Право первородства - Олди Генри Лайон (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
От неожиданности старик вздрогнул — уж больно громко орал контуженный. Шамиль, нервами покрепче, выразительно втянул воздух ноздрями:
— Э, брат! Ты чем Колю своего лечишь? Коньяк, да? «Кизляр»? Смотри, не залечи. Дрянь лекарство, я тебе скажу…
Редко кому удавалось увидеть смутившегося Артура Чисоева, Железного Артура. Как будто и впрямь рогатку под парту уронил.
— Пусть пьёт. Коньяк сосуды расширяет. Весёлый будет, добрый будет…
Добрый и весёлый Коля подтвердил благим матом:
Качнув лобастой головой, Артур внезапно стал очень серьёзным:
— Шамиль! И вы, Александр Петрович! Не хотел говорить, сам всё думал решить. Потому и не звонил, не пускал. Стыдно мне теперь. Раз вы приехали, значит, судьба. Пойдёмте, всё расскажу, объясню.
Он поднял руки, словно защищаясь:
— Только уговор: не перебивать. Не вам говорю, Александр Петрович. Тебе говорю, брат. Я бы на твоём месте не удержался, перебивать бы стал. Я стал бы, а ты, Шамиль, молчи. Прошу, молчи!
Отвернулся, сгорбил плечи.
В спину ударило:
13:33
…уйду от Него…
Майское небо над головой. Лёгкий ветер, запах потревоженной земли. Бензиновый дух, еле ощутимый аромат сирени.
А Чисоев-младший украдкой пот с виска утирает.
— Не с себя начну — с пистолета. Я тебя, Шамиль, знаю.
Ты сюда ехал и о пистолете моём думал. Обо мне тоже, но о пистолете — больше. Вот он, «браунинг». Смотри! Ни в кого не стрелял, никого не убил. Нет, брат, не отдам, пусть у меня будет. Пока ствол у меня, я сам себе хозяин, вольный человек. Успокойтесь, я не сумасшедший, не бедный Коля. Сомневаетесь, Александр Петрович? А вы обождите с сомнениями, вы дослушайте.
Лавочка. Трое мужчин плечом к плечу. У двоих лица — спутать можно.
— С чего начну? С логики начну. Я, Александр Петрович, заочно учился. Спортсмен, да? В здоровом теле — здоровый дух. Здоровенный, аж страшно! Но кое-что помню. Логику нам умный дядька читал. Говорил, искать надо самое простое объяснение. Скальпель Оккама, так? Если у тебя с тарелки исчез кусок колбасы, его, скорее всего, кошка Мурка украла, а не американский спецназ. Логика! Когда я после всего, что случилось, думать смог, что мне первым в голову пришло? Узнали враги-шакалы, что с Викой беда, что не до бизнеса мне, — и накинулись, разорить решили. Логично? А чтобы я их не удавил, дочь украли, заложницей сделали. Эх, Александр Петрович! Когда вы Шамиля уму-разуму учили, такое только в кино было, да? В американском, детям до шестнадцати, вечерний сеанс…
Пустая кобура на коленях. В крепкой ладони — «браунинг».
Не за рукоять взят, за ствол.
— Скажу честно, хотел застрелиться. Потом думаю: нет! Мы, Чисоевы, крепкие орешки. Разберусь! И тут прилетел волшебник в голубом вертолёте. Дела в гору пошли, кубарём к счастью несёт. Письмо получил. Дочка, понимаешь! Одних забрали, других даём. Кто даёт, а? Сумеешь ответить, брат? А вы, учитель?
Молчите, после скажете…
Крик птицы. Чёрный силуэт в небе, острые крылья, беззвучный полёт. Влево, вправо, вверх, в зенит. Вспугнули? Или сама врага ищет?
— Сорвался, да. Нервы? У дамочек нервы, у мэра нервы. Чем я хуже? Опять же, коньяк, будь он неладен… Перемкнуло! Логика винтом завилась. Может такое быть, как со мной? Не может, а есть! Скрутило меня, вывернуло… Молчи, Шамиль! Не говори ничего! Не мог я к тебе поехать. Боялся своей бедой заразить. Понял — с ума схожу, без возврата. Взял пистолет… Эх, Александр Петрович! Сильная у вас рука, но, знаете, у меня сильнее. Не надо «браунинг» хватать. Если я дважды не застрелился… Хорошо, выну патроны. Вот, вынул уже…
С небес, с тех краёв, куда умчалась чёрная птица, трое мужчин казались мелкой точкой посреди жёлто-зелёного простора. С первого взгляда и не заметишь, а заметишь — не разглядишь, не услышишь. Тихо звучит усталый, охрипший голос с еле различимым южным акцентом:
— Вот патроны. Смотри, брат! Не стреляться я хотел — ей, Костлявой, в глаза взглянуть. Чтобы на самом краю силы найти, в разум вернуться. Повернул стволом к себе, вот так повернул. Поглядел — увидел. Не было там смерти. Он был, живой. На меня смотрел и смеялся. Ты, смеялся, весь мой. На ниточках ходишь, на ниточках пляшешь. А умрёшь — совсем мой будешь. Хочу — сварю, хочу — изжарю. Ах, как Он смеялся! Не понял, брат? И вы не поняли, учитель? Почему?! Я же всё объяснил! Нет? Тогда добавлю: не мой Он, чужой! Уйду от Него, не сегодня уйду, так завтра!
15:01
…за год уже третьего истукана…
Чисоев-старший спрятал мобильник, взглянул с вопросом. Александр Петрович развёл руками:
— Тут я не советчик. Но предпочитаю верить специалисту.
Шамиль кивнул:
— Лившиц — чудодей. Если говорит, что Виктория полёт выдержит, значит, будем отправлять. Через час самолёт, я распорядился.
Бывший классный руководитель на миг задумался:
— Но… Там же согласие мужа требуется!
— Хе! — Шамиль усмехнулся. — Ещё вчера оформил. У нас с Артуром подписи всего на одну букву различаются. Взял грех на душу. Если бы так все проблемы решить! Погорячился я насчёт психики, Сан Петрович! Кто же его знал, что у меня не брат, а сплошная психика? В кого пошёл, балбес?
Что ответишь? Объясняться Артур не стал. Задал загадку — и к валуну удрал, экскаватор будить. Тот и рад, взревел, ковшом взмахнул…
— Если что, буду его ломать, — подвёл итог Чисоев-старший. — Не хочу, чтобы другой пулю получил. Он, Сан Петрович, хитрый, не все патроны вынул. Проморгали, да? Семь патронов у «браунинга», а на ладони три штуки лежало. Оставшихся и на нас хватило бы, и на художника. Зря я вас сюда притащил…
— Не зря! Ты, Чисоев, не паникуй. Ясно?
Шамиль осёкся, поджал губы:
— Ясно…
— Не помешаю? Или у вас тут секреты?
Валентин Иванович, на помине лёгок, обозначил своё присутствие запахом скверного табака. Плюхнулся на лавочку, закусил зубами новую «Приму»:
— Оконтурил, можно резать. Жаль, заказчик торопит. У вашего брата. Шамиль Рустамович, гости намечаются? Он здесь целый луна-парк затеял…
Ответа художник не дождался, но ничуть не был смущён.
— А вообще-то, дожил. Только что сдал заказ — мебель под Четырнадцатого Луя. Чтобы, значит, не хуже, чем в Версале. Вы бы видели этого заказчика! Его бы даже на версальской конюшне пороть отказались… Или вдоль рожи бы высекли, по ошибке. Идол ещё ладно, отвлекусь…
— Простите? — Александр Петрович моргнул. — Идол?!
— Бревно видели? Как наш псих вещал? «Наполнылася зэмля його идоламы…» Между прочим. Коля угадал. Я этой мерзости не батька и не заводчик, но за год уже третьего истукана ваяю. Странная, признаться, мода у наших богатеев.
— Истукан? — очнулся Чисоев-старший. — Какой истукан? Зачем истукан?
Вместо ответа художник извлёк из бокового кармана штормовки лист бумаги, сложенный вчетверо. Развернул, отдал Шамилю. Тот взглянул, поднёс ближе к глазам:
— «Согласно законам иерархии, в любом пантеоне имеется верховный бог, часто с функциями громовержца, которому подчиняются все остальные боги. В этом смысле аварский языческий пантеон весь типичен…» Не понимаю, объясните!
