Сорные травы - Шнейдер Наталья "Емелюшка" (читать хорошую книгу .TXT) 📗
«Гольф» послушно заурчал, двинулся по пустым улицам. Странно, разгар рабочего дня, даже за вычетом умерших в городе все равно осталось полно людей — машин на дорогах должно быть больше. Так свободно бывает разве что по выходным в разгар дачного сезона. К тому, что на улицах почти нет детей, я привыкла, хотя каждый раз стоит только об этом задуматься — по спине пробегает холодок. Мельтешащая, вечно орущая мелюзга раньше безумно раздражала, а когда исчезла, оказалось, что именно она давала иллюзию бессмертия.
Впрочем, пусто было недолго: на перекрестке дорогу преградили мерно бегущие люди. Десятки, может, сотни людей пробегали мимо, полностью перекрыв движение.
— Это что за явление?
— «Гампы», — сказал муж. — Ты не знала?
— Когда бы мне про них узнать?.. — Я присмотрелась к бегущим. У каждого на боку — сумка защитного цвета, напоминающая о временах «военки»
— А противогазы им на кой ляд?
Муж пожал плечами. В самом деле, ему-то откуда знать… И где их столько раздобыли? А главное — зачем? Истерика в ожидании предстоящего Большого Полярного Лиса? Тогда — чем бы дитя ни тешилось… Пусть лучше вспоминают, как обращаться с противогазом, чем сбиваются в напуганные стаи, готовые громить всех и вся в попытке заглушить собственный страх. Правду говоря, мне и самой страшно. И не только из-за того, что творится прямо сейчас.
— Ив, как думаешь, что будет с экономикой лет этак через пятнадцать? Когда войдут в трудоспособный возраст… вошли бы — те дети, что умерли?
— Я думаю, что экономике придет конец куда раньше. Если уже не пришел.
Да уж. Похоже, нас ждут веселые деньки, по сравнению с которыми последняя неделя — просто цветочки.
— Надо что-то делать!
— Что именно? Единственный вариант, который я вижу, — когда совсем припрет, уехать к твоим и жить натуральным хозяйством. Как в девяностые за счет огородов выживали — помнишь?
— Еще бы не помнить. — Меня передернуло. — Только сейчас все как-то неправильно. Бандиты тогда были, но я не помню погромов, — я мотнула головой в сторону аптеки с вынесенными стеклами, мимо которой мы как раз проехали. — Следующими окажетесь вы, практикующие врачи. За то, что не смогли в те дни никого спасти.
— Не каркай.
Машина вывернула на улицу, что вела к площади у мэрии, неожиданно людной. Толпа заняла все пространство, и мужу пришлось сбавить скорость, чтобы пробраться среди стоящих прямо на проезжей части людей. Я снова вспомнила девяностые, когда едва ли не каждый день здесь собирались митинги — то в поддержку, то в знак протеста. Только в те времена толпа была единой, а сейчас с разных углов площади летели разные лозунги, мегафоны надрывались, перекрикивая друг друга. Я прислушалась: если глас народа — глас божий, то грех ему не внимать.
Одни требовали «правды». О чем, в какой форме и как определить, что это именно она, — оставалось за кадром. Правды — и точка. Я подозревала, что правда о том, что Земля имеет форму геоида, а Джона Леннона убил Марк Чепмэн, не сделает собравшихся здесь сограждан счастливее, но авторы лозунгов, как правило, не заботятся о корректности формулировок.
С другой стороны клеймили врачей-убийц, Минздрав и жадных торговцев лекарствами. Оказывается, именно они виноваты в том, что в аптеках нет жизненно важного лекарства «Лодибра» — того самого фуфломицина, что в новостях советовали в качестве профилактического средства от второй волны смертей. Они же, без сомнения, виновны и в том, что случилась первая волна — ведь если бы вовремя сказали правду и дали людям возможность купить чудо-лекарство или надеть маски, никто бы не умер. Не выдержав, я вслух полюбопытствовала, не врачи ли убийцы развалили часовню двенадцатого века. Ответом был сдержанный мат Ива, который юмор не оценил. Когда все мысли только о том, чтобы не посадить на капот очередного борца с режимом, не до шуток.
На этом фоне лозунги третьей группы казались до умиления знакомыми. Призывы покаяться, потому что все ныне происходящее — кара Господня за то, что не прислушались к словам пророков. Пророки же однозначно осудили переливание крови во всех формах, равно как производные компонентов крови. Разумеется, врачи, которые вмешиваются в промысел Божий, и те, кто уже запятнал себя работой с препаратами крови, навсегда лишили себя спасения, но у остального человечества шанс есть… Помнится, Ив рассказывал, как собственноручно спустил с лестницы одного из подобных проповедников — это ж надо было притащить в хирургической отделение брошюрки о том, что Бог якобы запретил переливание крови. Окажись я тогда рядом — помогла бы придать святоше дополнительное ускорение. Но чтобы «Свидетели Иеговы» собрались на демонстрацию? Или это новая секта — в последнее время они плодятся, что плесень? С теми же верованиями, что у «Свидетелей», но предпочитающая выйти с транспарантами вместо того, чтобы хватать людей за рукава на улице, рассказывая о Боге? Все может быть…
Машина наконец выбралась из толпы, муж прибавил скорость.
— Налюбовалась? Все еще жаждешь пообщаться с добропорядочными горожанами?
— Слушай, достал. Измором, что ли, пытаешься взять?
— Вроде того. Очень хочется развернуть машину и запереть тебя дома.
— Попробуй, — хмыкнула я.
— Думаешь, не справлюсь?
— Думаю, справишься. А дальше?
— Поймешь, что я был прав.
— Сам в это веришь?
Ив не ответил. Правильно сделал: салон движущегося автомобиля не лучшее место для выяснения отношений. Не то чтобы я всерьез поверила угрозе — чего-чего, а до попыток утвердить свое мнение с помощью грубой силы муж не опускался никогда. Хуже всего — Ив был прав… Да и мои остатки здравого смысла кричали в голос о том, что я совершаю вопиющую, опасную глупость, что в грамотно организованном бою нет нужды закрывать вражескую амбразуру собственным телом, что надо развернуть машину. И вообще запереться дома и ждать, чем дело кончится, лучше всего — в компании небольшого арсенала. Беда в том, что сидеть, как выражается Ив, на попе ровно я не умела.
Машина остановилась там, где от дороги ответвлялся проулочек, ведущий к бюро. Отсюда можно, не слишком привлекая внимания, увидеть, что происходит за решетчатой оградой морга. Я на миг пожалела, что толпы, как в прошлые дни, сегодня нет. Окажись здесь агрессивная орда с лозунгами, я бы имела право попросить Ива вернуться домой. Но орды не было — была очередь, уставшая, безразличная, чем-то смахивавшая на те бесконечные советские очереди, в которых мне довелось постоять еще ребенком. Интересно, номерки на ладонях уже пишут?
— Ну что? — спросил Ив.
Я прислонилась лбом к бардачку. Страшно.
— Маш?
Щелкнул расстегнутый ремень безопасности.
— Погоди, — сказал муж. Достал из барсетки пистолет, сунул за пояс, демонстративно расстегнул джинсовую куртку. Потер подбородок:
— Зря брился. Со щетиной было бы колоритнее и убедительней.
— Сдурел? Зачем?
— Потому что ты — моя жена, — он ухмыльнулся. — Не дрейфь, Маруська. Прорвемся.
Мы выбрались из машины. Ив пристроился за правым плечом, отступив на полшага. Ангел-хранитель с фингалом и пистолетом.
Ветер проволок по асфальту плакат «Судить черных трансплантологов!».
Очередь выстроилась к двери ритуального агентства, откуда обычно и выдавали покойников, но хвост ее, обогнув здание, доходил почти до служебного входа. Заметив, как мы поднимаемся по ступенькам, народ зашевелился, подтягиваясь ближе. Я достала ключи, но тут же поняла, что необходимости в них нет — уехав, полиция не только не опечатала, но и даже не закрыла как следует двери, просто притворив. Я оглянулась на стягивающееся кольцо людей. Повернулась лицом к толпе, чувствуя, как сами собой разворачиваются плечи и поднимается вверх подбородок. Как бы страшно мне ни было, никто этого не увидит.
— Господа. Товарищи! Как вам, возможно, известно, вчера здесь произошло чрезвычайное происшествие.
Вот когда пригодились школьные выступления со стихами. Тогда, выходя на сцену, я тоже мандражила — ровно до тех пор, пока с губ не срывалась первая фраза, а дальше голос послушно летел над залом, и завуч тихонько утирала слезы. Сейчас я чувствовала себя так же — разве что цена неверной интонации была куда выше.
