БЕЗ ПРОТИВОРЕЧИЙ - Рэнд Айн (версия книг .txt) 📗
Дэгни, думал он, Дэгни, если это цена, которую я должен заплатить, я ее заплачу… Он по-прежнему оставался предпринимателем в истинном смысле слова, то есть не знал никаких других законов, кроме как сполна платить за все свои желания.
Было уже поздно, когда он пришел домой и, стараясь не шуметь, быстро проскользнул вверх по лестнице к себе в спальню. Он ненавидел себя за то, что вынужден делать это крадучись, как вор, но это повторялось практически изо дня в день вот уже много месяцев. Он сам не знал, почему лица родных стали ему противны. Не смей ненавидеть их за свои грехи, говорил он себе, но смутно осознавал, что не в этом кроется источник его ненависти.
Он закрыл за собой дверь спальни, словно беглец, на мгновение спрятавшийся от преследователей. Раздеваясь перед сном, Реардэн ходил по комнате осторожно: он не хотел, чтобы какой-нибудь звук выдал его присутствие, не хотел, чтобы родные хотя бы подумали о нем.
Он надел пижаму и остановился, чтобы прикурить сигарету, когда дверь спальни открылась. Единственный человек, который имел право войти к нему без стука, никогда не изъявлял такого желания, поэтому, прежде чем Реардэн понял, что в дверях стоит его жена, он некоторое время смотрел на нее тупым, невидящим взглядом. На ней было одеяние в стиле ампир цвета светлого шартреза. Плиссированная юбка изящно спадала с высокой талии. С первого взгляда нельзя было определить, то ли это вечернее платье, то ли неглиже. Лилиан остановилась на пороге. Ее освещенная сзади фигура выглядела очень привлекательно.
– Я знаю, что не должна представляться незнакомому человеку, – мягко сказала Лилиан, – но мне придется это сделать: я – миссис Реардэн.
Он не понял, что прозвучало в ее словах: сарказм или мольба.
Она вошла и небрежным царственным жестом, жестом хозяйки закрыла за собой дверь.
– В чем дело, Лилиан? – тихо спросил Реардэн.
– Дорогой, нельзя так грубо и откровенно выдавать свои чувства. – Лилиан неторопливо пересекла комнату и села в кресло. – Ты же ясно дал понять, что я должна предъявить веские причины, чтобы отнять у тебя время. Может быть, мне лучше договориться о встрече через твоего секретаря?
Реардэн стоял посреди спальни с сигаретой во рту, не изъявляя никакого желания отвечать на ее вопрос. Лилиан рассмеялась:
– Причина моего визита столь необычна, что, я уверена, она никогда не пришла бы тебе в голову: одиночество, дорогой. Не мог бы ты бросить несколько минут своего драгоценного внимания бедной нищенке? Ты не возражаешь, если я останусь здесь просто так, без всякой формальной причины?
– Нет, не возражаю, – тихо сказал Реардэн. – Оставайся, если хочешь.
– У меня нет ничего важного, чтобы обсудить с тобой, – ни миллионных заказов, ни трансконтинентальных сделок, ни рельсов, ни мостов. Я не хочу говорить даже о политическом положении. Я просто хочу поболтать, как обыкновенная женщина, об абсолютно тривиальных вещах.
– Я тебе этого не запрещаю и ничего не имею против.
– Генри, чтобы остановить меня, нет способа лучше, чем этот, не так ли? – В ее голосе прозвучала трогательно-беспомощная откровенность. – Что я могу сказать после этого? Предположим, я хотела рассказать тебе о новом романе, который пишет Больф Юбенк. Он посвящен мне. Это бы тебя заинтересовало?
– Если ты хочешь знать правду – ничуть. Лилиан рассмеялась:
– А если я не хочу ее знать?
– Тогда я не знаю, что тебе сказать, – ответил Реардэн и почувствовал, как от внезапного прилива крови у него застучало в висках. Он вдруг осознал двойную низость лжи, изреченной во имя честности. Он произнес это с искренностью, но подразумевая то, чем он не имел больше права гордиться. – А зачем тебе неправда?
– Вот в этом-то и состоит жестокость честных людей. Ведь ты бы меня не понял, если бы я сказала, что истинная самозабвенная любовь состоит в готовности солгать, обмануть для того, чтобы сделать другого человека счастливым, чтобы создать для него ту реальность, которую он ищет, если ему не нравится та, в которой он живет. Ведь не понял бы?
– Нет, – медленно сказал Реардэн, – не понял бы.
– Все очень просто. Если ты говоришь прекрасной женщине, что она прекрасна, что ты ей даешь? Это не более чем факт, и он тебе ничего не стоил. Но если ты говоришь уродливой женщине, что она прекрасна, ты оказываешь ей величайшую честь, поправ и извратив само понятие красоты. Любить женщину за ее достоинства бессмысленно. Она заслужила это. Это плата, а не дар. А вот любить женщину за ее пороки – это и есть настоящий дар, потому что она не заслуживает этого. Любить ее за ее пороки значит осквернить ради нее все понятия о добродетели, и это является истинной данью любви, потому что ты приносишь в жертву свою совесть, свой разум, свою честность и свое неоценимое самоуважение.
Реардэн непонимающе посмотрел на нее. В том, что она сказала, прозвучала какая-то чудовищная порочность, исключавшая саму возможность задаваться вопросом, может ли человек говорить подобное всерьез. Его интересовало только одно: зачем она говорила все это?
– А что же тогда любовь, если не самопожертвование, дорогой? – непринужденно, тоном светской беседы продолжала Лилиан. – Что же тогда самопожертвование, если не принесение в жертву того, чем человек больше всего дорожит и что представляет для него наибольшую значимость? Но я не думаю, что ты это поймешь. Только не такой безупречный, стальной пуританин, как ты. В этом как раз и состоит безграничный эгоизм пуритан. Скорее небо упадет на землю, чем ты позволишь запятнать свое безупречное Я хоть чем-то, за что тебе было бы стыдно.
– Я никогда не считал себя безупречным, – медленно произнес Реардэн. Его голос прозвучал странно натянуто и серьезно.
Лилиан рассмеялась:
– А разве сейчас ты себя ведешь не безупречно? Ведь ты же честно ответил на мой вопрос. – Она пожала плечами: – О, дорогой, не воспринимай меня всерьез. Я просто болтаю.
Реардэн затушил сигарету о пепельницу; он ничего не ответил.
– Дорогой, на самом деле я пришла лишь потому, что все время думала, будто у меня есть муж, и захотела узнать, как он выглядит.
