Шикша (СИ) - Фонд А. (читать книги онлайн без сокращений TXT, FB2) 📗

— Ну, Аннушка, ну, не ругайся ты, — примирительно забубнил голос, — я сейчас мигом всё наношу.

— Э-э-э нет! — не повелась женщина (я теперь знала, что её зовут Аннушка). — Ты давай-ка, дружочек, бегом дрова иди готовь. Сейчас наши вернутся, пока ужинать будут, надо баню растопить. А потом уж и воды в ту бочку наносишь.

— А ужинать я что, не буду? — возмутился голос.

— Дык раньше думать надо было, — непреклонно отрезала Аннушка (и я поняла, что она тут главный авторитет, не считая какого-то Бармалея). — Ты, Митенька, если сейчас пререкаться и дальше продолжишь, дык еще и без завтрака останешься. Или сомневаешься?

— Да бегу я, бегу… — забубнил голос, удаляясь.

— Вот с ними всегда так, — криво усмехнувшись, вздохнула Аннушка, — почему-то все мужики считают, что они жизнь лучше нас, баб, знают. А оно же, если присмотреться, так ровно наоборот всё получается!

Я не ответила ничего на этот всплеск ярого феминизма. Меня начало невыносимо клонить в сон, кроме того опять жутко разболелась голова. Но Аннушке были нужны не собеседники, а слушатели.

— Вот посмотреть хотя бы на того же Уткина. Аж целый кандидат геолого-минералогических наук, а не какое-то хухры-мухры! Недавно, говорят, книгу серьёзную написал. Важный человек, в общем. Но это всё только кажется. Чуть ковырнешь — ерунда сплошная, а не мужик!

Она грозно взглянула на меня, но я не возражала, мне было всё уже безразлично — я просто сидела и мужественно боролась с подступающим сном.

— Вот прошлый раз были мы на южном Урале, бериллы всякие искали. Пять месяцев почти просидели там, в экспедиции, представляешь? — продолжила обличать Уткина Аннушка, — Так этот дурень вдруг пластинчатоусыми жуками увлекся. Наловит всякой хрени и давай на них любоваться. И таки допрыгался. Однажды поймал каракурта, у нас его еще черной вдовой называют. В бутылку от лимонада «Колокольчик». Припёр к нам в лагерь и подбил Захарова, чтобы сфотографировать. А Захаров — еще больший дурень. Потому что аж целый доктор физико-математических наук. Но ума соответственно еще меньше, чем у Уткина. У них же здравый смысл из мозгов вытесняют формулы, понимаешь? В общем, Захаров предложил Уткину выпустить каракурта из бутылки на траву, чтобы сфотографировать, значит, «в естественных условиях». Потому что, когда Уткин этого каракурта ловил, в бутылку, мол, земля попала, некрасиво же так. Не эстетично, мать его! Так вот этот дурень Уткин взял и выпустил. Пока второй дурень, Захаров, фотоаппарат настраивал, каракурт сбежал куда-то под один из наших домиков. В общем, пришлось нам потом лагерь в другое место срочно переносить…

Я хрюкнула.

— Ну это еще что! — не унималась Аннушка, — а до этого были мы Казахской ССР, там вообще почти полгода в экспедиции просидели. Так Уткин поехал еще с двумя такими же дурнями на болото, гадюк ловить. Помогать казахским зоологам, значит. И для стерилизации они, как обычно, захватили трехлитровую банку медицинского спирта. Вернулись глубоко ночью, сильно уставшие после «стерилизации» трехлитровой банки, побросали мешки с наловленными тварями прямо посреди лагеря, а сами по палаткам спать пошли. А мешки-то дырявыми оказались, и за ночь змеи и гадюки по всему лагерю благополучно расползлись. В общем, тоже потом пришлось оттуда срочно сниматься. А Аллочку, лаборантку нашу, еще и змея за руку укусила. Хорошо, что спасти успели. Так вот Уткин…

Договорить Аннушка не успела, в лагере раздались многочисленные голоса — это вернулись остальные члены экспедиции.

Глава 4

Аннушка охнула и заторопилась на кухню, хлопотать с ужином. Я-то уже поела и теперь не знала — выходить к людям или сидеть и дальше в камералке*, сославшись на мой «вшивый» карантин. В общем, зависла я капитально, обдумывая, как же поступить правильно. Но эту проблему уже решили за меня: в камералку ввалился огромный бородатый мужик в замызганной спецовке. Он на ходу вытирал мокрые руки куском полотна, затем уставился на меня:

— Показывай, — велел он мрачно.

— Что показывать? — не поняла я.

— Вшивость проверю, — лаконично ответил мужик и отбросил полотно на лавку.

Я поняла, что это и есть пресловутый Колька и послушно стащила косынку с головы (я выпросила у Аннушки платок, чтобы не позориться «вазелиновыми» волосами перед мужиками).

Колька передвинул лампу на столе поближе и заглянул ко мне в голову:

— Твою ж мать! — заругался он (точнее он заругался более категорично, но я не буду повторять все те слова). — Что у тебя с тыквой?

— Волосы давно не мыла, — извиняющимся тоном попыталась оправдаться я.

— К херам мне твои волосы! — рявкнул Колька, — ты где так бестолковку свою разнесла? У тебя же чуть мозги наружу не вылетели! Да тут же швы накладывать надо! И срочно! Еще и грязи туда затащила, вон воспаление уже пошло…

Он еще долго возмущался моей тупостью, Аннушкиной тупостью, мировой бабской тупостью вообще и, в частности, опять прошелся конкретно сперва по мне и Аннушке, затем заодно досталось еще каким-то Люське и Катьке. В заключение Колька очень нелицеприятно отозвался о всей нашей геологической экспедиции, и особенно при этом почему-то подчеркнул тупость Уткина.

— А где Уткин, кстати? — спросил он внезапно, продолжая вертеть мою голову то ближе, то дальше к лампе (меня чуть не укачало от этого). — У меня к нему есть ряд принципиальных вопросов. На пример, по поводу «стерилизации» лисы.

— Не знаю, — ответила я.

— В смысле ты не знаешь? Вы вместе ушли в разведку, а ты и не знаешь.

— Я очнулась, когда тонула на болоте, — поведала Кольке я, — меня спас охотник. Дал куртку и сапоги. Показал дорогу сюда. А больше я ничего не помню. Вообще ничего, что было до этого. Даже как меня зовут — я узнала уже тут, от Аннушки.

— Хорош заливать! — Колька резко отпустил мою голову и недоверчиво скривился. — Петровну ты же помнишь.

— Нет, Аннушкой ее какой-то Митька называл, — ответила я, — я просто услышала, вот и знаю теперь.

— А-а-а-а… вот, значит, как! Значит, Митька назвал ее Аннушкой? — прищурился Колька и выматерился. — Вот сучонок…

Я прикусила язык. Похоже сболтнула лишнего. Но кто ж знал.

— Ты правду говоришь? — опять переключился на мою потерю памяти Колька.

Я пожала плечами. Мол, хочешь верь, хочешь нет.

— Так, сиди здесь! — велел Колька, — я Бармалея кликну.

Он выскочил наружу из камералки. Я осталась сидеть одна и всё думала, что какая-то ерунда получается.

Минут через пять он вернулся. С ним был еще один человек. Почему-то изначально я решила, что «дон Педро» и есть Бармалей, но я ошиблась. Бармалей, он же Иван Карлович Шульц, был приземистым, почти квадратным мужчиной, столь густо заросший рыжеватой растительностью, что среди дремучей кудрявой поросли было видно только мясистый нос и цепкие черные глаза.

— Рассказывай, — велел он тихим голосом и у меня аж мурашки забегали по коже.

Я повторила свою историю.

Повисло молчание.

Мужики сидели, «разговаривая» молча, одними глазами. Наконец, когда играть «в гляделки» им надоело, Шульц сказал:

— Мда. Странно, — и добавил, обращаясь к Кольке, — а ты что скажешь?

— Судя по форме раны, имел место сильный удар предположительно тупым орудием — камнем или дубиной, — начал Колька, опять схватив мою голову в тиски своих ручищ и вертя ее туда-сюда к свету лампы. — Рана серьезная. Так что амнезия вполне может быть. Или же налицо злостная симуляция. Но тогда всё равно остается вопрос — кто ей так разнес голову?

— Сама могла? — коротко уточнил Шульц и так зыркнул на меня, что я сразу поняла, почему все называют его Бармалей.

Колька отрицательно покачал головой.

— А удар при падении?

— Исключено, — вздохнул Колька. — Угол другой.

— Ладно, — кивнул Бармалей и развернулся к мне, — а ты, Горелова, напишешь всё, что здесь наговорила, на бумагу.

Я кивнула.

— Теперь по остальным. — сказал Бармалей Кольке, — Нужно послать пару ребят проверить, что там случилось.