Противостояние. Том I - Кинг Стивен (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Ллойд кивал. Кивал и плакал. На мгновение ему показалось, что голову Флагга венчает сверкающая корона, и сияние ее было таким ярким, что если бы Ллойд долго смотрел на нее, глаза бы у него обуглились. Потом она исчезла… словно ее никогда и не было, а скорее всего ее действительно не было, потому что Ллойд еще не утратил свою способность видеть в темноте.
— Ты, конечно, умом не блещешь, — сказал Флагг, — но ты — первый. И у меня такое чувство, что ты можешь быть очень преданным. Ты и я, Ллойд, мы с тобой далеко пойдем. Сейчас хорошее время для таких, как мы. Для нас все только начинается. Все, что мне нужно, это твое слово.
— С-слово?
— Обещание, что мы будем держаться друг друга — ты и я. Никаких отказов. Никакого сачкования на посту. Очень скоро появятся и другие — они уже держат путь на запад, но пока есть только мы. Я дам тебе ключ, если ты дашь мне слово.
— Я… обещаю, — произнес Ллойд, и слова его, казалось, повисли в воздухе, странно дрожа. Склонив голову набок, он прислушался к этой вибрации и смог почти разглядеть те два слова, мерцавшие так же тускло, как северное сияние, отраженное в глазу мертвеца.
Потом он забыл о них, стоило только бороздкам ключа повернуться в замочной скважине. Мгновением позже весь блок запорного устройства упал к ногам Флагга; вверх от него потянулись струйки дыма.
— Ты свободен, Ллойд. Давай выходи.
Не веря своим глазам, Ллойд так опасливо дотронулся до прутьев решетки, словно они могли обжечь его; они и в самом деле оказались теплыми. Но когда он толкнул дверь, та скользнула в сторону легко и бесшумно. Он уставился на своего спасителя, прямо в его жгущие глаза.
Что-то очутилось в его руке. Ключ.
— Теперь он твой, Ллойд.
— Мой?
Флагг схватил его пальцы, сомкнул их вокруг предмета, и… Ллойд почувствовал, как он шевельнулся в его кулаке, как он менялся. Ллойд издал хриплый вопль и резко разжал пальцы. Ключ исчез — на его месте лежал черный камень с красным пятном. Он поднес его к глазам и стал вертеть то так, то эдак. Красное пятно становилось похоже то на ключ, то на череп, то снова на кровавый полузакрытый глаз.
— Мой, — ответил сам себе Ллойд. И уже без посторонней помощи свел пальцы в кулак, изо всех сил сжав камень.
— Пойдем пообедаем? — предложил Флагг. — Вечером нас ждет длинная дорога.
— Обедать, — сказал Ллойд. — Ладно.
— Столько всего предстоит сделать, — радостно сообщил Флагг. — И нам надо очень спешить.
Они вместе пошли к лестнице, мимо мертвых людей в камерах. Когда Ллойд пошатнулся от слабости, Флагг ухватил его за руку повыше локтя и не дал упасть. Ллойд обернулся, посмотрел на эту ухмыляющуюся физиономию, и в его взгляде мелькнуло нечто большее, чем благодарность. В его глазах светилось что-то вроде любви.
Глава 40
Ник Андрос спал беспокойным сном на койке в офисе шерифа Бейкера. Он был в одних шортах, и тело его блестело от пота. Засыпая, он подумал, что к утру умрет; темный человек, постоянно преследовавший его в мучительных кошмарах, каким-то образом преодолеет последний тонкий барьер сна и унесет его.
Это было странно. Глаз, который Рей Буд погрузил во тьму, болел два дня. Потом, на третий день, ощущение гигантских шурупов, ввинчивающихся в голову, ослабло, перейдя в тупую боль. Теперь, когда он смотрел покалеченным глазом, перед ним простирался лишь туман, в котором двигались или казалось, что двигаются, какие-то тени. Но убивал его не изувеченный глаз, а пулевая царапина на ноге.
Он не продезинфицировал ногу. У него так сильно болел глаз, что он вообще забыл про царапину, тянувшуюся по правому бедру до колена; на следующий день он с некоторым удивлением осмотрел дырку от пули в штанах. А еще через день, 30 нюня, рана покраснела по краям, и все мышцы ноги начали болеть.
Он доковылял до офиса доктора Соумза, отыскал бутылочку с перекисью водорода и вылил ее всю на ранку длиной в десять дюймов. Это было все равно что запирать дверь стойла, когда лошадь уже украдена. К вечеру вся его правая нога ныла и дергалась, как гнилой зуб, а под кожей проступили предательские красные полоски заражения, разбегающиеся в разные стороны от ранки, которая только было начала затягиваться.
1 июля он снова пошел в офис доктора Соумза и стал рыться в аптечке, ища пенициллин. Найдя немного, он секунду колебался, а потом проглотил сразу две таблетки. Он прекрасно понимал, что умрет, если его организм отрицательно прореагирует на антибиотик, но подумал, что в противном случае его ждет еще более мучительная смерть. Инфекция распространялась все дальше и дальше. Пенициллин не убил его, но и не принес заметного улучшения.
Вчера днем у него поднялась высокая температура, и он подозревал, что долгое время провел в бреду. У него было полно еды, но есть он совершенно не хотел; все, что ему хотелось, так это пить чашку за чашкой дистиллированную воду из холодильника, стоявшего в кабинете Бейкера. Вчера вечером, к тому времени, как он заснул (или отключился), вода уже почти вся вышла, и Ник понятия не имел, где ему достать еще. Но при том лихорадочном состоянии, в котором он находился, его это мало заботило. Он скоро умрет, и тогда вообще ни о чем не надо будет беспокоиться. Он не жаждал смерти, но мысль о том, что на этом кончится боль, а заодно и все тревоги, была большим облегчением. Нога у него болела, дергалась и вся горела словно в огне.
Сон его в те дни и ночи, которые наступили после того, как он убил Рея Буда, вообще мало походил на сон. Видения обрушивались на него нескончаемым потоком. Казалось, все, кого он знал, решили навестить его под занавес. Руди Спаркман, указывавший на белый лист бумаги: «Ты — вот эта чистая страница». Его мать, похлопывавшая по линиям и кружочкам, которые она помогла ему нарисовать на другом белом листе бумаги, нарушив его чистоту: «Это значит — Ник Андрос, мой родной. Это ты». Джейн Бейкер, лежавшая на подушке, отвернув лицо в сторону, и приговаривавшая: «Джонни, бедный мой Джонни». В его снах доктор Соумз снова и снова просил Джона Бейкера снять рубашку, и снова и снова Рей Буд говорил: «Держите его… Щас я его размажу… сука, он ударил меня… держите его…» В отличие от тех снов, которые Ник видел раньше, сейчас ему не нужно было читать по губам. Он явно слышал все, что говорили эти люди. Сны были неправдоподобно яркими и затуманивались, когда боль в ноге выталкивала его из небытия, и он оказывался на грани пробуждения. Потом он снова глубоко нырял в сон, и появлялась новая сцена. В двух снах присутствовали люди, которых он никогда не встречал, и именно эти сны он запомнил лучше других.
Он стоял на возвышении. Земля простиралась внизу, как рельефная карта. То была пустынная земля, и звезды наверху сияли с какой-то безумной ясностью и чистотой. Рядом с ним стоял человек… нет, не человек, а тень человека. Фигура была словно отделена от ткани реальности, и то, что находилось рядом с ним, напоминало негатив — черная дыра в форме человека. И голос этой тени шепнул: «Все, что ты видишь, будет твоим, если ты упадешь на колени и станешь поклоняться мне». Ник покачал головой, желая отступить от края и боясь, что тень протянет свои черные руки и столкнет его вниз.
«Почему ты не говоришь? Почему только качаешь головой?»
Во сне Ник сделал жест, который так часто повторял в состоянии бодрствования: приложил палец к губам, а потом — ладонь к горлу, и… услышал свой собственный, довольно красивый голос: «Я не могу говорить. Я немой».
«Hem, можешь. Ты можешь, если захочешь».
Ник потянулся, чтобы дотронуться до тени; его страх мгновенно потонул в волнах изумления и пылкой радости. Но стоило его руке приблизиться к плечу фигуры, как его обдало ледяным холодом — таким, что ему почудилось, будто он обжегся. Он отдернул руку и увидел, что суставы пальцев покрылись кристаллами льда. И до него дошло. Он мог слышать. Голос темной фигуры; далекий крик ночной хищной птицы; бесконечное завывание ветра. От удивления он снова онемел. В мире существовало новое измерение, по которому он никогда не тосковал, потому что никогда не ведал о нем, а теперь оно открылось ему. Он слышал звуки. И, казалось, он знал, что они означали, и не нуждался в подсказках. Они были красивыми. Красивыми звуками. Он провел своими пальцами по рубашке вверх и вниз и восхитился мягким шелестом своих ногтей по хлопку.
