Завещание предков - Валентинович Владислав (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
- Странно мне слышать такие пораженческие слова от боевого офицера. - Я присел рядом. - Скоро совсем стемнеет, а там, Бог даст, лесом уйдем. В лесу найдём древо, оно и подлечит тебя.
Кубин слабо улыбнулся:
- Сам баял - лешие зимой спят.
- Тогда обойдёмся без них. Крепитесь, поручик. Жить надо, сражаться надо. Кто, если не мы?
За стеной раздался голос монгола:
- Урусуты! Великий хан восхищен вашим мужеством. Он хочет увидеть "мехел багатура" и поговорить с ним.
Я поднялся и перехватил поводья у Бориса Велесова.
- Пойду с Батыем толковать, а то этот орун надоел хуже горькой редьки.
Поднялся в седло и потянул поводья.
- Володимир Иванович... - Борис замялся, поглядывая на меня, - я хотел... спасибо за то, что жизнь мне спасли.
- Это долг мой как... - Чуть не проговорился я. - В общем, я поехал, а вы тут смотрите, носами не щелкайте.
И, подмигнув Борису, выехал за стену, где степняк, в который раз орал свой призыв.
- Урусуты! Великий хан... - Монгол, увидев меня, замолчал.
- Что вылупился? - Ухмыльнулся ему. - Я буду за "мехел багатура". Веди к своему хану.
Медленно меня оглядел. А что, в чем был в том и поехал. Налатник разорван в клочья, латные рукавицы в том же состоянии, шлем помят, а бронь богато разукрашена в бурый цвет кровью врага. Нормальный вид "мехел багатура".
Наконец степняк кивнул:
- Хан ждёт. - И направил коня вниз, а я глянул вверх - ворон так и кружил. Помахал ему рукой:
- Ты со мной, дружище? Ну, пошли с серым кречетом побеседуем. - И поехал следом за поганым.
Монгольские тысячи стоящие у подножия холма раздались в стороны, пропуская нас.
- Хичирхэг... мехел... - Шепот летел над всадниками. Ну да, я ваша смерть. По крайней мере, поганых больше сотни положил. Жаль, что мало, но ещё не вечер. Вырваться бы из ваших тисков, да сил ещё собрать. И на реке Сить вломить вам так, чтобы летели впереди своего визга и дорогу на Русь позабыли.
Ханская гвардия тоже раздалась в стороны, пропуская нас, и тут же окружила. Степняк, не оборачиваясь, бросил через плечо:
- Ждать тут. - И проехал вперёд. За ним строй коричневых монгол сомкнулся, а я остался в окружении двойного кольца из тяжелых всадников. Из-под шлемов меня сверлили взглядом сотни глаз. Зевая, расставил руки в стороны и потянулся, разминая своё тело. Ханская гвардия тут же опустила и нацелила на меня копья, а задние ряды моментально натянули луки.
Вона как! Боитесь?
- Не дрейфь, не трону я вас, пока. Ишь, какие нервные! - Мне стало смешно. Интересно, а если я чихну, они своими стрелами меня сразу в ёжика превратят? Самое смешное, что совсем не страшно.
Как ни странно, копья опустили, но луки не убрали. Только тетиву ослабили.
- Анхаарал гэх гийцетгэл!
Строй раздвинулся, и внутрь круга въехали всадники. Пригляделся - кто тут Батый? А, конечно, вот этот, в самом центре, с величавым выражением на лице. На белом коне, в богато разукрашенных халатах, поверх которых надета позолоченная кольчуга и налатник с мехом. Да и конь у него красавец! А рядом пожилой воин с суровым взглядом - это, значит, Сугдей. Кто остальные? Не важно.
Они остановились в десяти метрах от меня. Чуть вперёд выдвинулся давнишний монгол, который вещал желание хана взглянуть на чудо-богатыря.
- Склонись, урус, перед повелителем!
Я усмехнулся:
- Счас, разбежался.
Слитный шелест лат и на меня опять нацелились сотни стрел. Но всадник на белом скакуне что-то тихо произнес, а седой резко выкрикнул и копья с луками опустились. Глашатай склонился, выслушивая тихую речь хана, затем выпрямился и сказал:
- Ты не Ефпатий Коловрат. Хан хотел видеть его.
- Да, я не Коловрат. Он погиб. Ваши пороки его убили.
Батый покивал с закрытыми глазами, а Сугдей, вдруг, выкрикнул:
- Хэн ху, эрчтей цэрэг?
Не дождавшись переводчика, сказал:
- У нас все великие воины, монгол. А я простой боярин. Звать меня Владимир.
Степняк, чуть помедлив, перевёл Батыю мои слова. Тот выслушал, кивнул и опять тихо что-то сказал, а толмач произнёс:
- Великий хан восхищен вашим мужеством, церик Владимир. Ему нравятся сильные воины. Великий хан желает видеть таких богатуров в своём войске.
Как назло, накатила зевота, и я, подавив зевок, резко выпрямился:
- Я торговать своей честью не собираюсь. Русский я, русским навек и останусь. Так хану и переведи.
Батый долго на меня смотрел, потом толмач, выслушав хана, сказал:
- Великому хану по сердцу смелые воины. А по сему.... Великий хан повелевает. Всех уруских воинов отпустить с миром. Вы можете забрать всех погибших воев с собой и с честью похоронить их.
Вот это номер! Нас отпускают. Прав, прав Кулибин - история своё возьмет. Нет никакого "эффекта бабочки", нет ничего, что помешает течению уже свершенной истории. А свою судьбу человек может творить только в своём времени.
Из-за ханской свиты появился всадник в черном халате. Он пристально посмотрел на меня и, подъехав к Батыю, что-то сказал. Толмач, тут же, перевёл:
- Ты тот Велесов, что бился у реки с двумя сотнями против двадцати.
Я пожал плечами:
- Да я тот Велесов. И что? - И пригляделся к тому монголу. Злость накатила волной, это был Буол. Жив, тварь. Жаль Борзов погиб, ну ничего, сочтёмся.
- Ты убил много воинов хана.
- Мы ведь враги. - Подавив очередной зевок и пожав плечами, сказал я, при этом пристально смотря на Буола. Не достать, далеко стоит. И вон сколько стрел направлено, просто не успею.
Батый долго смотрел на меня, наконец, двинув чуть вперед коня, впервые сказал громко:
- Би холдуулах чи. Бид мєн цуглах, миний дайсан
И я понял его, повторив про себя - конечно, встретимся. А хан развернулся и ускакал прочь. Вслед за ним двинулась его свита, затем, обтекая меня на почтительном расстоянии, ушла ханская гвардия.
Я озирался, не понимая - что происходит? Монголы уходили, игнорируя меня и оставшихся на холме русских ратников. Ну да, как в истории и писано, то есть в сказании о Ефпатии. Пожав плечами, повернул коня и медленно поехал к укреплению. Там наверно тоже не понимают - что всё это значит?
На середине холма меня нагнал глашатай.
- Урус, вот возьми. С этим вас не тронут. - И сунул что-то в руку. Глянул и усмехнулся - на руке лежала деревяная пайцза. Такая же, как мы сорвали с шеи Кутерьмы.
- Уй-ча!
Монгол опустил копьё и начал разгоняться. Я толкнул бока коня каблуками и поскакал навстречу. Щит наискось, рогатину на врага.
Удар!
В последний момент успеваю отбросить вражеское копьё в сторону, но всё равно щит от удара, трещит, а ратовище, ударив во вражеский щит, с силой отдаёт в руку. Еле удержавшись в седле, осаживаю и разворачиваю коня, отбрасывая разбитый щит в сторону. Вижу, что степняк повернулся и тоже стряхнул остатки своего щита с руки. Это радует, хоть будут равные шансы. А монгол поднимает копьё и орёт:
- Уй-ча!
Наклонив копьё, поганый опять атакует. Дал коню по бокам, разгоняясь, левой рукой рванул саблю и наклонился вперёд, держа клинок перед собой.
С силой выбрасываю рогатину вперёд, целя степняку в грудь, а саблей подбиваю наконечник его копья вверх. Не успел. Страшный удар вырывает из седла.
У-у-ус-с-с...!
Всё тело сразу отдалось тупой болью. Подтаявший снег смягчает падение и облепляет со всех сторон. Сырость и холод проникает под доспех и приносит облегчение, но ненадолго. Рукой провожу по плечу - монгольское копьё, соскользнув с нагрудника, вспороло кольчугу, и, не достав до тела, прошло вдоль подоспешника. Опять меня спас старый бронежилет, но всё равно плечо превратилось в сплошной синяк. Матерясь от пульсирующей боли и нащупав рукоятку сабли, с трудом поднимаюсь.
А я его всё-таки достал!
