмотр запасов и амуниции показал, что нормально сохранилось только то, что было надето на Николае или лежало в карманах его одежды. Той, которая на нём. Всё прочее подверглось интенсивному старению.