Намбандзин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич (лучшие книги TXT, FB2) 📗

Вражеская подзадержалась, расправляясь с удирающими пехотинцами. Завидев мой отряд, сразу с сотню всадников повернули на нас. Они накатывались плотной массой под гулкий, мощный стук копыт. Казалось, нам ни за что не остановить эту силищу. Мои аркебузиры оглядывались, чтобы убедиться, что я еще с ними, что удирать пока нельзя. Я делал вид, что все нормально, что бояться нам нечего.

Я подпустил вражескую конницу метров на пятьдесят, после чего скомандовал:

— Каки! (Огонь!)

Не знаю, правильное ли слово употребил, останется ли оно в японской армии, но мои подчиненные знали, что надо делать по этой команде. Восемь аркебуз рявкнули почти в унисон. Перед ними возникло густое облако черного дыма, за которым послушалось истеричное ржание лошадей и крики и стоны людей. Первых испугали звуки выстрелов. Трусливые кони вскинулись на дыбы, после чего начали разворачиваться и проталкиваться между скакавшими сзади, чтобы быстрее убраться с опасного места. Вторые орали от удивления и боли. Следующий залп придал животным ускорение. Впрочем, и отважные самураи, оказавшиеся на земле, резво подскочили, кто не был ранен, и понеслись за своими лошадьми.

После третьего залпа я крикнул знакомое слово:

— Томатэ! (Стоп!)

На поле перед нами остались лежать два самурая и одна лошадь, а еще три с трудом ковыляли вслед за удирающими. Вроде бы мелочь, но на лицах моих подчиненных, почерневших от пороховой копоти, появились улыбки. Те, кто отстрелялся, быстро заряжали аркебузы и обменивались язвительными замечаниями в адрес врага.

Самураи получили пополнение и опять поскакали в атаку. На этот раз они были встречены на дистанции метров тридцать. Три залпа — и когда дым рассеялся, трупов лошадей и людей перед нами стало намного больше, а уцелевшие улепетывали намного быстрее, чем после первой атаки.

Я решил воспользоваться паузой и приказал отступать пошеренгово. К вражеской коннице подтягивалась пехота, которая, в отличие от лошадей, может подавить страх. Точнее, боязнь погибнуть от катаны своего командира преодолеет боязнь погибнуть от вражеской пули. Маневр отхода во время обучения был отработан хорошо, поэтому сперва всё шло, как надо. Передняя шеренга уходила назад, причем метров на пять, а следующие не передвигались вперед. Если противник был далеко, продолжалось караколирование без стрельбы с медленным отступлением. Заодно мы прикрывали нашу убегающую армию, давали ей возможность оторваться от противника, прийти в себя и вернуться на поле боя. Впрочем, этого не случилось. Удирать так удирать.

Я не учел, что починенные у меня малоопытные, что отступление, даже организованное и без потерь — это в первую очередь психологический надлом, что, как думают новички, в одиночку спастись больше шансов. К тому же, они поняли, что наши не вернутся, что остались один на один с многократно превосходящим врагом. Должен признаться, что сам упустил момент, когда драпанули задние, а за ними побежали и остальные. Они как-то удивительно дружно рванули мимо меня, причем многие выбросили оружие. Побежали стадом баранов к дороге, ведущей из долины.

Поняв, что красивого отступления не получится, я тоже побежал, но в другую сторону — к густому вишняку. В детстве лазил по такому и знал, что ломиться через него в полный рост глупо и больно, а вот на четвереньках и кое-где ползком можно запросто пробраться. Да, подерет-поцарапает малехо, но это не смертельно. Зато конница за тобой уж точно не поскачет, да и пехотинцы хорошенько поскребут затылок прежде, чем решат лезть в заросли, когда есть возможность гнаться за удирающими врагами по дороге.

Всё оказалось даже лучше, чем я предполагал. Случайно выполз на звериную тропу, наверное, лисью, и дальше двигался строго по ней, сильно петляющей. Доспехи хорошо защищали от веток и острых сучков. Больше хлопот доставляли сабля в ножнах и лук и стрелы в сагайдаке, которые постоянно цеплялись за стволы и ветки. Иногда расчищал путь стволом аркебузы, которую решил не выбрасывать. Она пусть и не очень точная, зато хорошо отпугивает всадников.

Перевалив вершину холма, я нашел просвет между деревьями, невысокими и переплетенными, и встал, чтобы оценить обстановку впереди. Вишняк заканчивался метров через сто ниже по склону. Дальше была долина меньшего размера, чем та, из которой я сбежал. На полях без страха и суеты возились крестьяне. Наверное, и понятия не имели, что по соседству шло сражение, или недавно слышали звуки его и молились, чтобы не перекинулось к ним, а теперь успокоились.

Внизу меня поджидал мой заместитель Данзё. Он сидел в тени под деревом, прислонившись спиной к стволу. Рядом стояла аркебуза.

— Пойдем или подождем, может, еще кто последовал за нами? — спросил он.

— Нет смысла ждать. Я не собираюсь возвращаться к Китабатакэ Харумото, — ответил ему.

— Оставишь ему заработанные деньги? — задал следующий вопрос Данзё.

— Голова дороже, — поделился я жизненным опытом.

— Тоже верно, — согласился он. — И куда пойдешь?

Я пожал плечами:

— Наверное, в Кёто. Просмотрю вашу столицу. Может, наймусь там к кому-нибудь.

— А не хочешь послужить у нас, обучить моих земляков стрельбе из ару-ке-базу? (Так мои подчиненные вслед за мной называли аркебузу, а все остальные — тэппо (железная палка)). Будем платить по кобану в месяц, как даймё, — предложил мой заместитель, теперь уже бывший.

Когда нет выбора, любое предложение кажется интересным.

9

Деревня Каваи располагалась в маленькой долине между гребнями горы. Туда вела всего одна дорога, и на входе постоянно дежурил караул из трех человек днем и пятерых ночью. Находились они на крутом склоне отрога в деревянной будке, напоминающей ласточкино гнездо, откуда хорошо были видны подходы к долине. Саму деревню защищали ров шириной метра четыре, заполненный водой, которую приносил ручей со склона горы, и оштукатуренная, деревянная стена высотой метра три, возведенная по краю вершины холма неправильной формы с почти вертикальными, специально срезанными склонами высотой от пяти до восьми метров в разных местах. Еще бы построили тэнсю, и я бы решил, что передо мной замок богатого самурая. Единственный вход был по каменно-деревянному тоннелю с дырами-убийцами в верхнем своде в приземистой и широкой башне, в которой в светлое время суток дежурили пятеро стражников, а в темное — в два раза больше. Внутри располагались, разделенные узкими улочками, одноэтажные и двухэтажные, оштукатуренные дома из дерева и бамбука с высокими крутыми крышами из рисовой соломы. Как позже узнал, что на вторых этажах хранили зимой яйца тутового шелкопряда. В дальней от ворот части поселения, возле дома главы клана Каваи Аки — старика с подслеповатыми глазами, который редко выходил на люди — была небольшая площадь, на которой с трудом помещались все мужчины деревни. Наверное, получил родовое имя по деревне, но не исключаю и противоположный вариант.

Рядом с холмом находились каменистая площадка для тренировок с вкопанными деревянными столбами разной толщины и конструкции, выполнявших роль самых разных тренажеров, и несколько маленьких полей, на которых сейчас росли овощи, а на одном, длинном и узком, расположенном на террасе на склоне горы возле ручья — хлопок. Даже трех урожаев в год с такой маленькой площади не хватит, чтобы прокормить всех жителей деревни. Здесь холоднее, чем в долине, рис, наверное, не растет, и больше двух урожаев вряд ли соберешь. Поэтому сельским хозяйством занимались женщины, а мужчины охраняли деревню и тренировались, чтобы наняться на службу к богатому человеку и заработать на пропитание. Детей начинали обучать лет с пяти-шести, но уже сразу после рождения резко и неритмично качали в подвешенных к перекладине корзинах-люльках, чтобы вестибулярный аппарат привыкал к перегрузкам, а двух-трехлетних отправляли спать на дерево, чтобы научился контролировать свое тело во сне. В Японии были, есть и будут самые разные табели о рангах (даны, пояса…), поэтому мужчины делились на рядовых (гэнины), сержантов (тюнины), которые командовали небольшими отрядами, и офицеров (дзёнины). Последних было трое: глава клана и два его помощника чуть помоложе. Они договаривались с «клиентами» и назначали, кто, где и кем будет служить или какое задание должен выполнить. Заработанные деньги или продукты распределялись поровну между всеми семьями деревни. Исполнители получали больше.