Котэрра - Хаецкая Елена Владимировна (книги онлайн бесплатно txt) 📗
Я мяукала так громко, как только могла. Но, конечно, меня никто не слышал. Однако через несколько минут в гостиную заглянула Старая Мисс. «Боже мой! — воскликнула она. — Боже мой!». И на ее возглас сбежались все, кто был в доме.
К нам опять приехал доктор. Не тот, что пытался помочь хозяйке, другой… Он долго не выходил из комнаты Анны, а когда вышел, принялся шептаться со Старой Мисс… «Ох, доктор! Вы уверены?»… а потом — с Толстой Молли… «Ах, какая беда, какая беда!».
Я ничего не узнала тогда. Я поняла лишь потом. Да и все поняли.
Потому что через три месяца живот у Анны стал сильно заметен.
«Как ты могла, юная леди…», — вздыхала Старая Мисс. «Птенчик мой милый, что же ты так», — плакала Толстая Молли. Анна Мария не отвечала им.
Недобрым темным вечером (часы рядом со мной как раз оттикали семь) в гостиной возник высокий угрюмый молодой человек. Из тех, что ошивались здесь раньше. В доме не было ни Старой Мисс, ни Толстой Молли, только Анна. И она говорила с ним. То есть она — говорила, а он — орал. Она опускала голову, а он задирал нос. Она просила, он отказывал. И наконец Анна не выдержала. Тоже воскликнула, встала, попыталась приказать. Тот вдруг схватил кочергу. Нашу массивную каминную кочергу. И одним ударом разломал стул. Анна закричала еще сильнее. Он размолотил стол. Анна хотела убежать. Но ей не так просто было это сделать. Молодой человек заставил ее остаться. «Запомни! — сказал он. — Попробуешь заикнуться, я тебя…». Он третий раз под нял кочергу и взмахнул ей над каминной полкой, где стояла я. «Не смей! Это мамина!» — закричала Анна Мария и загородила меня. Кочерга опустилась на ее плечо.
Анна Мария рухнула. Я — на нее. Молодой человек сильно испугался. Он бросил кочергу и кинулся прочь из гостиной. А я скатилась и упала на пол. Прямо перед лицом Анны. Она открыла глаза. «Лапка, — шепнула она. — Он разбил тебе лапку, кошка…».
И мы с ней остались лежать на полу.
Потом вернулась Толстая Молли… «Деточка моя! Что с тобой?!»… и Старая Мисс… «Боже мой, Боже мой! Скорее вызовите доктора!».
Две с половиной недели Анна провела в постели, а едва оправившись, написала письмо сестре.
«Она приедет, — сказала она мне. — Если сможет, конечно. Хорошо бы она смогла…». В глазах ее была лихорадка, и ни слезинки.
Прошло три месяца, Мария действительно вернулась, вместе со своим мужем-миссионером. Оба выглядели похудевшими, оба потеряли тот хрупко-бледный цвет кожи, которым долгие века гордились их предки и родственники. Но приобрели то, чем могут гордиться сами (только они, конечно, не будут гордиться): взгляд, подаренный друг другу, помощь для всех, кому нужно, и много-много любви… для Старой Мисс, для Толстой Молли, а больше всего — для Анны.
Раньше, в ожидании сестры, Анна Мария часто подходила к окну и смотрела на улицу. Сейчас она с ней почти не разговаривала, все чаще закрывалась в своей комнате и сидела там. Мария не торопила.
Был вечер субботы, когда в гостиную, где Анна грелась возле камина, вошел молодой миссионер. Я видела, как она дернулась, но все же осталась. И в тот вечер я впервые за долгое время услышала, как она произносит что-то длиннее, чем «доброе утро», «спасибо» и «извините, я плохо себя чувствую». Я слышала, что к двери приблизилась Мария Анна и на цыпочках удалилась, не мешая разговору. Потому что Анна Мария рассказывала всё. И в ее глазах снова была лихорадка, и ни единой слезинки.
«А вы могли бы полюбить меня? — спросила она у миссионера громко. Так громко, что услышала не только я, но и Старая Мисс, и Толстая Молли, и Мария Анна. — Такую смогли бы?!». Она указала на свой живот. «Смогли бы?!». Она резко дернула ворот платья, срывая крючки и обнажая плечо. Покореженное, вбитое внутрь, перетянутое бинтом, еще не зажившее. И лихорадка в ее глазах заплескалась шквалом. «Я люблю вашу сестру, — спокойно ответил молодой миссионер. — Но я бы почел за честь взять в жены такую девушку, как вы. И не разделил бы мнение ни одного мужчины, считай он иначе».
Анна Мария заплакала. Она хотела заплакать. Давно хотела, но не получалось. Она натягивала платье на плечо и плакала. И лихорадка ушла. Пришла Мария. А чуть позже Толстая Молли. А еще попозже Старая Мисс.
В доме потеплело.
Спустя две недели в нем появилась еще одна девочка. Ее назвали Роза. В честь прабабушки и маленькой сестренки, которой у Анны и Марии никогда не было. «Роза, Роза, — напевала Анна. — Я сорвала тебя, несмотря на шипы. И ты самая красивая на свете».
Потом Мария и молодой миссионер уехали обратно в Китай. А Роза взялась за то, что у нее получалось пока лучше всего, — принялась кушать, плакать и расти. И с ней в доме стало еще теплее. Несмотря на ворчание родни, несмотря на шепоток знакомых и незнакомых… А Анна Мария научилась терпеть. И не злиться. Ведь некоторые люди — глупые, они считают, что раз человек совершил ошибку, он будет совершать ее всю жизнь. Но они глупые, поэтому мы с Анной не осуждали их.
Роза любила сидеть в гостиной со мной на руках. И, как хозяйка, уходя, она прикладывала палец к губам, а затем прикасалась им к моему носу. Ей исполнилось тринадцать, когда порог нашего дома снова переступил доктор. На дворе было холодно, и лил ноябрьский дождь. Почему я это знаю? Потому что доктор приехал в открытой коляске — так уж получилось — и под зонтом. С зонта он стряхнул целый водопад (я слышала, как сокрушается об этом Толстая Молли). Это был тот же доктор, что уже приходил к Анне. Но в тот ноябрьский день у него ничего не вышло… Не из-за того, что он был плохим доктором, нет. Просто Анна Мария болела очень давно. И что поделать, если болезнь оказалась совершенно запущена.
Роза принесла меня в комнату Анны. Анна в тот момент была очень похожа на хозяйку. Она погладила мою лапу и улыбнулась. «Береги ее, Роза, — сказала Анна. — Это кошка твоей бабушки и тети». Роза поставила меня на столик рядом с кроватью и обняла маму. На следующее утро Анна Мария ушла туда, где ее ждали хозяйка, хозяин и маленькая сестренка. А я вернулась на каминную полку.
Роза долго ходила в черном. До тех пор, пока в доме вновь не раздался голос Марии Анны. И молодого миссионера, только уже не молодого, а совсем взрослого. Оба они стали еще более смуглыми и еще более близкими друг другу. И Роза не была дома одна.
Я жила на своей полке и приглядывала за всеми. Я видела, как приходят и уходят грусть и радость, как вспыхивает иногда, словно лучик солнца, улыбка Розы. Как она читает «Историю дома Стюартов» и рассматривает географические атласы. Как черное сменяется сиреневым-васильковым-малиновым… Как Мария Анна дарит все, что у нее есть, этой девочке. Потому что других девочек или мальчиков у нее нет и не будет никогда.
Я видела, как поменялся дом, оставшись при этом домом. Как попрощалась и ушла навсегда Старая Мисс, в конце концов она же была старой Старой Мисс. Как незаметно выросла Роза. И как к ней — уже к ней — однажды пришел молодой человек, светловолосый и курносый. Молодой человек был одет в военную форму, и он нравился Розе. Понравился он и нам с Марией. Но молодой человек должен был уйти, и Розе оставалось только ждать.
Через год Марии Анне и ее мужу снова пришлось уехать в страну бело-синего фарфора и многолапых драконов. Нет, они вовсе не собирались. Просто иногда бывают дела, которые лучше делать. Это случилось на исходе июня, когда в саду расцвели пурпурные розы. Почему я это знаю? Потому что Роза нарвала их целую охапку и отдала Марии Анне, когда та уже стояла на пороге. Они обнялись. И стояли долго-долго. Удалилась Толстая Молли, удалился немолодой миссионер, удалилась провожающая родня. А они все не размыкали рук, будто если отпустят — исчезнут навсегда.
Мария Анна уехала. А на следующий день я прочитала в газете, оставленной на каминной полке, что где-то далеко убили одного эрцгерцога по имени Франц Фердинанд.
Прошло полгода, и Роза позвала в гостиную Толстую Молли и всю свою родню. «Я еду работать в Красном Кресте, — сказала Роза. — На материк. И да поможет мне Бог».