А ЕСТЬ А - Рэнд Айн (читать книги полные .txt) 📗
Угрожать физическим уничтожением человеку или его восприятию реальности значит отрицать или парализовать его инструмент выживания; силой принуждать его действовать вопреки своему разумению равнозначно тому, чтобы принудить его действовать вопреки себе самому. Кто бы ни начал насилие, какой бы цели он ни пытался таким образом достичь, он – убийца, действующий не в интересах жизни, а в интересах смерти, хуже, чем смерти: он исходит из стремления к разрушению самой способности человека жить.
Не говорите, что ваш разум убедил вас в праве принуждать мой разум к послушанию. Насилие и разум несовместимы; там, где начинается насилие, кончается мораль. Объявляя человека неразумным животным и предлагая соответственно с ним обращаться, вы определяете собственную личность и более не можете претендовать на разумность суждений – как не может на это претендовать ни один защитник противоречий. Не может быть права разрушать источник прав, единственное средство судить, что верно, а что неверно, -разум.
Заставлять человека отказаться от своего разума и принять взамен вашу волю, используя вместо доказательства оружие, вместо убеждения ужас, а в качестве самого сильного аргумента смерть, значит пытаться жить вопреки реальности. Реальность требует от человека действий в соответствии с собственными разумными интересами; оружие, которое вы применяете, требует, чтобы человек действовал вопреки своим интересам. Если человек действует вопреки собственному разумному суждению, реальность угрожает ему смертью; вы угрожаете ему смертью, если он действует в соответствии с собственным суждением. По вашей милости он оказывается в мире, где ценой жизни становится отказ от всех добродетелей, которых она требует; и все, к чему придете вы и ваша система, есть смерть, постепенное уничтожение. Когда смерть становится определяющим аргумен том и главной силой в человеческом обществе, ни к чему другому прийти невозможно.
Бандит ли ставит путника перед выбором «кошелек или жизнь», или политический деятель ставит целый народ перед выбором «образование для ваших детей или жизнь», смысл этих ультиматумов один: разум или жизнь – а эти две ценности неразделимы.
Если можно измерить зло, то трудно сказать, кто презренней: жестокая и тупая скотина, присваивающая право навязывать что-либо разуму другого человека, или моральный урод, позволяющий другим навязывать себе что-либо. Это моральная аксиома, спорить о которой не приходится. Я не согласен говорить на языке разума с теми, кто хочет лишить меня разума. Я не вступаю в дискуссии с соседями, которые считают, что могут запретить мне думать. Я не иду навстречу желанию убийцы, который хочет лишить меня жизни. Когда со мной пытаются говорить с позиции силы, я отвечаю тем же.
К насилию можно прибегать лишь в ответ на насилие и лишь против того, кто первым прибег к нему. Нет, я не становлюсь на сторону того, кто творит зло, и не опускаюсь до его понимания нравственности; я лишь предоставляю ему то, что он выбрал, единственное, что он вправе уничтожить, – это он сам. Он прибегает к насилию, чтобы завладеть ценностями; я же – лишь для того, чтобы уничтожить уничтожение. Бандит, убивающий меня, стремится разбогатеть; я же не становлюсь богаче, убив бандита. Я не пытаюсь достичь ценностей посредством зла, но и от своих ценностей не откажусь перед лицом зла.
Во имя всех творцов, поддерживавших вашу жизнь и получавших от вас вместо платы согласие на свою же смерть, я обращаюсь к вам с единственным ультиматумом: наша работа или ваши штыки. Вы должны выбрать что-то одно; нельзя совместить и то и другое. Мы не прибегаем к насилию первыми, но и не покоряемся силе. Если вы когда-нибудь снова захотите жить в промышленно развитом обществе, оно будет построено на наших нравственных основах. Наши нравственные основы и наша движущая сила противоположны вашим. В качестве оружия вы использовали страх и карали смертью за отрицание вашей морали. Мы предлагаем человеку жизнь в награду за принятие нашей морали.
Вы, поклоняющиеся нулю, пустоте, вы так и не поняли, что обретение жизни и бегство от смерти – не одно и то же. Радость и отсутствие боли – не одно и то же, ум и отсутствие глупости – не одно и то же, свет и отсутствие темноты – не одно и то же, нечто не есть отсутствие ничто. Невозможно ничего создать одним лишь неучастием в разрушении; вы можете сидеть сложа руки и ждать веками, воздерживаясь от разрушения, но от этого не будет возведена ни одна стена, от разрушения которой вы могли бы воздержаться, и я, строитель, больше не стану слушать вас, если вы предложите мне: «Производи и корми нас, а мы взамен не станем разрушать созданное тобой». От имени всех ваших жертв я отвечаю: погибайте же от собственной никчемности, в собственной праздности; бытие не есть отрицание отрицания. Зло, а не ценности – вот что есть пустота и ничто, зло бессильно, оно не обладает никакой властью, кроме той, которую мы позволяем ему отнять у нас. Погибайте, потому что мы уже поняли, что нуль не может делать жизнь своей заложницей.
Вы стремитесь избежать страдания. Мы стремимся достичь счастья. Вы существуете ради того, чтобы избежать наказания. Мы живем ради того, чтобы получить вознаграждение. Нас нельзя принудить угрозами; страх не является для нас стимулом. Мы не бежим от смерти, мы стремимся жить.
Вы, утратившие понимание этой разницы, вы, утверждающие, что страх и радость имеют одинаковую побудительную силу, и втайне добавляющие, что страх практичнее, вы не хотите жить и держитесь за существование, которое прокляли, лишь из страха смерти. Вы в панике мечетесь в ловушке своей жизни, пытаясь найти выход, который сами же и закрыли, вы бежите от преследователя, которого не осмеливаетесь назвать, от страха, в котором не признаетесь сами себе; и чем больше вы боитесь, тем больше пугает вас то единственное, что может вас спасти: способность мыслить. Вы стремитесь ничего не знать, не понимать, не называть своими именами и не слышать. Я заявляю во всеуслышание: ваша мораль есть мораль смерти.
Смерть – критерий ваших ценностей, смерть – ваша цель, и сколько бы вы ни бежали, вам не уйти от преследователя, который явился уничтожить вас, и не уйти от понимания того, что этот преследователь – вы сами. Остановитесь же на минуту – бежать некуда, остановитесь такими, какие вы есть, какими вы боитесь казаться, но какими я вас вижу, и взгляните на то, что вы осмелились называть моральным кодексом.
