Рождество без Родни - Азимов Айзек (список книг TXT) 📗
– Родни может ему сказать, – вмешался я.
– Говард, мы же дали Родни выходной, – напомнила мне Грейси.
– Я знаю, но мы не станем его просить что-то делать, пусть только объяснит Рембо, каким должен быть порядок действий, а дальше он и сам справится.
– Мадам, – строгим голосом сообщил Рембо, – в моей программе нет указаний на то, что я должен выполнять приказы другого робота, в особенности более старой модели.
– Конечно, Рембо, – ласково проворковала Гортензия, – не сомневаюсь, что бабушка и дедушка и сами это понимают.
Я заметил, что Дилэнси за все время не произнес ни слова. Интересно, он вообще что-нибудь говорит в присутствии своей дорогой женушки?
– Ладно, вот как мы поступим, – сказал я. – Я попрошу Родни объяснить мне, что нужно делать, а потом передам указания Рембо.
Рембо промолчал. Даже он подчинялся Второму закону роботехники, в соответствии с которым он обязан выполнять приказы человека.
Гортензия прищурилась, и я почувствовала она с удовольствием сказала бы мне, что человек вроде меня не достоин давать указания такому замечательному роботу, как Рембо, но рудиментарные остатки чего-то человеческого заставили ее промолчать.
Однако маленький Лерой не обладал никакими квазичеловеческими ограничениями.
– Я не хочу смотреть на уродливую задницу вашего Родни. Он ничего не умеет, а если и умеет, старикан наверняка все перепутает.
Я подумал, что хорошо было бы остаться с крошкой Лероем на парочку минут и спокойно урезонить его при помощи кирпича, но материнский инстинкт подсказывал Гортензии, что не стоит оставлять любимое детище ни с каким человеческим существом ни на какое, даже самое короткое, время.
Пришлось нам вытащить Родни из шкафа, где он наслаждался собственными мыслями (интересно, о чем думают роботы, когда остаются одни?), и вступить с ним в переговоры. Было трудно. Он произносил фразу, я повторял ее, затем Рембо что-то делал, потом Родни выдавал следующее указание, и так далее.
Времени мы потратили в два раза больше, чем если бы Родни сам занимался хозяйством, и уж можете мне поверить, я ужасно устал, потому что таким способом пришлось делать все: использовать посудомоечную машину-стерилизатор, готовить праздничный ужин, убирать со стола и мыть пол…
Грейси постоянно переживала, что мы лишаем Родни каникул, но почему-то совершенно не замечала, что и мой праздник вконец испорчен, хотя я в общем-то получал удовольствие от того, как Гортензия умудрялась произнести какую-нибудь гадость всякий раз, когда требовалось что-нибудь сказать. Кроме того, я заметил, что она ни разу не повторилась. Любой человек может быть неприятным, но ее творческие способности в данной области время от времени вызывали у меня извращенное желание встретить ее очередное заявление аплодисментами.
Но самое ужасное случилось накануне Рождества. Мы с огромным трудом сумели установить елку, и я чувствовал себя совершенно опустошенным и измученным. Мы не обзавелись автоматизированной коробкой с украшениями, которая прилагается к электронной елке, когда тебе остается только нажать на кнопку, и игрушки самостоятельно, мгновенно и идеально распределяются по ее веткам. На нашу елку (из самой обычной старой пластмассы) игрушки нужно было вешать руками, одну за другой.
Гортензия смотрела на нее с отвращением, а я сказал:
– На самом деле, Гортензия, таким способом ты можешь проявить свои творческие способности и украсить елку так, как тебе нравится.
Гортензия фыркнула – будто кошка провела когтями по грубо оштукатуренной стене – и вышла из комнаты с таким видом, словно ее вот-вот вырвет. Я поклонился ее удаляющейся спине, радуясь тому, что некоторое время не увижу невестку, а затем приступил к утомительному занятию передачи Рембо указаний Родни по поводу того, как следует развешивать игрушки.
Когда все было закончено, я решил дать отдых уставшим ногам и голове и уселся на стул в дальнем и довольно темном углу комнаты. Не успел я устроиться поудобнее, как появился крошка Лерой. Наверное, он меня не видел, а может быть, посчитал частью обстановки – каким-нибудь неинтересным и не имеющим никакого значения предметом мебели.
Он бросил на елку презрительный взгляд и сказал, обращаясь к Рембо:
– Слушай, а где подарки? Наверняка бабка с дедкой купили мне какую-нибудь гадость, но я все равно не собираюсь ждать до завтрашнего утра.
– Я не знаю, где подарки, маленький хозяин, – ответил Рембо.
– Ха! – воскликнул Лерой и повернулся к Родни. – А ты, Вонючка, знаешь, куда они спрятали подарки?
Родни, в соответствии со своей программой, вполне мог бы ему и не ответить, поскольку его звали Родни, а не Вонючка. Я уверен, что Рембо именно так и поступил бы. Однако Родни устроен совсем иначе, и потому он вежливо проговорил:
– Знаю, маленький хозяин.
– Ну и где они, старый тошнилка?
– Не думаю, что мне следует вам это говорить, маленький хозяин. Грейси и Говард будут огорчены, они хотят, чтобы вы увидели подарки завтра утром.
– Послушай, мерзкий болван, – сказал малыш Лерой, – ты с кем разговариваешь? Я тебе приказываю: неси сюда подарки.
И чтобы показать, кто тут главный, он лягнул Родни и голень, что было грубой ошибкой. Я сразу это понял и возликовал. Крошка Лерой собирался отправиться в постель (хотя я сомневаюсь, что он ложится спать, пока сам не захочет) и потому надел тапочки. Один тапок соскочил с ноги, которую он занес для удара, и наш ангелок с силой врезал голыми пальцами прямо по хромированной голени робота.
С диким ревом он повалился на пол, а в следующее мгновение в комнату влетела его мать.
– Что такое, Лерой? Что случилось?
На что ее сынок самым бессовестным образом заявил:
– Он меня ударил. Старое чудовище, он меня ударил!
Гортензия завизжала, потом увидела меня и выкрикнула:
– Вашего робота нужно уничтожить!
– Успокойся, Гортензия, – сказал я. – Робот не может ударить ребенка. Первый закон роботехники.
– Это старый робот, неисправный робот. Лерой говорит…
– Лерой врет. На свете нет робота, ни старого, ни ломаного, который мог бы ударить ребенка.
– Тогда это сделал он. Дедка меня ударил, – заорал Лерой.
– Я бы с радостью, – тихонько проговорил я, – только робот не позволил бы мне. Спроси у Рембо, стоял бы он на месте, если бы я или мой Родни решили обидеть твоего мальчугана. Рембо!
Мой голос прозвучи очень строго, и Рембо ответил:
– Я никому не позволил бы причинить вред маленькому хозяину, мадам, но я не знаю, что он хотел сделать. Он стукнул Родни голой ногой.
Гортензия вскрикнула и в ярости вытаращила глаза.
– Значит, у него имелись серьезные причины. Я добьюсь того, чтобы ваш робот был уничтожен.
– Валяй, Гортензия. Но вряд ли ты захочешь испортить своего робота и перепрограммировать его таким образом, чтобы он лгал, рассказывая, что произошло перед тем, как твой сынок ударил Родни. Кстати, я тоже с удовольствием выступлю в качестве свидетеля.
Гортензия покинула наш дом на следующее утро, увозя с собой сильно побледневшего Лероя (оказалось, что он сломал палец на ноге, и поделом ему!) и по-прежнему безмолвствующего Дилэнси.
Грейси ломала руки и умоляла их остаться, но я совершенно спокойно наблюдал за их отъездом. Нет, неправда. Меня переполняли самые разные эмоции – все приятные.
Позже я сказал Родни, когда Грейси не было поблизости:
– Извини, Родни. Рождество получилось просто ужасное, и все потому, что мы попытались обойтись без тебя. Обещаю, больше этого не повториться.
– Спасибо, сэр, – ответил Родни. – Должен признаться, что за последние два дня я несколько раз жалел о том, что должен подчиняться Законам роботехники.
Я усмехнулся и кивнул, а ночью проснулся от неприятных мыслей, которые продолжают посещать меня и по сей день.
Конечно, Родни пришлось немало пережить, но он просто _не мог_ жалеть о существовании Законов роботехники. Ни при каких обстоятельствах.