Вторжение. Смерть ночи - Марсден Джон (книги без сокращений .txt) 📗
Мне, вопреки ожиданиям, удалось заснуть. И всю ночь мне снился кто-то большой, злобный, нависавший надо мной и говоривший так громко, что его голос отдавался во всём теле.
Проснулась я рано, прижимаясь к Фай. Я не понимала, что происходит: меня как будто преследовала мысль о том, что я должна спрятаться, не должна оставаться одна... И сохранялось ощущение, что тень так и висит надо мной, и я, как крыса, за которой гонится сова, хотела забраться под какой-нибудь камень. Вот только, в отличие от крысы, я предпочла спрятаться под человеком, а не под камнем.
Похоже, именно с той ночи я стала меньше спать, есть и меньше разговаривать. Казалось, я перестала ощущать себя личностью, потому что убила умиравшего солдата.
Наконец я встала и умылась.
День пополз своим чередом, час за часом. Никто ничего особенного не делал. И уж точно никто не говорил о чём-либо важном.
Большую часть припасов мы оставили в «лендровере». И весьма соблазнительной казалась мысль оставить их там навсегда. Но во второй половине дня, немного подремав, — это был дневной отдых из тех, после которых чувствуешь себя хуже, чем прежде, — я заставила себя поднять остальных. В первую очередь я думала об овцах, и ещё мне хотелось доказать всем, что могу принести пользу и не такой уж плохой человек, пусть даже и убиваю людей.
Однако оказалось очень нелегко убедить всех отправиться в путь.
— Да неужели это не подождёт до завтра? — сразу заныл Крис и, не глядя мне в глаза, снова заполз в свою палатку.
Гомер спал так крепко, что мне и будить его не захотелось. Ли тоже не горел желанием куда-то идти, но был слишком горд, чтобы признаться в этом, и потому без слов отложил в сторону книгу. Робин привела мне двадцать причин к тому, что нет необходимости куда-то идти до следующего дня, но в последний момент, когда мы уже уходили, передумала и отправилась с нами. Фай держалась лучше всех: она выбралась из спального мешка со словами:
— Упражнения! Отлично! Это то, что мне нужно: побольше нагрузки.
Я простила ей сарказм, потому что Фай выглядела бодрой, а мне как раз и нужна была малая толика бодрости.
Мы отправились около четырёх часов дня. Физическое движение пошло мне на пользу, вернув энергию телу и уму. Мы уже так хорошо знали тропу, что при желании могли болтать на ходу, не слишком сосредоточиваясь на том, куда ставить ноги. Мы прошли тропу по той части, что огибала утёсы, потом сквозь кусты, через прекрасный резной мост ручной работы, оставленный здесь единственным человеком, некогда жившим в этой дикой каменистой впадине. Если б тот старый отшельник вдруг вышел из своей хижины, когда мы двигались по мосту, он, наверное, от изумления проглотил бы собственную бороду. Разве мог кто-нибудь предсказать, что от Ада будет какая-то польза и как именно его станут использовать? И раз мы не могли предвидеть этого, то, быть может, нас точно так же изумит и какое-то грядущее событие, которое покончит с войной. Этой мыслью я утешала себя, пока мы тащились к Вомбегону.
Мы ни о чём особо не говорили. Через какое-то время я осознала, что остальные стараются держаться весело и бодро, только чтобы поднять мне настроение. Фай предложила поиграть в «А я помню», эта игра с некоторых пор стала нашей любимой. Она была отличным способом провести время и достаточно простой: начни со слов «А я помню» и убеди всех, что это чистая правда.
Мне кажется, мы полюбили эту игру потому, что она помогала нам вернуться к нормальной жизни, к жизни до вторжения. Правда, сейчас я была не в том настроении, чтобы играть, но заставила себя присоединиться к остальным.
Начала Фай:
— А я помню, как родители Салли Геддес взяли меня с собой в ваш ресторан, Ли, и я заказала баранью отбивную, потому что китайские названия показались мне уж очень странными.
— Они не китайские. Тайские и вьетнамские, — пробормотал Ли и продолжил громче: — А я помню, как у меня болели пальцы от игры на скрипке, а мой учитель велел мне играть ещё час.
— А я помню, как мне показалось, будто мистер Оутс сказал, что после церкви будет фейерверк, и я очень обрадовалась, но выяснилось, что он говорил о занятиях в церковном хоре.
— А я помню, как впервые увидела ночное движение на дороге, с огнями.
— Ох, Элли! Да ты настоящая деревенщина!
— А я помню, как готовила желе, внимательно следуя инструкциям, и третьим пунктом там значилось: «Дать постоять в холодильнике», и я подумала: «С какой стати я должна стоять в холодильнике?»
— Фай! Ты это выдумала!
— Правда, клянусь!
— А я помню, считал, что нравлюсь всем учителям, а однажды, во втором классе, услышал, как учитель говорит, что я из тех ребят, из-за которых он готов сбежать из города! — Это сказал Ли.
— А я помню, как в седьмом классе Элли всегда занимала для меня место, но один раз не сделала этого. И знаешь, Элли, мне показалось, что настал конец света. Я заплакала и ушла домой.
Я тоже это помнила и теперь чувствовала себя виноватой. Но тогда мне немного надоела компания Робин и хотелось чего-то другого.
— А я помню, один раз в детстве шёл мимо коровы, которая... так скажем, плохо себя чувствовала. Она задрала хвост и сделала кое-что прямо мне на голову!
— А я помню, как в первом классе объясняла учительнице, что нашу кошку вычистили, но та никак не могла понять, о чём это я.
— А о чём ты говорила?
— Что её стерилизовали! — Фай тихонько засмеялась, как будто зазвенели маленькие колокольчики.
— А я помню, как в бассейне по ошибке зашёл в раздевалку к девочкам.
— По ошибке! Ну конечно, Ли, конечно!
— А я помню, как была влюблена в Джейсона, постоянно ему звонила и болтала часами. Один раз я говорила-говорила, а когда замолчала, в трубке была тишина, я подождала немного и повесила трубку. На следующий день в школе я спросила у Джейсона, что случилось, и он признался, что заснул, пока я болтала.
— А я помню, что ужасно волновалась из-за первого дня в школе, поэтому надела форму под пижаму и легла в ней спать, — призналась я.
Да, с тех пор моё отношение к школе слегка изменилось.
— А я помню, мои родители хотели отправить меня в школу-интернат, но я сбежала и пряталась под домом четыре часа, пока они не передумали.
— А я помню, как во втором классе обменял свою скрипку на батончик «Марс», и когда мои родители об этом узнали, их чуть удар не хватил, они тут же стали звонить родителям того мальчика, чтобы отменить сделку. А я даже не помню, с кем тогда поменялся.
— Я помню, — сказала Фай. — Это был Стив.
— Точно, — подтвердила я.
Да уж, Стив, мой Стив, то есть мой бывший Стив, всегда умел уговорить кого угодно на что угодно.
— Твоя очередь, Робин, — кивнула Фай.
— Ладно, просто я ещё думаю... Ну, я помню, как дедушка поднял меня на руки и прижал к себе, вот только забыл, что во рту у него сигарета, и обжёг мне щёку.
— А я помню, в детстве подсматривала, как Гомер писает, и решила, что тоже хочу делать это стоя, так что сняла трусики и попыталась... Получилось, правда, не очень хорошо, — добавила я без особой необходимости.
— А я помню, как в последний раз видела своих родителей, — проговорила Фай. — Мама сказала, что если я отправляюсь в буш, то это вовсе не значит, что не надо чистить зубы каждый раз после еды.
— А я помню, папа сказал мне, что мы самая неорганизованная компания из всех, какие он только видел, и что если бы мы нанялись к нему работать, он бы всех сразу же и уволил, — вне очереди заговорила я. На меня снова наваливалось тяжёлое уныние. — А потом уехал на мотоцикле и даже не попрощался.
— А я помню, как папа беспокоился из-за этой поездки, — признался Ли, — и всё твердил мне, чтобы я был очень осторожен и ни в коем случае не рисковал.
— А ты вот так и послушался, — улыбнулась Робин. — Ну, что-то мы уж очень загрустили... Давайте я вам расскажу, как в последний раз видела своих родителей. Я открыла дверь их спальни, чтобы попрощаться, а они прямо на покрывале страстно занимались любовью. К счастью, они меня не услышали, так что я тихонько прикрыла дверь и, выждав минутку, постучалась к ним и как можно громче крикнула, что уезжаю, и сразу побежала к машине.
