Т. 14 Чужак в стране чужой - Хайнлайн Роберт Энсон (чтение книг txt) 📗

— Знаешь, Джубал, а я вот всегда мучился, чего это я не понимаю искусства, думал, это какой-нибудь мой личный дефект, вроде дальтонизма.

— М-м-м… ну, вообще-то, смотреть на картину — этому тоже нужно учиться. Но художник должен говорить мал-мала понятным языком, это его прямая обязанность. Современные же фокусники не желают пользоваться языком, которому могли бы обучиться и мы с тобой. Им приятнее насмехаться над дураками, «не способными» понять глубину их творческих замыслов. Если там вообще есть какие-то глубины и замыслы. Чаще всего за этой непонятностью скрывается самая обычная некомпетентность. Скажи, Бен, а вот меня — меня бы ты назвал художником?

— Чего? В общем-то, ты пишешь довольно ловко.

— Спасибо. Я избегаю слова «художник» по тем же причинам, что и слова «доктор». И все же я действительно художник. Большую часть моей стряпни не стоит брать в руки второй раз, — а человеку, знающему то немногое, что я пытаюсь сказать, она и вообще не нужна. Но я — честный художник. Я пишу для читателя, чтобы вызвать у него — если получится — сострадание и ужас, или уж, в крайнем случае, немного его развлечь. Я никогда не прячусь от него в непролазных дебрях заумного языка и не стремлюсь, чтобы другие писаки похвалили меня за «технику», «стиль» и прочую галиматью. Мерилом своего успеха я считаю читательское признание, выраженное в денежной форме, а на все прочие похвалы мне попросту начхать. Поддержка искусства — merde! [17] Художник, не способный заработать себе на жизнь, — импотент, художник, живущий на правительственные подачки, — шлюха грошовая. Ну, опять я сел на любимого конька — и это же ты виноват. Ты вроде бы собирался изливать свою душу — ну так изливай, но сперва налей.

— Джубал, мне плохо.

— А кому сейчас хорошо?

— У меня новая куча неприятностей, — хмуро сказал Бен и на несколько секунд замолк. — Даже и не знаю, стоит ли о них.

— Не хочешь говорить о своих — послушай тогда о моих?

— О твоих? Неприятностях? Знаешь, Джубал, я всегда считал тебя единственным, кто умеет обойти все неприятности.

— Хм-м… как-нибудь я поведаю тебе сагу о моей семейной жизни, ты мне только напомни. Да, у меня есть неприятности. Уехал Дюк — да ты, наверное, уже и сам знаешь.

— Знаю.

— Ларри хороший садовник, но вот механизмы, которыми нашпигована эта халупа, рассыпаются один за другим. Хорошего механика днем с огнем не найдешь, а уж такого, чтобы вписался в наше семейство, — и подавно. Каждый приезд ремонтников — хлопоты и неудобства, к тому же все они — прожженные хапуги и, по большей части, даже отверткой пользоваться не умеют, того и гляди отхватят себе пальцы. Но я-то тоже не умею, вот и приходится отдаваться им на милость.

— Ну, прямо сердце кровью обливается.

— Шути, шути. Техник и садовник в дому нужны, но секретарши — необходимы. И вот — пожалуйста: две из них в положении, а третья собралась замуж.

Ошарашенный Какстон от комментариев воздержался.

— Только не думай, что я сказки рассказываю, — проворчал Джубал. — Знаешь, как эти девицы обиделись, что я увел тебя наверх, не дав им времени похвастаться. Так что, когда услышишь ту же новость от них, — изобрази на физиономии подобающее удивление, ну вроде как сейчас.

— Э-э… а которая из них выходит замуж?

— Неужели сам не догадываешься? Счастливый жених — небезызвестный тебе сладкогласый змий, сын барханов и самумов, наш драгоценный, черти бы его драли, водяной братец Вонючка Махмуд. Я сказал ему, что, приезжая в нашу страну, они обязаны останавливаться здесь, так этот ублюдок расхохотался и напомнил мне, что получал уже такое приглашение, много месяцев назад. — Джубал обиженно посопел носом. — Хорошо бы, если бы и вправду приехали. Глядишь — и заставил бы ее поработать.

— Ну, это несложно. Работать она любит. Так что, а две другие, значит, беременные?

— Да ты что, слепой? У каждой пузо — до самого носу. А мне в результате приходится освежать свои акушерские познания — они, видите ли, желают рожать дома. Ну, и как же, скажите на милость, буду я работать, когда в каждой комнате будет пищать по младенцу? Кстати сказать, а с чего это ты взял, что ни одно из этих пуз не принадлежит невесте?

— Ну… я как-то так считал, что Вонючка привержен традиционным устоям… а может, просто благоразумен и осторожен.

— При чем здесь Вонючка? У него нет права голоса. Бен, я положил на изучение этого вопроса много лет, все пытался понять, какими такими путями бродят мысли в их свернутых набекрень мозгах, и выяснил одну-единственную вещь: если девица решила, что хочет, — так оно и будет, мужику остается только смириться с неизбежным и плыть по течению.

— Ну хорошо, а какая же из них не выходит замуж и вообще ничего? Мириам? Или Энн?

— Подожди, подожди, я же совсем не говорю, что невеста в положении… к тому же ты вроде бы решил, что эта самая невеста — Доркас. Так вот — ничего подобного, арабским языком занимается Мириам.

— Че-го? Ну, значит, я — папа Римский.

— Совершенно верно, Ваше Святейшество.

— Так ведь она всю дорогу на Вонючку рявкала…

— И этому человеку доверили газетную колонку! Бен, ты наблюдал когда-нибудь за группой подружек-старшеклассниц?

— Да, но… ведь Доркас только что танец живота перед ним не исполняла.

— Обычное, вполне естественное для Доркас поведение. Не забудь удивиться, когда Мириам покажет тебе кольцо, камешек в нем размером с яйцо птицы Рух — и такой же примерно редкости. А что насчет беременности — мне уже надоело разбираться, какая там из них намерена отелиться, а какая нет. Ты, главное, запомни, что девицы от этой перспективы в восторге, я специально тебя предупреждаю, чтобы ты не считал, что они чувствуют себя «подзалетевшими». Ничего подобного, все по доброй воле, и теперь эти поганки веселенькие такие и умиротворенные.

Джубал обреченно вздохнул.

— Не в этом я возрасте, чтобы преисполниться умиления от топота маленьких ножек по коридору, однако потерять по какой бы то ни было причине всех своих хорошо вышколенных секретарш — это мне тоже не улыбается, не говоря уже о том, что я попросту привязался к этим девчонкам. С того момента, как Джилл затащила нашего марсианского братца в кусты, все в этом доме пошло наперекосяк, и чем дальше — тем хуже. Не пойми меня превратно, я совсем ее не виню… да и ты, наверное, тоже.

— Конечно, но только… Джубал, ты и вправду уверен, что это Джилл?

— Как? — удивленно вскинулся Джубал. — А кто же еще?

— Много будешь знать, скоро состаришься. А если серьезно, после разговора с Джилл я совсем перестал понимать, какая из них вышла на финише вперед; похоже, там все зависело от случая.

— М-м-м… да. Пожалуй.

— Вот и Джилл так думает. Она говорит, что Майку крупно повезло, что соблазненная им — ну, скорее, соблазнившая его — девушка лучше всего подходила для первого раза. Вот и думай что хочешь. Если бы знать, как работают мозги Джилл, можно бы и угадать.

— Кой хрен, я про свои-то и то не знаю, как они работают. А что касается Джилл, я бы в жизни не подумал, что она станет проповедницей, даже по уши влюбившись в проповедника, из чего следует, что я никогда ее не понимал.

— Да она не то чтобы проповедовала — ладно, об этом потом. Джубал, а что говорит календарь?

— Календарь?

— Если и в том и в другом случае время совпадает с наездами Майка домой — скорее всего, это его работа.

— Бен, — осторожно возразил Джубал, — я же совсем не говорил, кого я там и в чем подозреваю.

— Он не говорил! Ты сказал, что они счастливенькие и умиротворенные, а кто же не знает, как этот хренов супермен воздействует на девиц.

— Спокойнее, сынок, спокойнее. Он же наш с тобой брат.

— Я это помню, — ровным, как школьник на уроке, голосом сказал Бен, — и я его люблю. И тем более понимаю этих ублаготворенных девиц.

— А ведь знаешь, Бен, — заметил Джубал, задумчиво крутя стакан в руке, — ты сам подходишь на роль подозреваемого даже больше, чем Майк.