Дорога - Маккарти Кормак (электронная книга .txt) 📗
Перекинул оба рюкзака через плечо, и они понеслись по выжженному лесу. Мальчик помертвел от ужаса. "Беги, — прошептал ему отец. — Беги". Оглянулся назад: грузовик все ближе и ближе, в кузове стоят люди, озираются. Мальчик упал, он его поднял рывком: "Ничего, ничего. Бежим".
Он заметил просвет в лесу, решил, наверное, канава или просека, оказалось — старая заброшенная дорога за стеной бурьяна. Кое-где сквозь пепел проступают участки потрескавшегося асфальта. Заставил мальчика пригнуться, упали плашмя, прислушиваясь, с трудом переводя дыхание. Различили тарахтенье дизельного мотора, непонятно на чем работающего. Приподнялся, увидел крышу кабины грузовика, ползущего по основной дороге. Мужские фигуры в кузове, у некоторых в руках ружья. Грузовик проехал, черные выхлопные газы клубились между деревьями. Мотор явно барахлил. Сбивался, чихал. Звук удалялся.
Присел, стукнул себя по лбу: "О боже". Слышно было, как мотор фырчит и глохнет. Потом тишина. В руке револьвер, не помнил, когда выхватил его из-за пояса. Услышал, как они переговариваются, открывают и поднимают капот. Сидел, обняв мальчика одной рукой. "Ш-ш-ш, — сказал ему, — ш-ш-ш". Через некоторое время мотор опять заработал, скрипя и потрескивая, как старый корабль. Чтобы грузовик завелся, людям пришлось его толкать. И скорость набрать оказалось не так-то легко, ведь дорога шла в гору. Пару минут спустя мотор зафыркал и опять заглох. Отец приподнялся и поглядел: прямо на них шел один из этой команды. Их разделяло футов двадцать, не больше. Они застыли от ужаса.
Он поднял револьвер, прицелился. Человек остановился, одна рука висит как плеть, на лице — замызганная мятая маска, какие раньше носили маляры. Сдувается и раздувается при каждом вдохе-выдохе.
— Иди вперед.
Человек посмотрел на дорогу.
— Не оглядывайся. Смотри на меня. Не вздумай кричать. Убью.
Тот сделал несколько шагов вперед, одной рукой придерживая штаны. Неровные дырки в ремне — хроника голода. Другой конец ремня лоснится — об него затачивают нож. Человек отступил к обочине, посмотрел на пистолет, посмотрел на мальчика. Черные круги вокруг запавших глаз. Будто из глазниц человеческого черепа смотрит дикий зверь. Аккуратно подстриженная квадратная борода, судя по всему — пользовался ножницами, на шее — татуировка, отдаленно напоминающая птицу. Тот, кто наносил татуировку, похоже, плохо представлял, как выглядят настоящие птицы. Жилистый, худой. Первые признаки истощения. Грязный синий комбинезон и черная кепка-бейсболка с вышитым названием какой-то давно исчезнувшей фирмы.
— Куда вы направляетесь?
— Я отошел посрать.
— Я говорю про грузовик.
— Не знаю.
— Как это не знаешь? Ну-ка, сними маску.
Человек стащил маску и стоял, держа ее в руке.
— Говорю же, не знаю.
— Не знаешь, куда вы едете?
— Нет.
— Что за топливо?
— Дизельное.
— Много его у вас?
— Три канистры по пятьдесят пять галлонов. В кузове.
— Патроны есть?
Человек снова оглянулся на дорогу.
— Я же велел не оборачиваться.
— Да, есть.
— Где вы их взяли?
— Нашли.
— Вранье. Чем вы питаетесь?
— Едим, что попадется.
— Что попадется, хм.
— Да.
Человек посмотрел на мальчика, сказал:
— Ты не выстрелишь.
— Надейся.
— У тебя в лучшем случае два патрона. Или даже один. И они услышат выстрел.
— Они-то услышат, а вот ты нет.
— Как это?
— Так. Пуля летит быстрее звука. Не успеешь оглянуться, как она очутится у тебя в мозгу. Чтобы услышать выстрел, нужны лобные доли и еще кое-что под названием «неокортекс» и "верхняя височная извилина". А их-то как раз у тебя и не будет. Одно месиво.
— Ты что, врач?
— Я никто.
— У нас есть раненый. Тебе зачтется, если ему поможешь.
— Я, по-твоему, похож на полного идиота?
— Кто тебя знает.
— Почему ты на него так смотришь?
— Куда хочу, туда и смотрю.
— Забудь. Еще раз на него глянешь, я тебя застрелю.
Мальчик сидел на земле, закрыв руками голову, выглядывал из-под локтей.
— Как пить дать, мальчишка голоден. Пошли-ка лучше со мной в машину. У нас покормят. А то уперся как баран…
— У вас есть нечего. А ну, вперед.
— Куда это?
— Двигай давай.
— И не подумаю.
— Нет?
— Не-а.
— Думаешь, не убью? Ошибаешься. Но я бы предпочел взять тебя с собой. Через милю-другую отпустим на все четыре стороны. Больше нам ничего не нужно. Тебе нас не найти. Даже не узнаешь, в какую сторону мы пошли.
— Сказать, что я думаю?
— Что?
— Что ты в штаны быстрее наложишь.
Пленник разжал пальцы, ремень упал на дорогу вместе со снаряжением: фляжка, старый армейский брезентовый патронташ, кожаный футляр для ножа. Когда отец поднял взгляд от этой кучи на дороге, подонок держал в руке нож. Всего два шага — и он между ним и мальчиком.
— Ну и что дальше?
Молчание в ответ. Внушительных размеров, но оказался на удивление проворный. Нырнул, схватил ребенка, перекатился, вскочил, прижимая мальчика к груди и приставив ему нож к горлу. Отец упал на колени, повернулся в их сторону, держа револьвер двумя руками, прицелился и с расстояния в шесть футов выстрелил. Человек опрокинулся навзничь, в дырке на лбу пузырилась кровь. Мальчик лежал у него в ногах, лицо его ничего не выражало. Отец молниеносно засунул револьвер за пояс, и закинул рюкзак на плечо, и рывком схватил сына, перевернул, и поднял, и усадил себе на плечи, и кинулся бежать по дороге, придерживая мальчика за коленки. Мальчик обхватил руками его голову. Весь в крови. Немой как рыба.
В глубине леса они наткнулись на старый железный мост, по которому почти исчезнувшая с лица земли дорога пересекала высохший ручей. Его мучили приступы кашля. Откашляться не получалось, какое там — не мог продохнуть. Свернул с дороги в лес. Повернулся и стоял, переводя дух, прислушиваясь. Ничего. Спотыкаясь, проковылял еще с полмили, под конец опустился на колени, положил сына прямо в листья и пепел. Стер кровь с его лица, прижал к себе: "Все хорошо, все хорошо".
В тот долгий холодный вечер в надвигающейся темноте он услышал их только еще один раз. Притянул мальчика к себе. Кашель застрял в горле. Куртка висит на ребенке как на вешалке. Трясется от холода. Подождали, пока затихнут шаги. Пошли дальше. Наученные горьким опытом, брели в полном молчании. Настала ночь и вместе с ней — могильный холод. Мальчика всего колотило. Лунный свет не пробивает мрак, идти некуда. В рюкзаке у них было одно-единственное одеяло. Он его достал, укутал сына. Расстегнул куртку, прижал мальчика к себе. Устроились на земле. Лежали довольно долго, никак не могли согреться. Тогда он сел и сказал: "Надо идти вперед. Нельзя просто так лежать". Посмотрел по сторонам, ничего не увидел. Слова повисли в бездонной, бескрайней темноте.
Держал сына за руку, пока блуждали по лесу. Другая рука вытянута вперед. С тем же успехом мог двигаться с закрытыми глазами. Укутал мальчика в одеяло поверх куртки. Велел следить, чтобы одеяло не сползло, потом им его не найти. Мальчик просился на руки, но отец заставлял его идти. Колесили по лесу большую часть ночи. До рассвета было еще далеко, когда мальчик упал и больше не смог подняться. Завернул его в свою куртку, потом в одеяло, сел на землю, держал его в объятиях, раскачиваясь взад-вперед. Одна пуля в барабане. Не хочешь смотреть правде в лицо. Не хочешь.
Наступал день, мало чем отличающийся от ночи. При его скупом свете положил мальчика в кучу листьев на земле и сидел, разглядывая деревья. Как только развиднелось, отошел подальше и прочесал лес по периметру вокруг их временного пристанища в поисках чужих следов. Кроме их собственных, едва заметных в пепле, ничего не обнаружил. Вернулся обратно и разбудил сына: "Пора идти". Мальчик сидел сгорбившись, на лице — полное безразличие. Слипшиеся от крови волосы, грязь на щеках. "Скажи хоть слово", — умолял он сына, но тот молчал.
