Эхо войны (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов" (читаемые книги читать .txt) 📗
Пока я размышлял о событиях прошлого, ноги уже пронесли меня через весь микрорайон Дружбы Народов, на окраину города, где и находилось мое убежище. Мой дом.
Это был самый край города. Дальше - только бескрайняя пустыня. Когда-то в прошлом, здесь в ряд, зажатые с боков мощными панельными пятиэтажными домами, стояло три кирпичных четырехэтажки, из которых к настоящему моменту устояла только одна, самая крайняя, красующаяся облупленным номером 13 на боковой стене. Воистину ирония судьбы. Но мой путь лежал не к устоявшему зданию, а в противоположную сторону. К номеру пятнадцать, от которого осталось лишь несколько каменных зубов, сиротливо торчащих из желтого песка.
Добравшись до полого склона бархана, не останавливаясь, я вскочил на выдающийся из песка каменный бордюр и уже по нему, поспешил дальше, огибая обрушившееся здание по периметру. Оказавшись с тыльной стороны дома, внимательно огляделся по сторонам, особенное внимание уделяя дрожащему мареву пустыни. Убедившись, что не наблюдаю никакого движения, я сбросил рюкзаки на песок и упав на колени, принялся с остервенением разгребать сыпучий песок. Через минуту упорной работы, обнажились контуры квадратного металлического люка и пластина прикрывающая скважину замка, ключ от которого висел у меня на шее на прочном волосяном шнурке. Механизм замка мягко щелкнул, втягивая в свое нутро мощные стальные стержни. Откинув крышку люка, я сбросил добычу вниз и поспешил следом, заученно нащупывая скобы ступенек. Люк с лязгом опустился на место, отрезая меня от внешнего мира.
Осталось последнее и самое важное - нащупав на стене рычаг, я с силой опустил его вниз до упора, вернул в прежнюю позицию и еще раз повторил всю процедуру сначала. Видимого результата не было, но я знал, что в двух метрах над моей головой, скрытая в толще бархана железная пластина едва заметно шевельнулась и обрушила на люк солидную порцию песка. Теперь если кому и вздумается забрести за фасад давно рухнувшего здания, то он не увидит ничего, кроме опостылевшего песка и унылых шаров перекати поля. Именно поэтому, я так старался идти по бордюру и асфальту - чтобы не оставлять следов. А если где и наследил, то посвистывающий над городом суховей скоро выровняет песок и загладит мои огрехи.
Все… я дома… в безопасности… можно перевести дыхание и успокоиться…
Убежище представляло собой сложное переплетение скособоченных коридоров и трех крошечных каморок-комнатушек. Кое-где из стен выдавались проржавелые трубы бывшей канализации и водопроводной системы. Растресканный бетонный потолок нависал над самой головой, в некоторых местах приходилось опускать голову и пригибаться. Темно здесь не было - через специально оставленные отверстия, проникали редкие солнечные лучи и свежий воздух. Тимофеич предусмотрел все, включая вентиляцию.
Подхватив рюкзаки за лямки, я потащил их за собой волоком - марш бросок меня настолько вымотал, что сил больше не осталось. Хорошо, что осталось всего ничего. Пройдя коротким коридором, я ввалился в свою жилую комнату и, не разуваясь, рухнул на жалобно заскрипевшую всеми пружинами кровать. Нащупал висящую на поясе флягу и жадно к ней присосался. Мутноватая артезианская вода хлынула в пересохшую глотку и дальше, в скорчившийся от жажды желудок. Я не останавливался до тех пор, пока фляга полностью не опустела. Придется сходить на толкучку в ТЦ, к продавцам воды. Оставаться без воды не дело. Вот только подорожала водичка-то, подорожала. Если раньше за литровую флягу барыги просили две-три тюльпанные луковицы, в крайнем случае небольшую черепаху, то теперь цены взлетели больше чем вдвое. А добычи вокруг города становилось все меньше и каждый раз приходилось отходить все дальше и дальше. Вчера, чтобы добыть хоть что-то съестное, мне пришлось уйти ажно к пересохшему озеру и еще дальше, за разрушенные корпуса водовода. А это уже серьезный риск. Правда вернулся я не пустой.
Вставать не хотелось категорически и прислушавшись к ноющим мышцам, я позволил себе полежать еще немного, бездумно глядя в темный бетонный потолок. Историю возникновения нашего со стариком дома я слышал много раз и всегда поражался упорству жилистого зека, сумевшего в одиночку обустроить такую берлогу.
О том, что под обрушившимся зданием остались свободные пустоты, не знал никто - кроме старика Тимофеича. Кирпичный четырехэтажный дом и так был более чем преклонного возраста - его строили в семидесятых годах двадцатого века. Дом пережил месяцы сумрака, ядерную зиму, а сдался лишь перед неистовой яростью пустыни. Когда перекрытия и стены не выдержали натиска ветра и песка, они сложились внутрь и похоронили под собой немало людей.
Чудом выжившие мрачно поглядели на заносимые песком руины, покопались по краям и отправились искать себе новое пристанище, благо пустых домов в округе хватало. А Тимофеич остался. Как он потом рассказывал, очень уж жалко было оставлять все добро, что было в родной квартире. Не хлам годный лишь для любования, а инструменты, какое никакое оружие и множество хозяйственных мелочей. Ведь старик жил здесь больше двадцати лет, с тех пор как откинулся с зоны и осел в городе, где большая часть домов была построенная руками зеков. И Тимофеич принялся за раскопки, мудро рассудив, что если стены и сложились, то небольшой подвал с толстенными бетонными стенами мог и уцелеть. А в том подвале было немало полезных мелочей. Старик копал больше недели, борясь с постоянно осыпающимся песком и кирпичными обломками. И докопался.
Как он рассказывал, на засыпанный колотыми кирпичами проход удалось наткнуться когда сил почти не осталось. Вот только сюрпризы на этом не кончились. Стоило вытащить весь мусор из прохода, как открылась следующая щель, за ней небольшая сквозная каморка, дальше больше. Так, совершенно неожиданно для себя, Тимофеич оказался обладателем обширного подземного убежища, защищенного мощными бетонными перекрытиями, десятками тон строительного мусора и толстой подушкой постоянно наносимого песка. Старому зэку хватило ума скрыть следы своей работы от чужих глаз и он принялся обустраивать свое новое жилище, благо руки у него были золотые. Да и строительного опыта было в избытке - больше двадцати лет, Тимофеича кидали с одной социалистической стройки на другую. Поневоле научишься.
А двадцать шесть лет назад, весенним апрельским утром, бредущий по своим делам старик услышал доносившийся из заброшенного здания жалобный детский плач. Так в жизни старика появился я…
Наклонив голову я взглянул на соседнюю кровать - предельно аккуратно застеленную старым одеялом, на котором не было ни единой складочки. На подушке лежали выточенные из пластика четки - на старости лет Тимофеич ударился в религию и частенько молился Иисусу. Грешки прошлого замаливал. Сколько раз я ему не объяснял, что Бог уже отправил нас всех в ядерный ад, старик лишь отмахивался и продолжал свое.
Почувствовав, что еще немного и опять расклеюсь, я рывком сел и перевел взгляд на лежащий у кровати рюкзак камуфляжной расцветки. Пора ознакомиться с нахапанной добычей. Отстегнув пару липучек и развязав узлы стягивающего горловину шнура, я вывернул содержимое рюкзака на постель и ошарашено уставился на открывшееся моему взору зрелище. На старом штопанном одеяле, бесформенной кучей лежало самое настоящее богатство. Дрожащими пальцами я брал вещь за вещью и благоговейно осмотрев и обнюхав ее, бережно откладывал в сторону. Пластиковые защитные очки с чистейшими неповрежденными линзами, семь банок армейской тушенки, несколько пар толстых носков - новых!, пять снаряженных пистолетных обойм, стельки к ботинкам, аптечка!, несколько длинных изогнутых предметов, в которых я со священным ужасом опознал обоймы к автомату - видел такие у охранников с ТЦ. Еще один предмет вызвал у меня искреннее восхищение - плоский прибор, прямоугольной формы с небольшим экраном и идущей по верху надписью “Radex”. Счетчик Гейгера… Как говаривал Тимофеич, когда был искренне поражен - Святые угодники и иже с ними…
Вот здесь на меня и накатило. Во что я вляпался, когда позволил жадности возобладать над благоразумностью? За такой шмот и снаряжение меня найдут где угодно и порежут на мелкие ленты еще живьем.
