ШТОРМ. За бурей не всегда приходит рассвет (СИ) - Малунов Николай Александрович "Дневники Бродяги"
- Ну, бывает, Колян… Херня случается. Но я тебя понял. Да. Я тоже об этом думал. Всего полгода назад мы были другими. Та чертова ночь… Тот ливень все перевернул, – гигант покачал головой, вздохнул.
За дверью, у которой они сидели, послышались громкие неразборчивые голоса. Он прислушался.
- Плохо дело, - встревожился друг и Петров напрягся. – Говорят, что-то сложное… Наташка как?
Кнехт оторвал взгляд от двери, наконец-то посмотрел на Петрова.
- Тяжело ей. Сам видел, руку потеряла. Но вроде держится. Лекарств нужно поискать. Последние две таблетки ей споил, заснула. Я так понял, только этот сектор зачистили более-менее, а в остальной базе зараженных тьма. – За дверью снова что-то произошло, от чего Николай чуть было не вскочил, но, тут же сел. – Что там? – здоровяк не ответил. – Я спросил, что тут произошло. В двух словах: произошел взрыв, как только мы улетели…
- Да, я тоже уже это знаю, - прервал Николай, вздохнув.
Данил закусил губу.
- Наталья говорила, что твоих… их… Их не было в списках выживших…
Здоровяк никак не отреагировал на эти слова. Данил выждал паузу, мысленно выдохнул. С одной стороны – хорошо. Тяжело такие новости сообщать. С другой… Неужели у напарника больше нет никаких чувств? Неужели он не переживает за судьбу Алисы? Но за девочку-то вон как! Думает, что они живы?..
- Но она сказала, что многие на корабле спаслись… - продолжил Байкал, так и не дождавшись от друга хоть какой-нибудь реакции на слова. – Только никто не знает, куда он ушел. Лишь примерно направление… ты меня слышишь?..
Николай не ответил. В этот момент открылась дверь помещения, куда унесли Айву. Вышел какой-то мужик. Сглотнул, наткнувшись взглядом на гиганта, но смог совладать с чувствами.
- К сожалению, ребенка спасти не удалось. Он был уже мертв…
У Петрова, кажется, сердце пропустило удар. Вроде незнакомая, совсем чужая, а вон как внутри сразу все скрутило.
- Как она?
Николай навис над врачом. Тот натурально сглотнул, перепрыгнул взглядом на Петрова.
- Все хорошо. Мы вкололи ей успокоительное. Она в тяжелом состоянии, роды были тяжелыми, но жить будет. Потеряла много крови…
Гигант отстранил врача, сунул рожу в дверной проем. Тесновато. Да и не зачем ни людей пугать, ни антисанитарию разводить еще большую…
- К ней нельзя, - запоздало воскликнул врач.
При виде здоровяка две женщины вздрогнули, отшатнулись от стола. Одна из них прижала синюшное тело младенца к груди, вытаращила глаза на Николая. Наверное, подумала, что чудище хочет их съесть, потому как-то странно, кособоко засеменила в сторону. Николай дернул губой, отошел от двери. Ощущение злобы нахлынуло мгновенно. Они его боятся. Он урод. Мутант. Ошибка природы… Тварь, как те, что рыщут по «Афалине» в поисках свежего мяса, даже, может страшнее. Изгой…
- Ненужный, - прошуршало в голове. – Никому ненужный…
Он развернулся, мотнул головой, заставляя шуршащие в голове голоса замолчать. Он знал, что никаких голосов на самом деле нет. Такого ведь не бывает. Это было похоже скорее на состояние, в котором пьяному в дрызг человеку в голову залетела шальная идея, и вот, она уже занимает все мысли, кажется логичной и единственной. Так и тут. Почему-то этот взгляд испуганной женщины задел его душу. Она его именно что боялась. Не была шокирована размерами, не была заинтересована, как так вышло, или просто от внезапности, как это бывает… Нет. Она его испугалась. До чертиков. До коликов. Он это знал. Теперь он чувствовал человеческий страх. Мог, словно блюдо, разложить его по ингредиентам. Врач боялся, что Николай его побьет. Он боялся боли. Собственной боли. Вон тот мужик в конце коридора боится его, потому что что-то натворил. Он всех боится. Петров боялся за Наталью. Не боялся, скорее переживал и… За него. За друга. Николай ощущал, как товарищ за него волнуется. Он и сам за себя беспокоился. Он менялся. Менялся не в лучшую сторону. Становился другим. Худшей версией себя. Боль сводила с ума. Как зубная, только по всему телу. Каждое мгновение. Каждая косточка и сустав…
- Колян, - разбудил голос Петрова. – Ты куда?
- Прогуляться, - зло кинул тот через плечо, внезапно осознав, что его тело само куда-то идет.
- Давай в лабораторию сходим? Лекарства нужны, да так, осмотреться?
Данил поднялся, закинул ружье за плечо. Николай сбавил ход. А что, отличная идея! Есть куда внезапно появившуюся злобу деть, и кое что сделать. Он остановился, обернулся.
- Схожу. Но один. Немного разомнусь, да пар выпущу… А ты… Ты тут останься. С Натальей и девочкой. Ты тут нужнее будешь…
Петров вздохнул. Опять двусторонняя ситуация. С одной - ему хотелось с другом поговорить, помочь, узнать, что с ним происходит. С другой - он был прав. Данил здесь будет полезнее. Нужно и с Бураном этим еще поговорить, выяснить, кто он такой и откуда вообще тут взялся, да о будущем подумать. Глянув в спину удаляющемуся другу, капитан вздохнул. В конце концов, он устал! Хватит геройствовать! Он. Реально. Ус-тал! Вот сейчас. В этом темном коридоре он внезапно осознал, что все. Дошел до точки. Ему больше ничего не хочется. Ему больше ничего не нужно. Ему хочется домой. Ему хочется иметь этот самый дом. Место, где тепло и… главное – мирно!
Данил медленно вдохнул и выдохнул. Все! Хватит! Пора и тыловой, так сказать, деятельностью заниматься! Думать, как быть дальше. Ведь это сейчас очень важно! И кому, как не ему из их двойки этим заниматься?..
***
Глава 10. "Один в поле - воин?"
Он сидел в темном помещении, грустно понурив голову. Откуда-то несло жженым пластиком. Лаборатория была разрушена и сожжена практически дотла. Основное помещение устояло, а вот коридор, ведущий на нижние этажи, комната охраны, подсобки и душевая, жилые комнаты и бойлерная, рухнули. Николай прислушивался к себе. Он словно пытался услышать сквозь время отголоски событий, произошедших здесь во время катастрофы, но вокруг стояла почти полная тишина. Только ветер свистел в щелях и трубах, да где-то что-то поскрипывало, слегка гудело. В коридоре, откуда он пришел, стонал сломанным горлом зараженный. И все. Больше ничего.
Пальцы медленно перебирали подаренный Алисой плеер. Батарейки в нем сели или сам девайс, не выдержав нагрузок и холодов, умер, но маленькая фотография, приклеенная к его обратной стороне скотчем – уцелела. Хоть в комнате и было темно, разглядеть измененным зрением черты любимого лица удавалось без труда.
Тяжело вздохнув, гигант наконец-то поднялся черной тенью.
Окинув помещение взглядом, словно что-то пытаясь отыскать, он вышел. Ничего из того, что бы могло ему пригодиться или помочь, тут не осталось. Снимок смог разбудить воспоминания, но не помог заглянуть в прошлое. Конечно, это было нереально, но теперь, когда он больше полугода провел в состоянии зараженного, а потом, чудом вернувшись из-за грани, стал совсем другим, стал монстром, он был готов поверить во все. Даже в то, что он может слышать, или хотя бы ощущать произошедшие события.
- Отпусти и я покажу тебе, - шуршал в голове незнакомый, назойливый голос. – Выпусти. Дай мне жить, и я покажу тебе… Я покажу тебе то, что ты ищешь! То, что ты хочешь!
Николай помотал головой. Конечно, никакого голоса не было. Не могло быть! Ничьего, кроме его собственного. Это его желания. Это его мысли. Вот только принадлежат ли они ему по-прежнему? Он еще он, или уже совсем другое существо? Сколько в нем осталось от человека, а сколько от монстра? И кто берет верх?
Голова болела. Мысли, бессвязные, глупые, порой безосновательные. Они брались из ниоткуда и уходили в никуда. Постоянно ускользали. Кнехт чувствовал себя все хуже и хуже с момента, как они добрались до «Афалины». Сперва он списал это на усталость и бессонные ночи, проведенные в тундре. Потом связал с тоской, апатией от потери близкого человека, но сейчас, прислушавшись к себе, он понял истинную причину. Она таилась в нем. В прямом смысле. Руки зудели от шевелящихся под кожей черных вен. Темная сетка капилляров уже заползла на затылок и грудь, двинулась к животу. Грибница росла в нем и требовала лишь одного – свободы. Это было похоже на навязчивое чувство извергнуть из себя черные хлопья спор, дав паразиту новое место для жизни. Здесь ему нравилось. Тепло, темно, в меру сыро, а, главное, здесь была пища. Много пищи. Но он терпел. Сделай это, Николай бы обрек выживших на долгую и мучительную смерть. Грибница бы росла здесь до поры до времени, набираясь сил, распространяя свои споры по вентиляции и сквозь стены. Отвоевывая новые территории, пока не перешла бы в наступление. Парень так четко увидел картинку будущего, что ему стало не по себе. Она была красочной, живой. Такой, какой не придумаешь, задумавшись, замечтавшись, словно настоящие кадры кинопленки... но при этом они оставались какими-то жутко нереалистичными. Отравленный спорами мозг рисовал ему сюжеты того, как грибница заражает людей. Как поглощает одного за одним, как питается ими, сохраняя жизнь как можно дольше, не давая умереть… Она транслировала ему эти кадры. Это она управляла им, взаменобещая рассказать о том, что произошло. Нет, гриб, конечно, говорить не умеет, но отрывки воспоминаний из «Улья» словно сами собой всплыли в сознании. То, как окутанная спорами база в едином порыве восстала против их отряда… то, как Решетов говорил о связи между существами, о передачи данных, мыслей и образов… Стоило ему только подумать о том, что если бы грибница захватила здешних зараженных, то она бы смогла показать ему картину произошедшего, как тут же эта мысль стала во главе других. Желание извергнуть из себя черное семя заразы увеличилось кратно.
